Серенький волчок

Как-то, в воскресенье, к Куприным приехали гости. Кажется, справляли новоселье. Стол накрыли на террасе. Бородатый мужик хлопал писаку по плечу и смеялся – ясно, что его близкий друг. Рядом с Еленой и детьми крутилась женщина, все щелкала эту семейку на фотокамеру. Они сидели до вечера.

Я стал вести записи. Распорядок дня в том доме был однообразным. Писатель целый день находился внутри, к вечеру выходил во двор и возился с сыновьями. Иногда он выкатывал из гаража сенокосилку и постригал лужайку. Его жена мелькала во дворе часто. То клумбу подправит, то подметет, или еще что-нибудь. Наверное, была из породы идеальных домохозяек.

Иногда к ним приезжала та парочка, которую я видел на новоселье.

Куприны выползали гулять. Спускались по дороге к опушке леса, ходили к пруду; старший сын постоянно убегал вперед, младший сидел на руках у отца. Со стороны поглядеть – образец благополучной семьи. Только папаша их на деле оказался дерьмом.

Изредка Куприн уезжал, иногда на полдня, а случалось, что и до вечера, наверное, в Москву по своим писательским делам. Я боролся с искушением использовать такие подходящие ситуации. Это было крайне рискованно. Быстро проникнуть туда, в темпе покончить со всеми и покинуть дом, да еще чтобы никто из сельчан средь бела дня не заметил меня – задача складывалась посложнее, чем избавление от отца-алкоголика.

В принципе, я мог пойти в открытую. Оставить записку с объяснением, убить Елену с сыновьями, потом – себя. Но тогда затея с волком провалилась бы. А мне требовалось погрузить Куприна не просто в трагедию, но в мистический кошмар, в самый ад, чтобы он лишился разума.

В голову лезли сомнения: а если не удастся оперативно расправиться с ними? Что если дети разбегутся, пока я буду заниматься их мамашей? Получилось бы как в плохом ужастике: ходит по дому страшилище, разыскивает спрятавшихся детишек. Оно все бы ничего, но это только в кино всегда хватает времени и чудовище может из пустоты появляться и в пустоту исчезать. Мне по десять раз на день казалось, что я совершил ошибку: следовало уничтожить их, когда они только переехали.

Наступала осень, а в семействе Куприных все шло по-прежнему.

Иногда Елена ездила в местный магазин. У нее имелась своя машина. Некоторые поселковые тоже приезжали за продуктами на авто, если жили далеко, но это были свои люди, знакомые и понятные. Куприну, хоть она держалась просто и непринужденно, воспринимали настороженно, даже раздраженно. Елена вела себя вежливо, здоровалась со всеми, улыбалась, но все понапрасну. Наверное, если бы она задрала нос и плевала вокруг, народ счел бы это привычным и нормальным. А Куприна ломала стереотипы богатой и успешной женщины. В понимании жителей поселка от такого поведения разило фальшью и неискренностью.

А вот сам Куприн был другим. В наш магазин он не ездил. Проплывет иногда утром из поселка на затонированном внедорожнике, а потом глядишь – назад возвращается, чинно и благородно. Вот так же было и в тот вечер, когда он на дороге окатил грязью сестренку.

Однажды зимой я поймал себя на мысли, что наблюдение за Куприными стало для меня потребностью, как сериалы для домохозяек. Но любой сериал когда-то заканчивался. Я решил так: следующее лето – крайний срок, пусть даже мне придется пожертвовать всей этой мистикой и тупо перестрелять их.

Я мог раздобыть пистолет. Под каким-нибудь предлогом я зашел бы к ним и ранил Куприна, чтобы не мешался. А потом на его глазах выстрелил бы в Елену с детьми. Я напомнил бы этому жалкому ничтожеству о доброй наивной девочке, которая доверилась ему. Я не стал бы убивать Куприна, нет. Для него это было бы легким выходом. Я пустил бы пулю в голову себе, и тоже на его глазах. Писака проиграл бы дважды: первый раз – потеряв семью, и второй – лишившись возможности отомстить мне.

В июне исполнилось два года, как не стало Катеньки. Я размышлял, где взять пистолет. Среди моих заказчиков был один постоянный клиент, очень характерный такой. Мне казалось, он сможет выручить. И я рискнул позвонить ему. Сказал: нужна помощь, требуется раздобыть очень серьезную вещицу. Он понял меня и вопросов не задавал.

На следующий день приехал его человек. Внушительный амбал. Он вылез из джипа и уставился на меня.

– Ты Володя?

– Да, – сказал я.

– Че надо?

Было видно, что это не грубость, а просто такая манера выражаться.

Окольными путями я стал намекать на оружие.

Он перебил меня.

– Тебе ствол нужен?

Я тоже перешел в открытую.

– Точно, ствол.

– Так бы сразу и говорил, – ухмыльнулся он. Объяснил, куда и когда подъехать. Потом укатил.

Через пару дней у меня появился «ТТ» и две обоймы. Осталось только выбрать время. Я решил, что это будет последний день июня. Ничего памятного с этой датой связано не было, но в июне – и день рождения Катюши, и день ее смерти. Я бы поставил в этом месяце точку и для себя.

Только вот все пошло совсем по-другому.

Двадцать первого июня, утром, я взял бинокль и увидел, что Куприны отправились на прогулку. Всем семейством. Несли большую корзину и плед. Они прошли по дороге к опушке леса, свернули на тропинку и скрылись за деревьями.

Я занялся своими делами. Сходил на могилку к сестренке, немного подкрасил оградку, вытер фотографию. Катеньке исполнилось бы восемнадцать. Она поступила бы в институт. И дислексия прошла бы. И операцию на глаз мы бы сделали повторно. И все у нас было бы хорошо…

– Скоро все это закончится. Подожди меня еще немножко, сестреночка, – попросил я Катю.

Мне хотелось посмотреть на семейство Куприных поближе. С кладбища окольной дорогой я свернул в лес. Примерно догадывался, где они остановились. Если пройти опушкой по тропинке – там можно найти хорошие места для пикника.

Так оно и вышло. Я увидел их и спрятался за дерево. Долго смотрел. А они веселились, такие счастливые в своем радужном и благополучном мире. Плевать они хотели на все остальное. Я на минуту пожалел, что не прихватил пистолет.

Вернулся домой. Достал из тайника волчью голову и ботинки, положил на верстак и все думал: может, получится приспособить их к делу? Но этот маскарад был теперь лишним. У меня имелся «ТТ».

Я приготовил ужин, взял тарелку и сел у окна. Вскоре показались Куприны. Медленно так брели по дороге. Видимо, намаялись отдыхать. Я не мог смотреть на их счастливые рожи, бросил бинокль и лег на Катюшкину кровать. Закрыл глаза.

Проснулся я внезапно, словно и не спал. Наступила ночь. Из окна тянуло прохладой. Я не стал включать свет, сел на подоконник и взял бинокль. Луна только нарождалась, небо было чистым и звездным. Писательский дом и высокий забор с воротами виднелись отчетливо.

А потом случилось что-то странное. Я увидел в их дворе какое-то движение. Подумал: померещилось, или кошка прошмыгнула. Но открылась калитка. Показался старший сын Куприных. Один. Мальчишка шагнул за ворота и побрел по дороге в сторону леса. Это было настолько бредово – я даже усомнился: может, схожу с ума?

Я ждал, что в окнах вот-вот зажжется свет и Куприны хватятся сына. Но шли минуты, а дом по-прежнему оставался темным. Я боялся упустить мальчонку из виду. Похоже, он шел туда, где они на пикнике отдыхали.

Меня будто толкнуло. Была идеальная ситуация, о которой можно мечтать. Только выглядела она так нелепо и подозрительно удачно, что я первый раз в жизни всерьез подумал о дьяволе. Не забрал ли он мою душу в тот момент, когда я решился на убийство невинных людей? И теперь властелин зла помогал мне.

Я бросился в мастерскую, схватил большой пластиковый пакет, положил туда волчью голову и ботинки с лапами. Надел серую ветровку с глубоким капюшоном. Мозг работал четко и ясно. Решения приходили сами. Я сунул ноги в калоши. У многих сельчан есть эта обувка. Подошва практически у всех калош одинаковая и следы оставляет гладкие, не очень заметные на сухой земле и траве.

Я осторожно вышел во двор. Темнели окна соседских домов. Лишь вдалеке у кого-то горел свет. Но оттуда меня вряд ли бы разглядели. Я пересек дорогу и нырнул в кусты. Через маленький лужок с высокой травой и зарослями боярышника можно было быстро дойти до опушки леса. Двигаться по самой опушке я не стал. Безопасней выходило через лес. Только стоило прибавить шаг. Куприны все же могли спохватиться.

Минут через десять я вышел к тому месту, откуда накануне следил за писательской семейкой. Там переобулся в волчьи ботинки. Калоши положил в пакет, достал голову. Потихоньку пошел вперед. Увидел пацаненка.

Он стоял на полянке, боком ко мне. Это было… в общем, это было жутко! Такая вот картина: ночь, лес и застывший сын Куприных.

Странная мысль появилась у меня в ту минуту: а что если дьявол помогает не мне? Вдруг он вселился в мальчишку? Может, это не я охочусь на писательского сынка, а он выманил меня сюда и поджидает, чтобы расправиться? Что если я оказался ночью в лесу, с волчьей башкой в руках, по его воле?

Меня захватывало безумие. Еще не поздно было отступить.

В голове отчетливо раздался голос: «А как же Катюша»? И этот голос вернул меня в реальность. Стало спокойно и легко, словно мне вкололи анестезию.

Я двинулся вперед. Мне казалось: я плыву по воздуху, бесшумно и плавно. Очень медленно я зашел мальчишке за спину. До него оставалось метров пять. Он по-прежнему стоял неподвижно. Я положил пакет на землю, просунул палец в кольцо спускового механизма волчьей головы. Подошел еще ближе. И тут до меня дошло: сын Куприных – лунатик! Сразу такая злость на самого себя взяла за дурацкие мысли. Какой там дьявол! Мальчишка просто спал. И умереть во сне выходило для него лучшим вариантом. Я повернул волчью голову боком, поднес пасть к горлу пацана и потянул за спуск. Сквозь щелканье механизма уловил хруст. Он был тихий, словно надломили сырую деревянную рейку. Мальчишка дернулся и захрипел, глаза у него сильно выпучились. Я снова нажал на спуск – челюсти раскрылись, и тело упало на траву. Наверное, перебило и сонную артерию, потому что крови хлынуло много. Я уже не выдерживал. Отвернулся и приложил волчьи клыки к телу с боку. Клацнуло. Потом еще раз. Что-то утробно булькнуло. Мальчишка затих.

Я рванул в кусты, так быстро, как позволяли лапы на ботинках. Вспомнил о пакете. Вернулся и забрал. Помчался в глубь леса, часто петлял, чтобы запутать следы. В низине остановился. Переобулся в калоши. Сунул в пакет волчью голову и ботинки с лапами. Мохнатая башка была мокрой, особенно возле пасти. Оставалось надеяться, что кровь не капала, пока я бежал в низину.

Следовало подумать, как возвращаться домой. Выйти из леса где-нибудь подальше и двинуться по дороге, словно от шоссе? Но это выглядело бы очень подозрительно. Если бы кто-нибудь из поселковых меня заметил, ночной поход потом обязательно вызвал бы вопросы у следователей.

Я решил вернуться по тому же пути. Миновал низину и по дуге пошел в сторону дома.

Никто меня не видел. Я добрался благополучно. В прихожей аккуратно положил пакет на коврик и осмотрел себя. Кровь была на пальцах, на рукавах куртки и джинсах. Я разделся догола, на цыпочках прошел в ванную и наскоро вымылся под душем. Потом принес из мастерской два пластиковых мешка. В один положил снятую одежду, калоши и входной коврик, а в другой засунул пакет с волчьей головой и ботинками. Отнес все это в мастерскую и спрятал в тайнике.

Я набрал ведро воды, налил туда моющих средств, какие нашлись в доме, и тщательно вымыл пол в прихожей и ручки входной двери. Когда закончил с уборкой – залез в ванну и долго драил себя мочалкой.