Это останется с нами

Агент закрывает дверь вожделенной конуры и убирает бумаги в сумку.

– Мы изучим документы, буду держать вас в курсе.

Я бегу вниз, оставив надежды на седьмом этаже. Никто не сможет за меня поручиться, работаю я неполный день… Не знаю, зачем хожу на просмотры. У меня больше шансов найти Ксавье Дюпона де Лигоннеса[5 - Гражданин Франции, виконт и граф, подозреваемый в убийстве жены и четверых детей, случившемся в апреле 2011 г. в Нанте. Его имя внесено в базу данных Интерпола, но ни его самого, ни его тела так и не нашли.], чем квартиру.

Заглядываю к бакалейщику купить что-нибудь на ужин. Есть буду наедине с экраном, как всегда.

Мой сосед по лестничной клетке открывает дверь, услышав мои шаги, хотя я стараюсь вести себя бесшумно, но слух у него острый, как у крысы, а дыхание такое же зловонное.

– Кто ты такая?

– Снимаю эту квартиру, проживу здесь несколько дней. Мы виделись утром.

– Выпить у тебя есть?

– Кажется, остался апельсиновый сок.

Он громогласно хохочет.

– За педика меня держишь?

Ключ где-то на самом дне сумки, я перетряхиваю содержимое, но не нахожу его. Сосед не отстает, я слышу, как он приближается.

– А сигаретка найдется?

– Извините, не курю.

– Ну и дела, моя соседка – недотрога! – восклицает мужик, апеллируя к окружающему пространству.

Я решаю не указывать ему, что это слово не используют с доисторических времен и сегодня за него можно получить максимальный срок, но, боюсь, он не поймет.

Сосед распаляется, а я наконец нащупываю металл, вставляю ключ в замочную скважину, вхожу, поворачиваюсь лицом к входной двери, собираю все свое мужество, вздергиваю подбородок, выпячиваю грудь и шепотом выдаю лучшую из возможных реплику:

– Возвращайся в свою пещеру, кроманьонец!

4

Жанна

– Я посидела над счетами. Положение так себе.

Жанна наклонила лейку и полила землю в горшке с дипладенией[6 - Дипладения, или мандевилла – вечнозеленая лиана из семейства куртовых. В народе ее называют чилийским жасмином или боливийской розой.]. Несмотря на хмурую погоду, на ней появлялись все новые бутоны глубокого розового цвета. Осень была у дверей, а она никогда не любила это время года, которое знаменует конец теплых деньков и бросает под ноги мертвому сезону ковер из красных листьев. На этот раз, впервые в жизни, приближение октября не повергло ее в грусть. Июль и август она прожила в состоянии полного безразличия и не пыталась задержать лето. Отныне все месяцы обрели одинаковый вкус.

– Знаю, ты сейчас смеешься, думаешь, я шучу, но я никогда не была серьезнее: я поработала со счетами. Все когда-то делаешь впервые, я потратила ровно 4 часа 12 минут, и вердикт обжалованию не подлежит: у меня не получится прожить до конца месяца на 200 евро, даже если свести расходы к минимуму.

Жанна вытащила из сумки мягкую тряпочку и принялась протирать таблички. Не торопясь, нежно почистила бронзовые буквы эпитафий: «Нашему профессору», «Нашему любимому дяде», «Любовь моя, мы всегда будем вместе». По раз и навсегда заведенному порядку напоследок она оставила фотографию на стеле. Погладила кончиками пальцев лоб, глаза, рот, вспоминая, какой была на ощупь его кожа. Самый сладостный и одновременно самый болезненный момент. Несколько мгновений отдохновения души, за которыми неизбежно следовало жестокое разочарование.

– Ты возликуешь, услышав от меня, что был прав. Нам следовало откладывать деньги на старость. Ну что же, ты всегда был предусмотрительнее меня.

Трезвый взгляд Жанны на конечность человеческого существования имел одно безусловно положительное следствие: она твердо, обеими ногами, стояла на земле Настоящего. «Начну завтра, на рассвете, не раньше…» – так она себе говорила, а предложение Пьера поэкономить звучало как слово на иностранном языке.

– Что, если я умру первым? – с тревогой спрашивал он. – Зарплата у тебя невысокая, так что пенсия будет просто смешная. Что станешь делать, дорогая?

– Это не в твоих интересах, – обычно отвечала она. – Не забыл, что я старше тебя всего на три месяца?

Жанна сложила тряпку и присела на ближайшую скамейку. Будин растянулась у ее ног. Ветер шевелил ветви плакучей ивы, и она задумалась, намеренно или нет посадили на кладбище это дерево.

– Не думала, что однажды ты исчезнешь, – прошептала она.

Жанна еще долго рассказывала Пьеру о новостях своей и окружающей жизни, причем все сюжеты излагала в мельчайших подробностях, как всегда делал при жизни ее муж. Сколько раз она теряла нить сюжета, когда он пускался в рассуждения? Не сосчитать… Родители Жанны приучили дочь открывать рот только в случае крайней необходимости. И вот теперь, в 74 года – дожили! – она пересказывает надгробному камню содержание передачи о том, как опасен повышенный сахар в крови. Жанна и телефонную книгу цитировала бы, стань это предлогом подольше оставаться здесь. Ей больше всего на свете не хватало разговоров с Пьером.

Она одинаково сильно любила делиться с ним своими мыслями и обсуждать социальные проблемы. Пьер знал и понимал ее лучше всех на свете, предвидел ее реакции, угадывал состояние души. Если они смотрели фильм и какая-то сцена потрясала ее (чаще всего – рождение ребенка), она краем глаза замечала, что Пьер поворачивает голову, кладет руку ей на бедро, давая понять: «Да-да, понимаю, я здесь, с тобой…» Как она вынесет эту жизнь без него?

Жанна встала, только когда день начал клониться к закату. Она вернулась к могиле мужа и приложила ладонь к фотографии.

– До завтра, дорогой. Не волнуйся, я найду решение.

* * *

Дома Жанна подобрала с пола почту и машинально вскрыла полученное письмо. Текст на белом листке бумаги был отпечатан типографским способом.

Зима 1980-го

Пьеру не удается развеять печаль Жанны. В 37 лет она осиротела. Ее мать два долгих года боролась с раком и вот умерла, вскоре после отца, которого на пороге 60-летия унес сердечный приступ. На похоронах Жанна и ее сестра Луиза держатся за руки, как в детстве. Жизнь Жанны продолжается, она каждое утро уходит на работу в мастерскую и каждый вечер возвращается к своему Пьеру, но горе стерло с ее лица привычную нежную улыбку. Пьер всеми силами пытается развеселить жену, водит ее в театр и в кино, везет в Страну басков, но она безутешна. Однажды ему в голову приходит идея. С четырьмя лапами, длинным телом и висячими ушами. Жанна влюбилась мгновенно и взаимно. Она решает назвать псину Колбаской и улыбается впервые за много недель.

* * *

Ноги у Жанны стали ватными. Сердце вознамерилось проломить грудную клетку. Она упала на диван и перечитала письмо еще два раза. Не подписано. Фамилию и адрес напечатали на этикетке, приклеенной к конверту.

Содержание письма было на удивление точным и потому пугающим. Кто мог его прислать? Все, кто был в курсе этой истории, так или иначе ушли из жизни.

Жанна так встревожилась, что пошла прилечь ненадолго. За те несколько секунд, что она читала текст, прошлое выступило из тени. Она удивительно ясно увидела Пьера с собакой на руках. Он задержался после работы, и она волновалась. Смерть родителей сделала ее уязвимой: она ждала, что все, кого она любит, тоже исчезнут. Пьер не произнес ни слова – он воспринял и перенял ее реакцию, – просто наклонился и поставил на пол маленького зверька. Тело в форме кровяной колбаски, мотающийся из стороны в сторону хвост, цокот когтей по паркету и нос-пуговка, принюхивающийся ко всему окружающему, положили конец ее сомнениям. Пьер доверительным тоном сообщил: «Один клиент хотел с ней расстаться. Я подумал, что бедолаге понадобится любовь и ты сумеешь отдать ей все, что осталось у тебя в душе». Это был один из счастливейших моментов их жизни.

5

Тео

Я подписался на Тиндер. Не знаю, что на меня нашло – я всегда говорил, что ни за что не зайду ни на один сайт знакомств. Я не слишком верю в любовь, но это как с Богом – надеюсь, однажды мне докажут мою неправоту.

Итак, я расположился в своем «авто» и, как и каждый вечер, задавался вопросами, глядя в потолок: Зачем мы здесь? Для чего жить, если все равно придется умереть? Почему я не родился в другой семье? Гаснет ли в холодильнике свет, когда закрывается дверца? – и вдруг почувствовал себя еще более одиноким, чем обычно, а ведь мое «обычно» – уже максимум.

В булочной Валери слушает радио «Ностальжи», и плей-лист полностью оправдывает название: весь день покойники воспевают жизнь. Сегодня во второй половине дня, во время передачи о сайтах знакомств, позвонила куча народу, и все заявили, что именно там нашли свою Великую Любовь. Вот я и зарегистрировался в Тиндере, когда чувство одиночества стало невыносимым.

Я разместил на сайте единственный снимок, который нравится мне самому, – спиной к фотографу, лицом к заходящему солнцу. Его сделала Манон, когда мы приехали в Сеньос[7 - Французский курортный городок, расположенный на побережье Атлантического океана.], выскочили из автобуса и рванули на пляж. Я тогда впервые увидел море.

Стоило выдать всю полагающуюся информацию, как по экрану поплыли женские лица. Сначала было забавно. Кто-то хохотал, кто-то занимался аэробикой, йогой, пилатесом. Одни робко улыбались, другие явно перебрали с количеством фильтров, эти позировали с котом, те – всегда с подружками, многие – видимо, поклонницы Дюрера – изображали ожившую Меланхолию[8 - Резцовая гравюра на меди (1514) – одно из наиболее таинственных произведений Дюрера, выделяющееся сложной иконографией и неоднозначностью символов и аллегорий.].

Я включаюсь в игру и делаю случайный выбор. Иногда ржу, например над некой Марией, у которой во всех декорациях одно и то же выражение лица, или над «Женни65» – она лежит на диване, в дупель пьяная, с бутылкой у губ, не женщина – живая реклама. Забулдыга и Диван. В общем и целом – удовольствие средненькое, как будто выбираешь наимоднейшую кепку на вещевом сайте. Может, дело в том, что я и сам не то чтобы красавец и знаю, что внешность – не главное, или Манон все еще живет у меня в голове, но ощущения скорее неприятные. Я чувствую себя еще более одиноким, думая об одиночках по ту сторону монитора. Собираюсь закрыть приложение и вдруг получаю уведомление. Совпадение! Девушка, которую я лайкнул, лайкнула меня в ответ.