Мужчина ее мечты

Я внезапно замолчала. Павел с тревогой вглядывался в мое лицо: представляю, как оно менялось в эти короткие мгновения. Но я вспомнила наконец, где видела этого самого Петра Семеновича. Вспомнила так ясно, словно это случилось вчера.

Там, во дворе, где пылал оранжевый шар и куда со всех сторон бежали люди.

Я стояла в дверях учебного корпуса и меня толкали, потому что я мешала пройти. Меня пихали все кому не лень. И он тоже толкнул меня, потому что я стояла у него на пути. Этот самый серенький человечек; его крысообразное личико я отчетливо видела сейчас мысленным взором. Он торопливо шагал, нелепо взмахивая правой рукой, и я не давала ему пройти – но он был единственным, кто толкнул меня в грудь. Он тем и отличался от остальных, что все бежали в сторону места трагедии, а он шел от него.

Я молча поднялась из-за стола и зашла в ванную. И от всего сердца вмазала этой сволочи. Его голова с треском ударилась о стену. Павел выскочил следом за мной:

– Что вы делаете, Ника?!

– Узнала-таки, – прошипел крысообразный, сплевывая кровь на мой свежевымытый пол.

– Нет, вы ошибаетесь, – ответила я, разворачиваясь на каблуках. – Я никогда вас не видела до того дня, когда меня затопил сосед сверху.

Ошарашенный Павел вернулся следом за мной на кухню.

– Вы мне ничего не хотите объяснить?

– Объяснять нечего. Слабая женщина, нервы сдали, вот и веду себя черт знает как. Вы уж простите и отнеситесь снисходительно к моим фортелям.

Он вздохнул:

– Значит, не расскажете. А я почему-то уверен, что это длинная и очень увлекательная история.

– Поверьте на слово – не увлекательная, скорее трагичная.

– Верю, – невесело усмехнулся он. – Вот-вот ребята приедут. Если есть какие-то просьбы или предложения, я весь внимание. Потому что минут через пятнадцать тут начнется полный бардак.

– Просьбы есть, а вот возможно ли их выполнить?

– Я постараюсь.

– Тогда сделайте милость, начните заниматься этим гражданином дней этак через пять-шесть. Выполнимо?

– Вполне. Но что вам это дает? – Он посмотрел на меня удивительно знакомым взглядом, и, к ужасу и стыду своему, я узнала взгляд Казика при прощании. Тогда огромный пес окинул меня напоследок именно таким, печальным, горьким, понимающим. «Ты уезжаешь навсегда, – казалось, говорил он. – И больше не приедешь никогда. И все ты врешь, что вернешься. Я точно знаю, что не увижу тебя». И от этого взгляда слабели ноги и начинала предательски дрожать нижняя губа.

– Надолго? – тихо-тихо спросил Павел.

И когда мы научились общаться без слов? Вроде почти незнакомы.

Я неопределенно пожала плечами.

– Значит, насовсем, – вынес он приговор.

– Я напишу или позвоню.

– Все ты врешь, – ласково сказал капитан Сторожук. – Но это совершенно неважно.

Я открыла рот, чтобы что-то объяснить, пообещать или хотя бы попросить прощения, но тут дверной звонок исполнил какую-то лихую композицию, и через несколько мгновений мой дом заполнился уже знакомыми ребятами из опергруппы, которые тут же приступили к осмотру места событий. Павла тянули в несколько сторон сразу, и больше нам не удалось поговорить с глазу на глаз.

* * *

Машина киллера вот уже около восемнадцати часов стояла, не трогаясь с места. С одной стороны, глупо было бы ехать на таком приметном драндулете убивать девчонку, но с другой – не станет же этот трижды хваленый Даос работать, не подготовившись предварительно, не понаблюдав за ней, не разузнав, что там и как? Убить на следующий день после получения заказа – это в стиле какого-нибудь подзаборного алкаша, которому обещали подкинуть на опохмелку. Вот он и торопится так, что ног под собой не чует. А последствия, следствие и даже приговор суда его в этот момент не волнуют. Не до того ему, сердечному. Но серьезный человек, славящийся своей аккуратностью, скрупулезностью и изобретательностью, так глупо себя вести не может. Из этого следует, что машина стоит на месте, а он где-то шляется, совершенно безнадзорный. Что же это выходит такое? Никакого контроля, так прикажете понимать?

Н. Н. бушевал так, что Константин даже боялся на пороге кабинета появиться. А не явиться пред светлые очи босса тоже нельзя: и так злэ, и так недобрэ, как говорят в Украине.

Посланные на разведку архаровцы принесли взрывоопасную новость: никакой машины там в помине нет. «Маячок» аккуратно прикреплен внутри водосточной трубы в каком-то глухом переулке, а где обретается «хаммер» и его хозяин, они вот уже восемнадцать часов не знают. В принципе ничего катастрофического не произошло. Просто парень оказался еще более крут, чем подозревали. А человек такого склада, да и еще такой опасной профессии, контроля не любит и слежки за собой не потерпит. И все же – один-единственный раз генерал Кольцов упустил нить событий из рук, а теперь не может расхлебать эту кашу. Он устроил своим жуткий разнос, но даже душу не отвел как следует. Разве что страху на своих остолопов нагнал. Только толку от этого страха – они все равно не станут шустрее поворачиваться, потому что когда Бог раздавал всем желающим мозги, эти, видимо, отошли пописать. Гориллы, костоломы, придурки!

Кольцов разорялся до тех пор, пока не почувствовал, что окончательно выдохся. В ушах звенело, перед глазами скакали не то чтобы кровавые мальчики, но какая-то разноцветная хренотень в крапинку, что предвещало головную боль ближе к вечеру и очередное китайское предупреждение от озабоченного врача. Здоровье еще во времена работы в «конторе» серьезно подорвано, а последующие волнения его не прибавили. Не всем же быть Железными Дровосеками. Николай Николаевич тяжело плюхнулся на низенький диванчик, вытянул ноги, прикрыл глаза, яростно массируя затылок. Однажды так может хватить удар. И все, жизнь закончена. Даже если выкарабкаешься, станешь ходить под дамокловым мечом: этого не пей, этого не ешь, того не делай, сего и думать не моги. Мерзость, а не жизнь. Вот Жорж, к примеру, пил, как сволочь, и хоть бы что. Ни в одном глазу, стройный, подтянутый, сухощавый. Будто в деревянную ногу сливал проклятую водку. И ел все подряд, где бы они ни были. Даже какую-то саранчу печеную грыз – не поморщился. И ничего, ни спазмов, ни тошноты, ни колик. Чугунные болванки мог переварить. Бабу вот завел себе молоденькую…

Кольцов думал о Жорже всегда, хотя не всегда это замечал. Он не расставался с ним ни на минуту. Незримая тень бывшего шефа постоянно присутствовала за спиной у Н. Н. С ним он соревновался, на него равнялся, его все время пытался переспорить. Да куда там – кишка тонка. Жорж небось от инсульта не сдохнет. У него все тип-топ. В коридоре послышалась возня. Вот идиоты, знают же, что хозяину плохо, трясутся от страха после нагоняя, а все равно не могут нормально, по-человечески что-то сделать. Как слоны в посудной лавке, право слово. И куда все нормальные люди подевались? На службу некого взять. Или отребье такое, что на голову не налазит, или страдает острой умственной недостаточностью. Вот и выбирай из скудного ассортимента.

Двери распахнулись, и в красном мареве, плававшем перед глазами разъяренного и больного генерала, возник высоченный широкоплечий силуэт.

– А? Что?! – вскинулся Н. Н. – Кто посмел?

– Прошу прощения, – нагловато извинился агрессор.

В ушах у Кольцова звенели все колокола на свете, поэтому голос, хоть тот и показался смутно знакомым, определить было невозможно.

– У меня неотложное дело.

– Вон отсюда, наглец. Костя! Ты что там ушами хлопаешь? Кто сюда этого впустил?

– Костя в краткосрочном отгуле, – пояснил вошедший.

– Каком еще отгуле?

– Отдыхает. Ему спешно понадобился отдых после столкновения с горькой действительностью.

– Горькая действительность – это ты, что ли?

– Для него – да.

– А остальные? – В голосе Н. Н. против воли прозвучал интерес.

– Отдыхают. Нервы, усталость, недомогание. Ребята хорошие, их ругать не следует.

– Ты меня убивать пришел или как?

– Я – нет, – спокойно ответил незваный гость. – Я – или как…

Кольцов болезненно сощурился и после долгого вглядывания в плавающий туман обнаружил еще два или три нечетких контура.

– Я тебя узнал, – просипел он. – Ты – Даос.

– Верно, Николай Николаевич. Не могу утверждать, что приятно познакомиться.

– И чего ты хочешь от меня, Даос? Гонорара?