Теперь мы квиты

В сумке трезвонит телефон. Либо Оскар, либо Аська. Подруга ждет меня в гостях. Вчера я просилась к ней переночевать. После истерики Юли, мне придется заново покупать гардероб. Она сожгла практически всю мою одежду, бросалась на меня, выгоняя из дома. Три месяца назад они с Ромой все—таки перебрались в дом Глеба. И с этого дня жизнь стала совсем невыносимой. Я попросилась пожить к Аське, но Оскар забрал меня из ее дома. Он поселил меня в своем коттедже, и вчера сделал предложение, о котором я даже думать не хочу.

И то, что именно сегодня Варламов очутился на свободе – больше, чем знак. Он – тот, под чьим крылом я хочу спрятаться. Если, конечно, он захочет дать мне свое тепло.

– Эй, Цыпленок, – слышу совсем рядом его голос. Каждый нерв сковывает ледяными путами. Сердце бьется так сильно, что в какой—то момент мне кажется, будто оно выпрыгнет из груди.

– А где мой крестник? – голос тихий, ласковый. Петлей на шею эта нежность мне. Сердце пропускает удар, а перед глазами темнеет все. И я понимаю, что не могу ждать ни секунды.

Пытаюсь сказать что—то, одновременно поворачиваясь к нему. Но с губ только еле слышное шипение рвется. В горле пересыхает, я стою и глазами его поедаю. Вблизи он еще красивей. Уставший немного, но это ничуть не портит его.

Лука что—то говорит Нинель, а на меня даже не смотрит. Но я не позволю себе уйти ни с чем. Не зря ведь с Марикой боролась!

– Лука… – тихо, еле слышно. Свой голос не узнаю.

– Нам нужно поговорить..

И замираю. Не дышу вовсе, когда он поднимает ко мне глаза. Шок, неверие… а потом холод… И это так больно…

Молчит. Вижу, как ходят желваки на его скулах, как раздуваются ноздри. Злится.

– Лука, прости, Марика велела ей уйти, но девочка отказывается…

– Ты еще здесь?! – раздается разъяренный крик Марики. – Может уже отвалишь от нашей семьи, долбанная Вершинина!

– Марика, – рычит на нее Лука, и, выставив руку вперед, не дает своей сестре налететь на меня коршуном.

Она замирает, со злостью смотрит на него.

– Идите, отдыхайте. Я сейчас подойду

Он поднимает на меня взгляд, от которого внутри леденеет все.

– Пошли..

Он открывает дверь и проходит в клуб. И как только я переступаю порог здания, вся храбрость и стойкость улетучивается. Все, что я пыталась из себя построить – ничто, пустое, пепел.

На спину его широкую, сильную смотрю, на крепкую шею и умираю от боли. Задыхаюсь от тоски по нему. И знаю ведь уже сейчас, что осталась все такой же, недостойной его. Он всегда был на уровень выше, всегда недосягаемым казался. Убегала, стараясь думать о том, какой он бабник и гад, а по сути, в этих мыслях зарывала главные свои страхи. Боялась, что нравиться ему перестану, что неинтересной вдруг покажусь, а он уйдет, исчезнет навсегда.

Сейчас еще больше боюсь. Вдыхаю родной уже запах помещений, чувствуя себя здесь чужой, враждебной, отверженной.

– Лука, привет! – вдруг со стороны зала на него кошкой выпрыгивает Катя. На девушке короткий топ и шорты. Она подходит к Луке и, приобняв его, целует в скулу. Я замечаю в ее руке огромный бутерброд и думаю о том, что ей не мешало бы килограмм пять сбросить. К горлу тошнота подкатывает, и я не пойму отчего – от запаха еды, или от того, как крепко она прижимается к нему.

Помню, в прошлый раз Варламов поставил девушку на место. В прошлом… Забудь, Ия, все поменялось

Обнимаю себя зябко, пока они общаются. Мне ужасно неуютно. Паника накатывает. Заталкиваю упрямые слезы внутрь, стараюсь дышать ровно и неглубоко, чтобы не накрыло прямо тут. Чтобы болью не захлебнуться.

– Кать, ты иди к ребятам, я чуть позже подойду.

И тут я чувствую ее взгляд, меня начинает трясти от него. Презрение, злость в нем. Не смотрю в их сторону, просто упираюсь взглядом в пол, ощущая себя никчемным существом.

– Удивительно, и как ее Марика впустила? – проговаривает неслышно, но каждое едкое слово долетает до моих ушей.

– Катя, иди, – произносит с нажимом.

Слышу, как отпирается дверь его кабинета, а потом тихое, хриплое, от которого сердце к горлу подскакивает.

– Заходи…

И пытаюсь сделать шаг. Честно, пытаюсь! Но вдруг все меркнет перед глазами, и вместо того, чтобы гордо поднять голову и войти, я понимаю, что начинаю «уплывать». Ноги неподвижны, язык не слушается, и я даже не могу сказать Луке, что мне плохо. Просто чувствую в один момент, как его руки ловят меня. Тепло его чувствую, и инстинктивно жмусь лицом к горячей твердой груди. И это то самое затишье, тот самый спасительный кокон, из которого не хочется выбираться.

– Ия! Ия! – его голос с нажимом. Распахнув глаза, потихоньку приобретаю возможность видеть. Я у него на руках, а взгляд такой взволнованный, и столько тревоги в нем. Лука хмурится.

– Ты как?

– Нормально. Прости, устала сильно.

Он кивает, заносит меня кабинет и укладывает на диване.

– Тебе нужно что—то? Может, позвонить кому, чтобы забрали?

Он намекает о Роме? И, несмотря на заботу, такая холодность в словах. От этого болью стягивает желудок. Поджимаю губы, отрицательно качая головой.

– Нет, прости. Все нормально. Если можно, воды..

Варламов поднимается и выходит из кабинета. А я пользуюсь секундной передышкой, стараясь прийти в себя.

Идиотка. Не могла продержаться немного! Просто несколько минут..

– Держи, – он появляется так быстро.

Я принимаю из его рук бутылку. Она слишком плотно закрыта, так, что мне никак не справиться с ней.

– Да что с тобой? Ты заболела? – со злостью забирает из моих рук и, отвинтив крышку, протягивает обратно.

– Выглядишь, как узник концлагеря.

Я делаю глоток и отдаю воду обратно. Значит, вот так я выгляжу в его глазах? Три месяца чистого ада, но все еще с лишними кило. А ему все равно не так? Снова есть во мне что—то, что не может позволить посмотреть на меня как на достойную?

Я не хочу никакого разговора. Я вижу, что он другим стал. Холодным, отчужденным. Больше нет моего Луки. Стоит открыть глаза, и посмотреть на правду.

Я одна. На краю обрыва, и некому мне руки подать…

– Не хочу отнимать твое и свое время – прочистив горло, поднимаю на него глаза.

Он стоит у стола, облокотившись о него. Руки в карманах, взгляд расслабленный, где—то даже равнодушный.

Лука кивает.

– Говори.