На грани

– А вы сверяли свой текст с напечатанным? – спросил Игорь Николаевич.

– Он мне мой текст не вернул, Сказал: не сохраняем!

– У меня черновик остался, а кому доказывать. Запил я.

– Плагиат – тоже проблема. Беззаконие полное! – сказал Игорь Николаевич.

– Готов был убить! – повторил Паша.

– Давно гуляешь? – спросил Хром.

– Больше полугода. Тут такое дело – с тещей связано. Парикмахерша! Меня иначе, как Бандера, не называла. Дед мой из Тернополя. Без задних мыслей рассказал, а она мне навесила. Чуть что – Бандера! Я что, фашист? Националист? Дед мой до Берлина дошел! Пухом ему земля. И до того она меня довела, что к жене я потерял всякий интерес.

Павел замолчал.

– Пацана Сашку, жалко, но вырастет, поймет! Все на её совести – скотине безрогой! А было так. Вернулся я с работы, веселый, в настроении, а она с порога – Бандера! Снова набрался! Как тебя земля носит!?

Я ее резко отодвинул, отлетела она в сторону, а я ушел, в чем был, и не вернусь! Пусть помнят Бандеру!

– Я понимаю. Я так понимаю Павла, – порываясь, чтобы обнять его, выкрикивал Ефим, – когда плюют тебе в самую душу, тут такая ярость подымается, что убить хочется. Когда нечем донять, так сказать, бьют по самому больному! По себе знаю. Я в молодости одного жлоба чуть не убил. Из Москвы приехал мой одноклассник Эдик Барк – известный художник. Тогда стиляги появились, и Эдик в моде, так сказать, пиджак с накладными плечами, брюки дудочкой. А на лацкане пиджака знак члена Московских художников: палитра в красках и кисть наискосок.