Прогулка за Рубикон. Часть 3

Гостиница, в которой я остановился, находилась на берегу моря. Поднявшийся ночью ветер громко хлопал какой-то дверью, но, как потом оказалось, это были рыбацкие лодки, бьющиеся друг о друга вдоль старых причалов. Наверное, из-за этого равномерного стука мне приснилось путешествие на йеменском доу – парусном судне древности. Я следил за погрузкой в трюм керамических сосудов с кокосовым маслом, тюков с вяленой рыбой, йеменского холодного оружия в ножнах ювелирной работы. Потом я вместе с отважными купцами набирал в ювелирных рядах красные и черные кораллы, поделочные и драгоценные камни, готовые ювелирные изделия и помогал им укладывать все это в кожаные сумки стоящего тут же каравана верблюдов.

Утром, глядя из окна гостиницы, я понял, что Ходейда большая деревня. Перед гостиницей на истоптанном газоне сидели люди. Несколько человек обливались водой из шланга. Другие кормили ястребов, бросая в воздух куски хлеба.

Выйдя из гостиницы, я пошел к морю. По обеим сторонам дороги, ведущей к пристани, теснилось с десяток глинобитных домов. У причала покачивались рыбацкие лодки. На грубых деревянных шестах, вбитых в травянистый берег, сушились сети и корзины для лобстеров.

Зафрахтованный фирмой Бориса корабль стоял в трехстах метрах от берега под либерийским флагом, одиноко и подозрительно.

Я зашел в небольшой ресторанчик на берегу в надежде посидеть под кондиционером. Хозяин заговорщицки мне подмигнул и попросил немного подождать. Я видел, как он подозвал проходящих мимо рыбаков и быстро проинспектировал их улов. Мне предложили на выбор креветки, рыбу и кальмаров. Я заказал креветок, приготовленных на углях.

Хозяин закаленными смуглыми пальцами переложил угли в жаровне, и через пять минут креветки были готовы. Я полил их лимонным соком и стал медленно жевать.

Если жизнь – это мысли, приходящие в течение дня, то сегодня у меня не жизнь, а что-то другое. Никаких мыслей, только ощущения. Покой в животе и ватные диски между позвонками. А за окном море, уходящее в небо.

Поев, я откинулся на спинку кресла. Мне не хотелось уходить. Вынув и сумки Коран, я раскрыл его на том же месте, что и вчера: «Побойтесь же Аллаха и повинуйтесь мне! Того побойтесь, кто вас щедро одарил всем тем, что знаете вы (в доме) у себя, (и что на пользу вам Он сотворил и соразмерил), вам благо дал в скоте и сыновьях, в садах (с обилием плодов и пашен), в источниках (благословенных) вод, – боюсь я: в День Великого Суда суровой будет ваша кара[9 - Коран. Сура «Поэты». С. 132–135.]».

Интересно, кого это все время стращают за хорошую жизнь? Я нетерпеливо пролистал Коран чуть вперед:

«И люди ‘Ада возгордились на земле, встав против истины и благонравья, и так сказали: “Кому сравниться с нами мощью?”»

«Ужель не видели они, что Тот, кто создал их, своею мощью превосходит их?..[10 - Коран. Сура «Разъяснены». С. 15.]»

«И люди Ада тоже ложью истину сочли – каким же (страшным) было наказание Мое! И каково Мое предупрежденье! Мы в этот долгий день злосчастья обрушили на них свирепый ветер, что вырывал людей из их домов, подобно пальмам с корнем из земли»[11 - Коран. Сура «Месяц». С. 18–20.].

Так вот оно что, Аллах наказывает людей ада! Интересно, кто они, живущие в аду? Получается, что когда-то в аду было даже очень неплохо жить. Но пришел Аллах и все испортил.

В ресторан зашла женщина, закутанная до пят и в перчатках. Может быть, это та самая, которая наблюдала за мной в Манахе? Она села за крайний столик, ближе к выходу, заказала воду и принялась пить, приподнимая паранджу. Значит, за мной все-таки следят. Ну и пусть.

Ровно в одиннадцать часов я вошел в гостиницу и быстро оглядел фойе. Татьяны еще не было.

Ситуация, в которую попала фирма, разрешается везде одинаково. Надо найти тех, кто контролирует порт и таможенные склады. Они, скорее всего, уже в курсе дела и только ждут, чтобы с ними договорились. Договариваться должны три стороны: владелец груза, адресат и те, кто контролирует порт. Владелец груза я. Адресат – тоже я. Поэтому надо найти портовых авторитетов. Есть ли у меня другой выход? Другого выхода у меня не было.

Татьяна появилась через несколько минут. Веснушчатое лицо с немного курносым носом, рыжие волосы и волнообразное движение форм. В прошлом работница часового завода, в настоящем – жена бедуина. За год выучила арабский язык.

Она рассказала мне, что корабль при подходе к Адену был остановлен испанскими ВМС. Они осмотрели груз, но ничего предосудительного не нашли. Так следует из радиограммы.

– Они искали оружие?

– Не знаю. Но корабль изменил маршрут и отправился в Ходейду. Здесь он и сейчас. А команда во главе с капитаном сбежала.

– В Ходейде есть кто-нибудь из местных авторитетов, который работал на фирму?

– В Ходейде мы никогда раньше не разгружались. В Адене нашей крышей был заместитель шефа службы безопасности – он раньше тоже торговал советскими машинами, поэтому никаких проблем у нас не было. Его зовут Мохсен Али Факр. Когда-то он учился в Москве, знает русский язык. Но теперь между Севером и Югом началась война, и он ничем помочь не сможет. По слухам, здесь в Ходейде всем заправляет некто Насер аль-Айни.

– Как с ним связаться?

– Это может знать Юсуф.

– Кто такой Юсуф?

– Наш шофер из Ходейды.

Юсуф оказался молодым пронырливым арабом. Где можно найти Насера аль-Айни он не знал, но задумался и куда-то позвонил.

– Насер аль-Айни жует кат в кофейне Хаджи Али. Это здесь, за углом. Но для ката еще рано.

Еще я узнал от Юсуфа, что Насер аль-Айни терпеть не может сборищ и долгих разговоров. Он не ходит в мечеть даже по праздникам. Ему нравится быть одному, чтобы никого рядом, его бесит, когда кто-нибудь пытается нарушить течение жизни, для которой он себя предназначил. Он спит до полудня, а послеобеденные часы проводит в кофейне Хаджи Али. Когда наступит время жевания ката, с ним можно будет спокойно обсудить все вопросы. Он – Юсуф – уже обо всем договорился. Нас ждут. До встречи еще час времени.

Легкость, с которой я вышел на «серьезных людей», меня удивила. Но это Восток.

Я решил немного прогуляться, Татьяна и Юсуф вызвались меня сопроводить.

Ходейда вытянулась на узкой полосе берега. Сзади к ней вплотную подступала пустыня. Город четко делился на две части. В одной стояли каменные и кирпичные дома, там же находился базар, моя гостиница, полуразрушенный порт и магазины. Вторая часть города состояла из несметного количества легких хижин, крытых пальмовыми листьями. Некоторые тупики были просто помойками с открытыми сточными канавами.

Мы зашли на базар и прошлись вдоль лавок, где торговали вениками ката. Возле них толкались мужики, проявляя беспокойство, как алкоголики.

Юсуф знакомил меня с артефактами местной жизни, а Татьяна переводила:

– Жевание ката – это время деловых бесед и обсуждения новостей. Но можно жевать когда угодно и где угодно. Обычно начинают после обеда. Но это не строгое правило. Некоторые жуют с утра, другие, наоборот, предпочитают жевать вечером или даже ночью. Но большинство – днем. Жуют всей страной. Это наш алкоголь. Жуют больше в помещениях – для большего эффекта необходимо полное безветрие. Особые фанатики надкусывают щеку – опять же для лучшего усваивания. Пожевав, мы становимся словоохотливыми. Никаких галлюцинаций. Привыкания тоже нет. «Поговорим под кат» – есть такое выражение, оно означает «беседу дня». Помещение, где жуют кат, называется мабраза. Женщины жуют кат отдельно от мужчин. У мужчин – своя компания, у женщин – своя. Жуют обычно с кальяном и музыкой. Во время жевания ката забываются все тяготы повседневной жизни, мир становится светлым. Но блаженное состояние наступает только через три часа. Представляются сладостные любовные картины. Это состояние лучше пережить у себя дома. Без ката мы похожи на сонных мух. Но перед катом надо съесть сальту, тушеные овощи с мясом под пеной из фенугрека.

– Я думал, что сальта – это тушеная фасоль в глиняном горшке.

– Сальту готовят по-разному, но всегда вкусно. Раз вы попали в Йемен, нельзя упустить возможность пожевать кат. Но до этого надо поесть.

– Сальту я не хочу. Что еще надо делать?

– Ничего, просто присоединиться к одной из мужских компаний.

– Жаль. Я не люблю чисто мужских компаний.

– Какая разница? Никаких оргий после ката не устраивают. Да, кстати, каждый должен прийти со своим пучком.

Я вынул из кармана деньги.

– Купи самый дорогой

Пучок ката был завернут в банановые листья. Я посмотрел в сверток как в подзорную трубу. Листья ката были похожи на лавровые листья, покрытые нежным красным пушком.

– Это не болезнь?

– Нет, молодые листья – наиболее ценный сорт, он содержит больше наркотика. Кашицу из листьев не выплевывают и не глотают, а держат за щекой и запивают кишром.

– Боже, что это такое?

– Чай из шелухи кофейных зерен.

После базара мы прошлись вдоль набережной, облазили несколько заброшенных кварталов под удивленными взглядами стариков, сидевших вдоль облупившихся стен, и босоногих женщин, наблюдавших за нами из темных провалов дверей. Шли ослики с поклажей, погоняемые хлыстом.

Кофейня Хаджи Али находилась на первых двух этажах многоэтажного дома, напоминающего сторожевую башню.