Дневники: 1915–1919

Умоляя сделать все возможное и сообщить результат, я, пожав им руки, наконец ушла. Они посоветовали мне посмотреть дом на Макленбург-сквер[52 - Площадь в лондонском районе Блумсбери.], что я и сделала. Это огромное помещение с большим залом и широкой лестницей, и мы могли бы поселиться в квартире наверху; единственный минус в том, что Грэйс-Инн-роуд проходит сзади дома. Когда я вышла оттуда, лил дождь. Однако я-таки добралась до «Omega» и купила все необходимое у глупой молодой женщины в постимпрессионистской тунике. Я пошла в Хампстед, встретила там одну пожилую даму, отправилась на станцию, дабы избежать чая с Эмфи[53 - Сестра Джанет Кейс.], а затем меня пустили к Джанет. Она в постели, и ей придется лежать еще несколько недель. Нервы у нее совсем никудышные. Она не может ни читать, ни что-либо делать, – догадываюсь, насколько несчастной она, должно быть, чувствует себя, особенно учитывая возраст и Эмфи, утомляющую своей однообразностью и каким-то нескончаемым энтузиазмом. И потом – старость утомительна. Но все же Джанет очень смелая и настолько неэгоистичная от природы, что на самом деле интересуется другими людьми. Мы говорили о Леонарде, и о жизни в Лондоне, и о поэзии Харди[54 - Томас Харди (1840–1928) – крупнейший английский писатель и поэт поздней викторианской эпохи.], которую она не может перечитывать, – слишком меланхоличная и отталкивающая, – говорили и о вещах не столь интересных. Я спорила. Было поздно, и она предложила поужинать вместе, а потом уже пойти с Л. на мирные дебаты в Женскую гильдию. Я бы не вынесла ужин и посему ретировалась в публичную библиотеку. По дороге я попала под один из самых сильных ливней, которые когда-либо видела. Это больше походило на душ, чем дождь. Мои туфли так скрипели в библиотеке, что мне стало стыдно. Затем я поужинала в очень хорошей закусочной для извозчиков – вульгарное, но чистое и спокойное место. В 8 вечера я встретилась с Л. на Черч-Роу 28. Комнаты там старые, обшитые белыми панелями, и одна из них была полна женщин-рабочих. Приятно (после прочтения ужасающих писем о родах[55 - Сборник писем под названием «Письма женщин-рабочих» был выпущен в 1915 году для Кооперативной женской гильдии в рамках ее кампании за национальную программу материнства и ухода за младенцами.]) видеть хохочущих как школьниц женщин. Выступал мистер Гобсон[56 - Джон Аткинсон Гобсон (1858–1940) – британский экономист, гуманист и публицист, известный сторонник Союза демократического контроля, а также избирательных прав женщин и Лиги Наций.], и это было здорово. Женщины, как обычно, производили впечатление своей чувствительностью и, кажется, наличием определенного чувства ответственности. Пришло еще одно письмо от миссис Уотерлоу.

8 января, пятница.

Сидни Уотерлоу пришел к нам сегодня на обед, «дабы убедиться», как он выразился, «что мы не поссорились из-за всей этой ерунды». В течение первых полутора часов мы ничего другого не обсуждали. Мое первое письмо, сказал он, вызвало у него бессонницу, хотя миссис Уотерлоу, несмотря на беременность, спала крепко. Насколько мы поняли, миссис У. в последнее время ведет себя и пишет очень импульсивно; хорошенько все обдумав, Сидни пришел в ужас от того, насколько неэтичным было их поведение. Он долго размышлял, посвятив целое утро своему ответу, и в итоге последовал совету нескольких друзей, которые, как оказалось, согласны с ним в том, что дымоходы обычно чистят за счет домовладельцев. «Но даже тогда мы обязаны были спросить вашего разрешения, я полностью уступаю в этом вопросе и только в нем», – и т.д. и т.п., все его слова, как обычно, звучали солидно и просто. Его толстое розовое тело всегда кажется мне бескостным и безволосым, как у гигантского ребенка, и разум тоже детский. Но все же есть в нем некоторое очарование. Они с Л. отправились на прогулку. Я пошла к канцлерам[57 - Агенты по недвижимости Ричмонда, действовавшие от имени владельца Хогарт-хауса, который Вулфы надеялись арендовать.] узнать, есть ли новости о Хогарте. Сначала мужчина ответил: «Нет». Но как только я сказала ему, что мы можем снять другой дом в Лондоне, он тут же признался, что дважды виделся с миссис Уонтнер, нынешней квартиранткой, и что ей не нравится дом. Это уловка? А если нет, то есть ли какая-то веская причина, по которой он ей не нравится? Похоже, нам придется выбирать между Брунсвик-сквером и Хогартом, если только оба варианта не отпадут. Сидни вернулся к чаю и рассказал, что к ним заезжала Алиса[58 - Алиса Изабелла Поллок (1876–1953) – единственная дочь выдающегося юриста сэра Фредерика Поллока, первая жена Сидни Уотерлоу. Они развелись в 1912 году, и Алиса вышла замуж за Орландо Уильямса, клерка Палаты общин.] и что он ее пожалел, «как можно пожалеть очень хорошую трость. Она была такой красивой и счастливой со своим большим толстым ребенком. Дом все еще полон нашей мебели – словно дом смерти для меня». Но когда я предположила, что нынешней миссис У. наверняка было неловко, он удивился. «Она совсем не такой человек, – сказал он. – Это совершенно здравомыслящая женщина…». Тем не менее если бы она узнала, что Сидни жалеет трости… Сидни ответил, что Мардж (как он называет жену) значит для него настолько бесконечно больше, что подобных чувств она бы не испытала. Он уехал назад в Эшем. Они хотят продлить аренду еще на 6 месяцев. У него нет работы, но Эшем-хаус столь восхитителен, что Сидни абсолютно счастлив жить там и ничего не делать.

9 января, суббота.

Сегодня в два часа ночи несколько барж, пришвартованных на реке, вышли из-под контроля. Одна из них врезалась в Ричмондский мост и снесла внушительных размеров кусок каменной арки; остальные баржи пошли ко дну или поплыли вниз по течению. Обо всем этом я упоминаю не потому, что мы что-то видели или слышали, а так как заметили повреждения моста, когда днем шли в Кингстон[59 - Кингстон-апон-Халл – город и унитарная единица в Англии. Расстояние между Ричмондом и Кингстоном составляет около двух километров.]. Внутри камень желтее, чем снаружи, что его делает заметней. У нас была очень хорошая прогулка. Пурпурные поля вокруг Кингстона почему-то напомнили мне Сарагосу[60 - Город на северо-востоке Испании.]. В возвышающемся на фоне заката городе, к которому ведет утоптанная тропинка через поле, есть что-то иностранное. Интересно, почему инстинктивно чувствуешь абсурдность комплимента Кингстону, когда говоришь, что он похож на иностранный город. По пути мы встретили длинную вереницу имбецилов[61 - Устаревшее название людей с умственной отсталостью средней степени.]. Первым навстречу нам шел очень высокий молодой человек, достаточно странный, чтобы взглянуть на него дважды, но не более; второй шаркал и смотрел в сторону, а потом мы поняли, что каждый в этой длинной цепочке был жалким неумелым шаркающим идиотским существом без выраженного лба или подбородка, с имбецильной ухмылкой или диким подозрительным взглядом. Совершенно ужасное зрелище. Их, конечно, нужно убивать. В Кингстоне мы обнаружили такой же рынок, как в Мальборо[62 - Город в графстве Уилтшир в Англии на реке Кеннет.], и купили ананас за 9 пенсов. Продавец сказал, что все плоды на прилавке уже дозрели, и, поскольку он ожидает новую поставку во вторник, ему приходится продавать их в убыток. Мы выпили плохой чай в очень претенциозном месте. Обратно возвращались на поезде в компании рабочего и двух маленьких мальчиков. Рабочий начал рассказывать нам о скандалах с поставкой мяса в «Lyons[63 - В январе 1915 года компанию «J. Lyons & Co» (британская сеть ресторанов, производитель продуктов питания и гостиничный конгломерат) вызвали в суд за поставку в учебные войска непригодной говядины; 5 марта того же года компанию признали виновной и оштрафовали на максимальную сумму в ?50.]» и поведал, что его прикрепили к летному департаменту в Хаунслоу[64 - Крупный пригородный город в западном Лондоне.]. Он был весьма умен и мог бы стать ЧП или, по крайней мере, журналистом. Читаю «Times», где цитируют слова Уилла Вогана[65 - Уильям Вайамар Воган (1865–1938) – двоюродный брат ВВ по материнской линии, магистр Веллингтонского колледжа, а затем директор школы Рагби. В качестве президента Ассоциации современного языка он выступал на конференции образовательных ассоциаций, и в газете цитировали его речь.] о том, что учителя пренебрегают грамматикой современного языка и слишком много говорят о стилях в литературе, но ничто так не закаляет характер и ум, как грамматика. Как это на него похоже!

10 января, воскресенье.

Сегодня утром я сидела и печатала на машинке, когда раздался стук в дверь и вошел человек, которого я сначала приняла за Адриана. Это был Уолтер Лэмб[66 - Сэр Уолтер (Уолт, Уолти) Ренджли Мейтланд Лэмб (1882–1968) – сокурсник ЛВ и Клайва Белла в Тринити-колледже Кембриджа, преподаватель классики, писатель и переводчик. В 1911 году Лэмб делал предложение ВВ. В 1913 году он стал секретарем президента Королевской Академии художеств; эта должность и позволила ему развить свои таланты придворного. Он жил в Кью, недалеко от Вулфов в Ричмонде.] – прямо от короля[67 - Георг V (1865–1936) – король Великобритании и Ирландии с 6 мая 1910 года и до самой смерти.]. Всякий раз после встречи с ним он приходит посплетничать. Он настоял на прогулке в Ричмонд-парке. О чем говорили? Забыв о короле, Уолтер рассказал нам длинную и невыносимо тоскливую историю о неэффективности французских солдат, которую ему поведал профессор Хаусман[68 - Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) – один из самых популярных поэтов-эдвардианцев, профессор латыни в Кембридже с 1911 по 1936 г.]. Что бы ни говорил Уолтер, все звучит плоско и серо; один его голос испортил бы самую страстную поэзию этого мира. Но страстных стихов он и не читал. Его жизнь проходит среди респектабельных и богатых, среднего ума людей, которых он отчасти презирает, поэтому рассказы Уолтера всегда звучат немного снисходительно. Единственная страсть в его жизни – это здания XVIII века. Во время прогулки он постоянно предлагал полюбоваться то лепниной, то оконной рамой или даже «веерным светильником». Уолтер «осматривает» все подобные дома, которые сдаются в аренду, и уделяет особое внимание их внутренней отделке. Он знает, кто живет в них сейчас и кто жил раньше. Уолтер прекрасно соответствует Кью[69 - Район Лондона к северо-востоку от Ричмонда, место расположения Королевских ботанических садов, которые в настоящее время являются объектом Всемирного наследия, включая дворец Кью.], Академии[70 - Королевская Академия художеств – наиболее влиятельная и авторитетная ассоциация художников Великобритании, основанная в 1768 году.] и королевской семье. На пороге нашего дома он разразился рассказом о своем последнем визите, когда король, который теперь относится к нему как к другу (или, по словам Леонарда, скорее, как к высокопоставленному лакею), вдруг перестал любоваться картинами и спросил принцессу Викторию[71 - Виктория Великобританская (1868–1935) – член королевской семьи, дочь короля Эдуарда VII и Александры Датской, любимая сестра короля Георга V.], кто делает ей вставные челюсти. «Моипостоянно падают в тарелку, – воскликнул Георг, – а в следующий раз они провалятся в глотку. Мой врач – мошенник. Я собираюсь его сменить». Виктория ощупала свои передние зубы языком и ответила, что они в полном порядке, – идеально белые и удобные. Король вернулся к картинам. Стиль речи Уолтера напоминает мне Георга III из дневников Фанни Берни[72 - Фанни Берни (1752–1840) – английская писательница, чьи «Дневники и письма» рассказывают о домашней жизни королевских особ при дворе Георга III (1738–1820) и королевы Шарлотты (1744–1818), при которой она была второй хранительницей гардероба.] – словно ему должны быть за что-то благодарны. Он отказался отобедать у нас, сказав, что всю неделю питался фазанами, а ревень ему противопоказан из-за кислотности. Целый день льет дождь, и теперь Марджори Стрэйчи[73 - Марджори (Гамбо) Стрэйчи (1882–1969) – учительница и писательница, младшая из пяти сестер Литтона.], которая должна была ужинать с нами, не придет из-за простуды. Вчера вечером я узнала от мистера Чабба, что старый Спенс не намерен сдавать ни одной комнаты дома на Брунсвик-сквер.

11 января, понедельник.

Утром Леонард принимал ванну, а я лежала в постели и размышляла, стоит ли протянуть руку «Робу Рою[74 - Исторический роман Вальтера Скотта о национальном герое Шотландии Робе Рое.]», когда услышала шум в соседней комнате, а потом кто-то бросился вниз, вопя странным, неестественным голосом: «Пожар! Пожар!». Поскольку было понятно, что дом не охвачен пламенем, я надела свой дождевик и туфли, прежде чем выглянуть в окно. Затем до меня донесся запах горящей бумаги. Я вышла в коридор и увидела, что из открытой двери соседней комнаты валит дым. Времени на спасение было предостаточно, поэтому я начала спокойно выходить и услышала, как Лиззи[75 - Нерадивая горничная миссис Ле Грис.] возвращается с жильцом, говоря: «Я лишь положила немного бумаги, чтобы развести огонь». Тогда я догадалась, что произошло. «Еще 10 минут, и вся комната была бы охвачена пламенем», – ответил квартирант. Вошел Л., мы выглянули в окно и увидели, как на лужайке полыхает большая японская ширма. Позже я узнала, что загорелась бумага, драпировка на камине, еще одна ширма и деревянная отделка. Поскольку все комнаты в доме обшиты сухим старым деревом, неплотно оклеенным обоями, я думаю, что через 10 минут потушить огонь кувшинами с водой уже бы не вышло. Жилец был в ужасе, особенно когда увидел свои бесценные ковры, которые, по словам миссис Ле Грис, «стоят сотни и сотни». Зная Лиззи, удивительно, как мы до сих пор не пострадали. Вчера она разбила очень красивый фарфор.

После обеда мы отправились в Лондон: Л. – на встречу с редактором[76 - Клиффорд Дайс Шарп (1883–1935) – первый редактор журнала «New Statesman» с 1913 по 1931 г. О встрече см. в книге ЛВ-III.] «New Statesman[77 - Британский политический и культурный журнал, издаваемый в Лондоне с 1913 года.]» по поводу статьи о дипломатии[78 - Статья ЛВ «Дипломатическая служба» вышла 16 января 1915 года.], я – осмотреть квартиру на Макленбург-сквер. Там мы потом и встретились. Однако, когда мы добрались до дома, квартирант отказался впускать нас, поэтому пришлось обратиться к владелице, живущей всего через несколько домов оттуда. Нас провели в большую комнату, ужасно изуродованную бархатными занавесками, гигантскими фиолетовыми подушками и кучей обыкновенных позолоченных и лимонного цвета предметов. Сама владелица сидела в инвалидном кресле, напоминающем детский стульчик с перекладиной поперек. Ее волосы (соломенного цвета парик) были уложены по обе стороны головы, и выглядела она как обыкновенная толстая напудренная и нарумяненная тетка из Блумсбери. Такой вид всегда вызывает у нас обоих физический дискомфорт. Однако она оказалась очень разумной деловой женщиной, владеющей и, я полагаю, успешно управляющей несколькими домами. Она заставила осмотреть ее дом, а не тот другой. Нас сопровождала маленькая и сморщенная, очень любезная старушка, которая изуродовала свою часть дома до неузнаваемости. Например, гостиная, где она расточала свое мастерство, пестрела бесчисленными, не сочетающимися друг с другом, отвратительными мелочами: две связки флагов на столах произвели на меня особенно сильное впечатление. Там были флаги всех наций, я думаю, и фотографии всех королевских семей. Словно смотришь в калейдоскоп на бесчисленные цветные точки, хотя снимки были черно-белыми. Потом я пошла в «Days[79 - Библиотека, располагавшаяся в районе Мэйфэйр по адресу Маунт-стрит 90 и в основном посвященная художественной литературе.]», а Л. – в Лондонскую библиотеку[80 - Самая большая в мире платная библиотека, выдающая книги по абонементу. Сэр Лесли Стивен, отец ВВ, сменил Альфреда Теннисона на посту ее президента в 1892 году.]. Ему нужно написать статью о дипломатах в 1200 слов к полудню среды – замечательная тема, как ни крути.

12 января, вторник.

Сегодняшний день не начался с пожара. Однако Л. пришлось призвать миссис Ле Грис к ответственности за грехи Лиззи. Бедной женщине оставалось лишь согласиться. Поскольку она знает, что Лиззи увольняется, ей все равно, сколько тарелок разбито, только бы ушла. Миссис Ле Г. не может найти прислугу, но она и платит всего ?16 в год.

Я заметила, что Сесил[81 - Сесил Натан Сидни Вулф (1887–1917) – четвертый из пяти братьев ЛВ. По окончании Тринити-колледжа Кембриджа он стал офицером Королевского гусарского полка в начале войны и был убит в битве при Камбре.] пришел к обеду в штатском. На самом деле, им с Филиппом совершенно не нравится армия, и они не видят никаких шансов попасть на фронт. С одной стороны, Сесил хочет стать постоянным военным, потому что это лучше, чем жизнь барристера[82 - Адвокат, имеющий право выступать в высших судах.]. С другой, они с Филиппом могут отправиться в колонии. Странность Вулфов, на мой взгляд, заключается в их крайней расхлябанности. У нас дискуссии и волнения по поводу малейших изменений образа жизни были бы бесконечными, но Вулфам, кажется, все равно, станут они фермерами, сбегут ли с чужой женой или женятся на дочери польского еврея-портного. Я помню, как тщательно тетушка Мэри[83 - Мэри Луиза Фишер (1841–1916) – сестра матери ВВ.] скрывала тот факт, что девушка Герви[84 - Герви Фишер (1873–1921) – седьмой из одиннадцати детей Мэри Фишер. Он так никогда и не женился. Личность его социально нежелательной девушки неизвестна.] была своего рода торговкой, и насколько неугомонно себя вела, пока они не расторгли помолвку. Возможно, у Вулфов нет семейных традиций. В любом случае это дает ощущение свободы. Больше нечего сказать. После обеда Л. и Сесил пошли в Кингстон, я же прошлась по магазинам, купив немного мяса и овощей, а еще взяла несколько книг из местной библиотеки. Я думаю, мы найдем ее более полезной, чем Лондонскую, поскольку никто, кроме нас самих, здесь не читает солидных книг. Сейчас Л. пишет свою статью о дипломатии, а мне надо идти печатать. Прекрасный день для чуда.

13 января, среда.

Сегодня утром я вступила в небольшой спор (с Л.), пытаясь съесть свой завтрак в постели. Верю, что однажды эта процедура будет иметь смысл, особенно если я смогу избавиться от яичной скорлупы. Потом Л. отправился в редакцию «New Statesman» со своей статьей. Я пообедала и поехала в «Days», чтобы взять еще книг. В 4 часа дня «Days» – это прибежище модных дам, которые хотят, чтобы им подобрали чтиво. Более жалких существ я еще не видела. Они приходят в мехах, словно тюлени, и пахнут как виверры[85 - Виверры, или циветы, – род хищных млекопитающих Африки и Азии.], снисходительно кладут на стойку несколько романов, а затем томно спрашивают, нет ли «чего поинтересней»?! Работники там – самые смиренные и услужливые из мужчин. Всегда почтительные к «их милости», они таскаются с этими престарелыми графинями и наглыми юными миллионершами. Лондонский Вест-Энд вызывает у меня отвращение: я заглядываю в автомобили и вижу внутри толстых вельмож, похожих на огромные драгоценные камни в атласных футлярах. Вторая половина дня нынче какая-то длинная и скучная, словно сейчас не зима и не весна. Я приехала домой к чаю. Л. вернулся с Гордон-сквер, где виделся с Мейнардом[86 - Джон Мейнард Кейнс, 1-й барон Кейнс (1883–1946) – английский экономист, основатель кейнсианского направления в экономической теории. Он был членом общества «Апостолов», где завязал знакомство со многими своими будущими друзьями, сформировавшими впоследствии группу интеллектуалов «Блумсбери».] (он говорит, что немецкая экономика рушится) и Саксоном, который восстанавливается после инфлюэнцы[87 - Устаревшее название гриппа.]. У Леонарда разболелась спина, поэтому вместо похода на кооперативное собрание мы остаемся дома.

14 января, четверг.

Сегодня утром нас разбудил (чувствую, эта фраза скоро станет такой же заезженной, как «Однажды, давным-давно» в сказках) глухой пульсирующий звук, будто на крыше пытались завести моторный омнибус[88 - Вид городского общественного транспорта, характерный для второй половины XIX века и представляющий собой многоместную повозку на конной тяге. Омнибус являлся предшественником автобуса, поскольку со временем лошадей заменили мотором.]. Однако опыт подсказывал, что Лиззи просто развела на кухне сильный огонь, а в трубах не оказалось воды. Когда Л. открыл кран, из него пошел пар, словно из пасти дракона Зигфрида[89 - Зигфрид – героев германско-скандинавской мифологии и эпоса, герой «Песни о Нибелунгах». Одним из его подвигов была победа над драконом.] в Ковент-Гарден[90 - Вероятно, ВВ имеет в виду оперу «Зигфрид», которую периодически ставили в театре Ковент-Гарден.], а потом с ржаво-красной водой выплыли куски труб. Никто, однако, не подумал, что котел мог и лопнуть. Мы писали все утро. Кстати, я получила весточку от Адриана[91 - Адриан Лесли Стивен (1883–1948) – младший брат ВВ, с которым она жила (не очень гармонично) по адресу Фицрой-сквер 29 после замужества Ванессы. В Тринити-колледже Кембриджа (1902–1905) он получил степень в области права и истории, но оставался без профессии или призвания до тех пор, пока пять лет спустя после его женитьбы в 1914 году на Карин Костелло они вместе не стали медиками (см. 18 июня 1919 г.). Он был убежденным пацифистом и активно участвовал в работе организации «Братство против призыва». После введения воинской повинности в 1916 году во время Первой мировой войны Адриан, как и многие другие члены группы «Блумсбери», стал отказником по соображениям совести и вместе с женой был направлен на земельные работы. Позже Адриан и Карин заинтересовались работами Зигмунда Фрейда и стали одними из первых британских психоаналитиков.], который заселился в комнаты Кембриджа без единой простыни. Теперь, когда Уотерлоу замолкли, я начинаю писать и звонить по поводу простыней. После обеда мы отправились в Кингстон, чтобы купить несколько очаровательных чашек, которые продаются там всего по пенни за штуку. Если Лиззи не уедет и продолжит вести себя так, словно каждый рабочий день для нее последний, нужно дать ей что-нибудь дешевое для вымещения гнева. Мы возвращались домой на двухэтажном автобусе, придумывая фразы на манер Уолтера Лэмба. Леонард собирается пойти на выступление фабианцев[92 - Фабианское общество, фабианство или фабианский социализм – философско-экономическое течение реформистского и социалистического толка, ныне являющееся аналитическим центром в Лейбористской партии Великобритании. 14 января в своей новой штаб-квартире по адресу Тотилл-стрит 25, Вестминстер, Фабианский исследовательский отдел собрался во главе с Джорджем Бернардом Шоу, чтобы послушать выступление доктора Ф. Лоусона Додда об организации медицинской профессии.], а я думаю развлечь себя посещением кинодворца[93 - Большой, изысканно оформленный кинотеатр, построенный в период расцвета кинематографа.]. Но зачем? Разумеется, я выйду оттуда, сказав себе: «Ничто и никогда не заставит меня снова пойти в кинодворец». Также я получила письмо от Энни[94 - Энни Чарт, кухарка Вулфов в Эшем-хаусе, работала на Уотерлоу, пока они снимали этот дом. Энни и Лили вернулись на работу к Вулфам, когда те переехали в Хогарт-хаус в марте 1915 года.], которая, очевидно, намерена стать нашей постоянной кухаркой, поскольку у нас, я думаю, самые лучшие условия работы в Англии. Уотерлоу говорят, что ее молодой человек переехал – или был заменен другим – в Уиллсден[95 - Район на северо-западе Лондона.]. Статья Л. о дипломатии должна выйти в субботу. После отправки в редакцию он, конечно, был уверен, что ее завернут (это примечание на будущее).

15 января, пятница.

Я все же cходила в кинодворец, а Л. к своим фабианцам, и в целом он считает, что его разум, дух и тело получили бы больше пользы от кино, чем от Веббов[96 - Сидни Джеймс Вебб (1859–1947) и его жена Беатриса (1858–1943) – социальные реформаторы, столпы Фабианского общества, основатели Лондонской школы экономики и еженедельника «New Statesman».] и докторов, говоривших о своей этике. В кинодворце было две или три великолепных кинокартины: в одной – баржа с древесиной, проплывающая мимо Багдада, в другой – восточный дворец, наводненный обезьянами и бродячими собаками, в третьей – затонувшая яхта. Но, как обычно, драма очень скучна. Хотелось бы любить то, что нравится всем остальным. Зал был переполнен, раздавались взрывы смеха, аплодисменты и т.д.

Сегодня утром я получила известие от Эмфи Кейс, которая хочет, чтобы я разузнала о месте в Льюисе[97 - Город в Англии, административный центр графства Восточный Сассекс.], где Лили родила ребенка, поскольку она знает молодую женщину, которая тоже хочет завести детей. Интересно, как Эмфи и Джанет узнают о таких вещах.

Днем мы ходили в Хогарт, чтобы понять, действительно ли шум школьников – существенный недостаток. Очевидно, это касается только Саффилда[98 - Хогарт-хаус был половиной здания, построенного около 1720 года как единая резиденция; другая половина называлась Саффилд-хаус (см. ЛВ-IV).]. Ну… Интересно, что в итоге получится. Я бы многое отдала, чтобы перевернуть страниц тридцать и узнать, как у нас обстоят дела. Мы ходили в парк и видели, как военные Территориальной армии[99 - Армейский резерв, или Территориальная армия, – действующий добровольческий резерв британской армии.] бьют кнутами и пришпоривают своих лошадей, а еще видели огромное упавшее дерево. Мы ужинаем рано и идем в Зал[100 - Имелся в виду лондонский Колизей – наиболее вместительный театр Вест-Энда для проведения оперных и балетных спектаклей.] – неслыханное мотовство, хотя было время, когда я ходила в оперу, на вечерние концерты и т.д. по крайней мере 3 раза в неделю. Уверена, в конце вечера мы оба поймем, что «чтение хорошей книги было бы лучше». Л. продолжает читать дипломатов, а я о 1860-х: Кемблы[101 - Вероятно, речь идет о семьях актеров, которые господствовали на английской сцене в течение многих десятилетий. Также в 1871 году англо-ирландский писатель Перси Фицджеральд выпустил книгу о некоторых членах этого клана под названием «Кемблы».], Теннисон[102 - Альфред Теннисон (1809–1892) – английский писатель, любимый поэт королевы Виктории.] и т.д., – чтобы проникнуться духом того времени ради «Третьего поколения[103 - Неизвестное художественное произведение, на которым работала ВВ. Возможно, это то же самое, что и «История бедной Эффи» (см. 2 января 1915 г.).]». Они были невероятными учеными: всегда откапывали вымерших монстров, смотрели на звезды и пытались обрести Веру. Сейчас мне кажется, что у человеческой расы вообще нет характера: она ни к чему не стремится, ни во что не верит и воюет только из унылого чувства долга.

Я начала лечить свою мозоль. Это нужно было сделать еще неделю назад.

16 января, суббота.

Думаю, вчерашний вечер в Зале (Колизее) стоил своих денег, несмотря на недостатки в программе. Что мне обычно нравится, так это «сценки»: комические певцы, или мужчины, пародирующие примадонну, или жонглеры. Я не люблю пьесы в одно действие. Мне нужен целый акт, чтобы вникнуть в суть, а одноактные представления – это в основном чистая скука. Поэтому вчера я была разочарована просмотром трех одноактных пьес: сначала «День» Барри[104 - Сэр Джеймс Мэтью Барри (1860–1937) – шотландский драматург и романист, автор цикла сказочных произведений о Питере Пэне. Его короткая пьеса «День» представляет собой рассуждение о том, нужно ли объявлять войну. В ней 4 действующих персонажа: Император Германии, канцлер, офицер и Дух Культуры.] – чистейший вздор высшего сорта об Императоре; затем была пьеса[105 - Пьеса малоизвестного писателя Фреда Роу «Портовый грузчик Билл».] о женщине, которая говорит «пират», имея в виду «попугай»; третья – «Доктор Джонсон[106 - Пьеса малоизвестного писателя Лео Тревора.]». В начале Джонсон выплевывает хлеб с маслом через нос, а в конце он сентиментален и нежен, словно женщина, каким, собственно, и задумывался этот персонаж. Однако там был человек, который пародировал примадонну, а еще патриотическое ревю[107 - Ревю (от фр. Revue – обозрение) – одна из разновидностей музыкального театра или тип многоактных зрелищных театральных развлечений, в которых сочетаются музыка, танцы и скетчи. В данном случае патриотическое ревю состояло из отрывков морских песен, произведений Эдуарда Элгара (британский композитор) и национальных гимнов в исполнении Артуро Спицци.] – больше всего люди хлопали Грею[108 - Эдвард Грей, 1-й виконт Фаллодона (1862–1933) – либеральный государственный деятель и первое лицо британской внешней политики во время Первой мировой войны.]. Мы ушли как раз в тот момент, когда восточная ваза[109 - Часть выступления труппы восточных артистов «Ko-Ten-Ichi».], окрашенная в серый и фиолетовый цвета, взорвалась посреди сцены. Военные образы мне не понравились, и я тихонько ретировалась, как ягненок.

Все утро мы писали. Кстати, статья Л. в «New Statesman» читается очень хорошо. Я получила запрос от Адриана на столовое серебро, стаканы и кухонные принадлежности. Похоже, они обустроили жилье без единого предмета. Он писал мне при свече, воткнутой в блюдце. Л. ушел в библиотеку, а я гуляла с Максом вдоль реки, но нам сильно помешала украденная им кость, мои спадающие чулки и собачья драка, после которой его порванное ухо сильно кровоточило. Я подумала о том, как же я счастлива и без тех переживаний, которые когда-то мне казались счастьем. Мы с Л. некоторое время спорили об этом, а также о никчемности всех человеческих трудов, которые только и поддерживают счастье их творцов. Теперь я наслаждаюсь своим творчеством исключительно потому, что люблю писать, и мне, честно говоря, все равно, что скажут другие. В какие только пучины ужаса ни нырнешь за этими жемчужинами, но они того стоят.

17 января, воскресенье.

Утро было непримечательным, а после обеда пришел Герберт[110 - Альберт Герберт Сидни Вулф (1879–1950) – старший брат ЛВ, биржевой брокер.] и пригласил Л. на прогулку. Я отправилась в Квинс-холл и осталась на три прекрасные мелодии[111 - «Мелодиями» были: Бранденбургский концерт № 4 соль мажор Баха, симфония ре минор Сезара Франка и три части Испанской симфонии Эдуарда Лало.], а вернувшись, обнаружила, что Герберт задержался. Марджори Стрэйчи пришла на ужин; сразу видно, что она изменилась, в лучшую сторону, как мне показалось, хотя и заметно похудела. Она жаловалась на бессонницу и – в присущей всем Стрэйчи манере – на «разбитость», на «слишком пугающую» жизнь. Однако говорили мы о совершенно обычных вещах, пока после ужина она не начала вдруг усиленно талдычить о замужестве. (Ни с того ни с сего она заявила нам: «У меня есть друг, который считает меня очень красивой и очень глупой», – и, заподозрив неладное, я ответила: «Ох, он рабочий, ты не должна выходить за него».) В общем, она продолжала давить на нас вопросами о семейной жизни, о том, стоит ли ей выходить замуж; порой я думала, что это обычная болтовня незамужней женщины, а иногда подозревала, что там кроется что-то большее. Наконец, кто-то из нас (возможно, я) сказал:

– Ну, Марджори, а ты-то чего хочешь?

– Замуж, – трагично ответила она.

– Но есть ли кто-то, за кого ты хочешь выйти?

– Да.

– А он хочет на тебе жениться?

– Да.

– И кто же он?

Она зарылась лицом в ладони, а затем воскликнула: «Женатый мужчина! Джоз Веджвуд[112 - Полковник Джозайя Клемент Веджвуд, 1-й барон Веджвуд (1872–1943) – либеральный и лейбористский политик, ЧП с 1906 по 1942 г. В 1894 году он женился на своей двоюродной сестре Этель Кейт Боуэн (1869–1952), которая родила семь детей и ушла от него в 1913 году. Поскольку для развода в то время требовалась виновная сторона, он согласился взять ответственность на себя и был признан виновным в супружеской измене, уходе от семьи и детей. Это вызвало критику со стороны прессы и духовенства. Еще больше критики прозвучало после того, как развод был оформлен (по окончании войны) и он рассказал, что уход из семьи был формальностью, а супружеская измена – инсценировкой. В мае 1915 года он был тяжело ранен в Галлиполийском сражении и впоследствии награжден орденом «За выдающиеся заслуги».]!». Мы оба ахнули, и повисла тишина. А потом еще час или два мы не обсуждали ничего другого. Это самое странное, что я когда-либо слышала – вот как можно описать произошедшее. Прошлым летом Джоз ушел от жены, или она ушла от него, что, конечно, сомнительно. С тех пор он жил в Лондоне и плакался Филиппу Морреллу[113 - Филипп Эдвард Моррелл (1870–1943) – либеральный политик, ЧП с 1906 по 1918 г. В 1902 году он женился на леди Оттолин Виолет Анне Кавендиш-Бентинк.] (среди прочих) на свое одиночество. Филипп рекомендовал проститутку. Потом Оттолин[114 - Леди Оттолин Виолет Анна Моррелл (1873–1938) – сводная сестра 6-го герцога Портлендского, аристократка, сыгравшая важную роль в английской литературной жизни начала XX века, одна из центральных фигур в группе «Блумсбери». Она была известной покровительницей художников и писателей, а также хозяйкой, принимавшей гостей в доме 44 по Бедфорд-сквер (Блумсбери), а с июня 1915 года – в поместье Гарсингтон, которое стало убежищем для многих отказников от военной службы по соображениям совести после вступления в силу закона о воинской повинности в начале 1916 года.] сосватала ему Марджори. Они пригласили ее на ужин, после которого Оттолин танцевала за раздвижными дверьми, оставив Марджори тет-а-тет с Джозом. И хотя это была их первая встреча, он рассказал ей о своей жизни и невзгодах. На следующий день Джоз навестил леди Стрэйчи[115 - Джейн Мария Стрэйчи (1840–1928) – суфражистка и писательница, жена генерала-лейтенанта, сэра Ричарда Стрэйчи (1817–1908). У них было 13 детей, 10 из которых дожили до совершеннолетия, включая Оливера, Литтона и Марджори. В 1928 году ВВ написала эссе-некролог, где подробно описала вклад леди Стрэйчи в женское движение.]. Потом они с Марджори постоянно встречались, а примерно за неделю до Рождества он сделал ей предложение в Локридже[116 - Коттедж в деревне Локридж графства Уилтшир, арендованный Литтоном Стрэйчи у его кембриджского товарища Эдварда Хилтона Янга (см. 18 марта 1918 г.).]. К тому времени она уже была сильно влюблена и согласилась, но что же им делать дальше? Она против развода Джоза, ссылаясь на то, что это позор, а он, ко всему прочему, говорит, что развод погубит его политическую карьеру. Он чрезвычайно амбициозен. Она хочет жить с ним в роли жены, но это, конечно, также означает полный политический крах. Быть просто любовницей – немыслимо для Марджори. Леди Стрэйчи только усложняет дело: она пришла бы в ужас от любой нетрадиционности, поэтому ей вообще нельзя ничего сообщать. Кроме того, есть и страх перед миссис Веджвуд. Если та все узнает, то попытается ли она вернуть Джоза? Удастся ли ей? Половина семьи Стрэйчи (включая Литтона) советуют М. больше не думать об этом. Она явно влюблена, а также совершенно растеряна и вымотана. Марджори собирается на юг Франции, а Джоз тем временем отправляется на фронт. Ну и что со всем этим делать? Видя влюбленность М., я чувствовала, что единственный выход – пойти на крайний вариант, но, когда я задумалась о том, как именно все это произошло и насколько быстро, о манипуляциях Оттолин, у меня возникли сомнения – в основном по поводу Джоза. Не повторяется ли история Синди Уотерлоу[117 - В декабре 1911 года Сидни Уотерлоу, разошедшийся, но еще не разведенный со своей первой женой, признался в любви ВВ, на что она ответила мягким отказом.]? Серьезны ли его чувства, даже если ее таковы? Он был женат на Этель 20 лет, и у них 7 детей. Леонард настроен пессимистично, и я с ним почти согласна. Он считает, что М. выбрала наихудший путь с точки зрения собственных перспектив, и указывает на ужас ее положения в качестве любовницы мужчины, который, конечно, больше всего озабочен своей карьерой и был ниспослан ей для удовлетворения желаний, которые могут быстро пройти. Однако какое-то время они теперь проведут врозь, и все может наладиться само собой. Так или иначе, я чувствую, что для нее это событие всей жизни. Сегодня утром, повинуясь ночному порыву, я написала[118 - См. ВВ-П-II, № 719.] Томасу Харди! Поблагодарила его за стихотворение об отце[119 - Имеется в виду стихотворение 1914 года «Шрекхорн» с эпиграфом «С мыслями о Лесли Стивене».] и другие произведения!

18 января, понедельник.

Сегодня утром мы еще находились под впечатлением от Марджори. Кажется, всю ночь соседи грохотали коробками. У квартиранта жена вернулась из Нью-Йорка. Днем мы посмотрели несколько домов на Макленбург-сквер, что привело к долгому обсуждению нашего будущего и пересчету доходов. В будущем – неизвестность, и это, я думаю, лучшее, что там вообще может быть. Л. уехал к Веббам, а я вернулась домой; с тех пор не произошло ничего стоящего, кроме того, что, когда я начала писать эту страницу, Л. заявил о своем решении уйти из комиссии, дабы выпустить памфлет[120 - Эта брошюра, предложенная Сидни Веббом в качестве отчета для комитета Фабианского общества, не была заброшена, а переросла в книгу ЛВ «Международное правительство» (1916), использованную британским правительством в предложениях по созданию Лиги Наций (см. ЛВ-III).] об арбитраже[121 - Третейский суд – единоличный арбитр или коллегия арбитров, избранные в согласованном порядке сторонами или назначенные Арбитражным учреждением для разрешения спора.], – теперь мне придется оставить дневник и обсудить с ним эту глупость. Отчасти это связано с моей эгоистической привычкой использовать аргументы из своей книги. Я хочу посмотреть, что можно сказать против всех форм деятельности и таким образом отговорить Л. от всей его работы, говоря на самом деле не в своей манере, а в стиле Эффи[122 - Отсылка к книге «История бедной Эффи», которую ВВ упоминала ранее (см. 2 января 1915 г.).]. Разумеется, совершенно необходимо, чтобы Л. выполнил работу, которая может получиться превосходной.

19 января, вторник.

Меланхолия Л. продолжается: сегодня утром он даже заявил, что не может работать. В результате день вышел достаточно грустным. На улице очень холодно и пасмурно. Днем мы гуляли в Ричмонд-парке, деревья все черные, а небо над Лондоном тяжелое, но, я думаю, в нем достаточно красок, делающих его даже красивее, нежели в ясные дни. Олени идеально сливаются с засохшим папоротником. Но, как я уже сказала, Л. был меланхоличен. Все, что я могу поделать, так это отказаться от своих прежних слов и высказать истинное мнение. Писать романы – плохая привычка, и, я думаю, она искажает жизнь. Однако, после того как в течение 5 минут я искренне хвалила писательство Л., он сказал: «Стоп», – я прекратила, и больше ничего говорить не пришлось. Анализируя настроение Л., я приписываю большую его часть явной неуверенности в своих писательских способностях, будто он, в конце концов, не способен быть писателем. Но, как у человека практичного, его меланхолия проникает гораздо глубже, чем полунамеки на нее у таких осознанных людей, как Литтон[123 - Джайлс Литтон Стрэйчи (1880–1932) – писатель, биограф и литературный критик. Друг Тоби Стивена и ЛВ. После смерти брата ВВ (Тоби) в 1906 году он стал ее близким другом, а в 1909 году недолго раздумывал над тем, чтобы жениться на ней.], сэр Лесли[124 - Сэр Лесли Стивен (1832–1904) – английский историк, писатель, литературный критик, кавалер ордена Бани, отец ВВ. Он также был первым издателем «Национального биографического словаря».] и я. Спорить с ним невозможно.

Что ж, я читаю «Идиота». Порой я не выношу стиль книги, но в то же время он кажется мне обладающим той же жизненной силой, что и у Скотта[125 - Вальтер Скотт (1771–1832) – шотландский прозаик, поэт, историк, собиратель древностей и адвокат.]. Вот только Скотт лишь создавал превосходные образы обычных людей, а Достоевский давал жизнь удивительным, невероятно проницательным и пронизанным страданиями персонажам. Возможно, сходство со Скоттом отчасти связано со свободным, вольным и легким стилем перевода. Кроме того, я читаю Мишле, пробираясь сквозь унылое средневековье, и «Жизнь Фанни Кембл[126 - Фанни Кембл (1809–1893) – английская актриса и писательница, опубликовавшая пять автобиографических работ в период с 1853 по 1891 г. Неизвестно, какую именно книгу читала ВВ.]». Вчера в поезде я читала «Похищение локона[127 - Шуточно-героическая поэма Александра Поупа (1688–1744) – крупнейшего английского поэта.]», которое кажется мне величайшим – почти сверхчеловеческим по своей красоте и блеску – произведением; даже не верится, что такие вещи можно написать. Думаю, когда-нибудь я выпущу работу[128 - К тому моменту в ЛПТ уже вышли эссе ВВ о леди Эстер Стэнхоуп (20 января 1910 г.), о герцогине Ньюкасла (1 февраля 1911 г.), а позже (1926) она напишет и о миссис Камерон.] под названием «Эксцентрики». Мистер Грот[129 - Джордж Грот (1794–1871) – английский историк античности и политический деятель, автор знаменитого 12-томного издания «История Греции». ВВ утверждала, что слово «гротеск» пошло именно от миссис Грот.] будет одним из них, а также леди Эстер Стэнхоуп[130 - Леди Эстер Стэнхоуп (1776–1839) – британская светская львица, путешественница по Ближнему Востоку, археолог. Она принимала участие в восстании против ливанского правителя и некоторое время управляла рядом повстанческих территорий.], Маргарет Фуллер[131 - Сара Маргарет Фуллер Оссоли (1810–1850) – американская журналистка, писательница, критик, борец за права женщин, яркий представитель американского трансцендентализма. Она вышла замуж за итальянского маркиза и вместе с ним поддерживала Джузеппе Мадзини и революционеров. Маргарет, ее муж и сын погибли при кораблекрушении. Тело Маргарет так и не было найдено.], герцогиня Ньюкасла[132 - Маргарет Кавендиш (1623–1673) – английская писательница, супруга герцога Ньюкасла из рода Кавендишей. Она писала эксцентричные стихи, прозу, драмы, философские сочинения, эссе. Среди ее сочинений выделяется фантастический роман «Пылающий мир» (1666), героиня которого через Северный полюс попадает в параллельный мир, населенный разумными говорящими животными.]. Тетя Джулия[133 - Джулия Маргарет Камерон (1815–1879) – двоюродная бабушка ВВ, первопроходец-фотограф викторианской эпохи.]?

20 января, среда.

Закончив главу в первой половине дне, я отправилась за мелкими покупками. Например, увидев массу розовой субстанции у рыботорговцев, я тут же купила ее – икру трески. Затем переписала некоторые заметки Л. об арбитраже. Прогулка на природе улучшила его настроение сильнее, чем все доводы жены, да и погода стояла прекрасная. Во всяком случае, можно надеяться, что он начнет работать, а это главное. После обеда он отправился в школу экономики[134 - Лондонская школа экономики и политических наук, основанная в 1895 году с целью «улучшения общества» Сидни и Беатрисой Вебб (см. 15 января 1915 г.). Один из самых престижных университетов мира.], а я в Вестминстер[135 - Исторический район Лондона, где расположен Вестминстерский дворец, в котором заседает парламент.]. Хочу посмотреть как можно больше домов. На Бартон-стрит[136 - Одна из небольших улиц района Вестминстер.] арендная плата составляет всего ?130 – низкая цена из-за войны. Вестминстер, тихий и затененный аббатством район, – почти самое сердце Лондона.

Затем пошел дождь. Я заглянула в «Days» и узнала, что мои книги уже отправлены. Пытаясь вспомнить название хотя бы одной из них, я потерпела фиаско – именно так, наверное, чувствуешь себя на экзамене. В ожидании поезда на Хаммерсмит[137 - Район западного Лондона.] я читала «Опыт о критике[138 - Или «Эссе о критике» – одна из первых крупных поэм Александра Поупа.]». Классика помогает мне скоротать время гораздо лучше, нежели «Pall Mall Gazette[139 - Британская газета, существовавшая с 1865 по 1923 г., была поглощена изданием «Evening Standard».]». Мейнард Кейнс приходил на обед. Мы угостили его устрицами. Он как ртуть на наклонной плоскости, немного скользкий, но очень любезный, как и все скользкие люди. Мы вовсю сплетничали об Адриане с Карин[140 - Карин Стивен, урожденная Костелло (1889–1952), – выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа, психолог и психоаналитик. Она вышла замуж за Адриана Стивена в октябре 1914 года. Карин страдала от глухоты и маниакальной депрессии.] (обсуждение любовных похождений Адриана проходило в громких рассудительных тонах) и, конечно, о Марджори c Джозом. Именно тогда, несмотря на дружелюбие и забавность, Кейнс показался мне немного скользким. Он видел странность и веселье, но не понимал, что их роман может быть и всерьез. По его словам, все это подстроили Несса и Оттолин. Потом мы поговорили о войне. Как он сказал, сейчас мы не воюем, потому что ждем весны. Тем временем государство тратит столько денег, что французы, испуганно стоящие на коленях, восхищенно разевают рты. Мы обязательно победим и сделаем это эффектно, в последний момент применив все наши способности и богатство для достижения цели.

21 января, четверг.

Вчера вечером Мейнард скептически высказался о ценности статьи про арбитраж. Он скептичен относительно ценности почти любой работы и признает лишь удовольствие, которое она приносит своему творцу. Мейнард работает лишь потому, что ему нравится. И это, конечно, снова повергло бедного Л. в уныние. Сегодня утром он был очень меланхоличен, а еще ему пришлось провести целый день в Британском музее[141 - Британский музей – главный историко-археологический музей Великобритании и один из крупнейших музеев в мире.], что довольно скверно даже для тех, кто верит в свою работу. Я считаю, что статья будет иметь огромный успех, а его работа, если и не предотвратит войну, то уж точно поставит Л. в один ряд с выдающимися молодыми людьми, что уже само по себе хорошо. Я пошла в Лондонскую библиотеку – затхлое, прокуренное, ненавистное мне место. Там я прочла текст Гилберта Мюррея[142 - Гилберт Мюррей (1866–1957) – филолог-классик, переводчик, публицист.] о бессмертии[143 - Скорее всего, речь идет о книге «Четыре этапа греческой религии» (1913).], взяла книгу для Л. и вернулась домой, пропустив свой поезд и прочитав на станции Хаммерсмит «Послание доктору Арбетноту[144 - Сатира в поэтической форме, написанная Александром Поупом его другу Джону Арбетноту, врачу.]». Л. пришел поздно: он ездил в Хампстед и виделся с Джанет, состояние которой, кажется, без изменений вот уже несколько месяцев, но так, я думаю, и должно быть. Маргарет раздражает Эмфи своими советами, как правильно лечить отдыхом, «к которому пациентку вообще-то не принудишь». На ужин пришла Сильвия Мильман[145 - Сильвия Уитэм (1878–1957), урожденная Мильман, а также ее сестры Ида, Энид и Мод, внучки декана собора Святого Павла, с самого детства были друзьями Стивенов.]. После долгих любезностей и расспросов о Китае (его она прилежно изучила в своем стремлении к развитию) мы перешли к воспоминаниям о детстве, которые меня позабавили, но, боюсь, надоели Л. Ни у кого никогда не было более скучной жизни, чем у нее, но, не имея ни капли таланта, она упорно трудилась и тянулась за Прогрессивной, т.е. за Нессой, пока не начала снимать квартиру, копить на путешествия и помогать в «Omega». Ида работает медсестрой во Франции, а Энид и Мод держат птицеферму. Декан[146 - Генри Харт Мильман (1791–1868) – английский историк и церковник, декан собора Святого Павла с 1849 года и до самой смерти, дед упомянутых женщин.], очевидно, обладал многими хорошими качествами, но энтузиазм явно не из их числа. Сильвия все сидела и болтала, пока Л. не приподнялся со стула.

22 января, пятница.

Когда этим утром Л. распахнул шторы, свет внутрь комнаты практически не проник; снаружи царила какая-то серая неразбериха – мягкий, непрерывно кружащийся снег. Он шел почти весь день, иногда переходя в дождь. Обычно Ричмонд очень красивый, здесь много зелени и солнца, благодаря которому комнаты купаются в мягком естественном свете, но сегодня все улицы в миг покрылись мерзкой коричневой жижей. И конечно же, в этом Проблемном Доме прорвало трубы, или они засорились, или протекла крыша. Как бы то ни было, в середине утра я услышала отчетливый шум воды за обшивкой стен, и с тех пор миссис Ле Грис, Лиззи и другие люди лазают по крыше. Миссис Ле Грис истерически вопит: «Ой, все будет хорошо – вы же застрахованы». Сантехник отказывается выходить из дома в такую погоду. Мы собираемся послушать фабианцев в Эссекс-холле[147 - Фабианское общество в тот день проводило встречу для обсуждения «условий мира» в здании Эссекс-холла, недалеко от Стрэнда (центральная улица Лондона).]. Осмелюсь предположить, что сегодня ночью что-нибудь снова подымет нас всех из постелей. Странная выдалась зима, худшая на моей памяти и вполне подходящая для войны и всего остального. Вчера я не упомянула, что получила ответ от Томаса Харди! Он написал очень милое, свойственное его характеру письмо и был весьма польщен моим посланием. Выходит, тот мой ночной порыв был от Бога.

23 января, суббота.

Фабианцев определенно стоило послушать и тем более увидеть. Мисс Аткинсон[148 - Мэйбл Палмер (1876–1958), также известная как Мэйбл Аткинсон, – суфражистка, журналистка и лектор, активный член Фабианского общества. После замужества она эмигрировала в Южную Африку.] долго несла чушь о мирном урегулировании. Все ее слова я понимаю и в целом могу опровергнуть, так что это выступление, вероятно, было никудышным. Интересно наблюдать за миссис Вебб, которая сидела за столом, словно трудолюбивый паук, и непрерывно плела свою паутину (каламбур[149 - Имеется в виду созвучие и схожесть написания фамилии «Webb» (Вебб) и слова «web» (паутина).]!). Зал был полон серьезных, скучных дам, гордящихся тем, что дома их считают «странными», а также широконосых, бледнолицых, качающих головами молодых людей в коричневых твидовых костюмах. Все они выглядели нездоровыми, странными и немощными. Единственная стоящая речь прозвучала из уст Сквайра[150 - Сэр Джон Коллингс Сквайр (1884–1958) – писатель и поэт, наиболее известный как редактор лондонского литературного журнала «London Mercury» в послевоенный период, а также рецензент издания «New Statesman», активный член Фабианского общества.] – человека забавной наружности, одетого в ярко-синюю рубашку. Он сказал, что все звучит очень разумно и уныло. Так оно и было, однако мысль о том, что эти хилые прядильщики паутины способны хоть как-то повлиять на судьбы наций, кажется фантастической. И все же пойти туда стоило: теперь я объявила себя фабианкой. Мы пробыли в Ричмонде весь день, гуляли вверх по реке и были перепуганы внезапным сходом снега с крыши. Очень холодно и туманно. Джин[151 - Мисс Джин Томас – владелица дома для нервно- и душевнобольных в Кембридж-парке, где ВВ бывала не раз. ВВ знала Джин не только в профессиональном плане, но и как преданную подругу.] предложила сходить и послушать пение ДМО[152 - Добровольческий медицинский отряд – вспомогательная медицинская служба вооруженных сил.], но тепло камина после обеда оказалось более притягательным. С нами обедали Оливер[153 - Оливер Стрэйчи (1874–1960) – госслужащий, работавший шифровальщиком в Министерстве иностранных дел, брат Литтона.] и Рэй[154 - Рэй Стрэйчи (1887–1940) – феминистка, политик, математик, инженер и писательница, неутомимый борец за права женщин, старшая сестра Карин (см. 20 января 1915 г.) и жена Оливера.]. Оливер, как обычно, резвый, нетерпеливый и довольно несдержанный. Рэй же успокаивающе тверда и конструктивна. Мы обсуждали войну и Марджори. «Невыносимо думать об этом. Отвратительно!» – сказал Оливер, поежившись после своего заявления о том, что М., конечно, должна жить с Джозом в качестве любовницы. Рэй говорит, что делит людей на тех, кто достаточно мил, чтобы в них влюбляться, и тех, кто нет. Марджори относится к последним. Они считают, что М. влюблена не только в Джоза, но и в драматизм ситуации. Они разделяют наши опасения, но согласны, что в ее случае лучше это, чем ничего.

24 января, воскресенье.