Ещё не поздно

Еще не поздно
Виталий Святец

В больнице мальчик очнулся совсем не тем, кем был раньше. Он не узнал никого, кто знал того, чье лицо он теперь носит. И язык был ему едва знаком. Только инспектору ПДН эти игры к делу не пришить, а за проступки того, другого, требуют расплаты.Обложка создана при помощи нейросети Kandinsky (FusionBrain).

Виталий Святец

Еще не поздно

– С Соколовым мне все понятно, а Семён… Инсульт? Серьёзно, инсульт? В его-то возрасте?

Больничный коридор казался сильно темнее обычного. Небо над городом переливалось сталью и белым шумом, будто никак не могло решить: обрушить на людей-тараканов там, внизу, дождь, или нет. Инспектор по делам несовершеннолетних Сергей Зарницын разделял эту позицию – он сам не мог определиться с тем, взорваться ему сейчас или повременить. Последние пару часов старший лейтенант полиции пребывал в дурном настроении – посреди позднего завтрака ему прислали видео с камер наружного наблюдения из парка. На кадрах – его «любимый» подопечный, Семён Пыньков, избивает сверстника, а затем замирает на краткий миг и падает замертво. И поступает в интенсивную терапию с абсолютно неутешительным диагнозом.

– Он ненадолго приходил в себя в карете скорой. Лицевая мимика заторможена, координации движений никакой, речь совершенно неразборчива. Фельдшер диагностировал инсульт, позвонил и предупредил. Мы тут подготовили все необходимое. Доставили его без сознания, и… – врач остановился на полуслове.

– И – что? – не слишком терпеливо переспросил Зарницын.

– Сейчас ждем анализы, товарищ лейтенант, но я честно не понимаю, что с ним происходит. Семён пришел в себя с час назад. И чувствует себя вроде бы… нормально.

– Старший лейтенант, – поправил полицейский. – И что значит «вроде бы нормально» после вот… такого?

Они остановились у дверей палаты, где лежал мальчик.

– При повторной диагностике мы не выявили ни самого инсульта, даже внешних признаков, ни сотрясения. Видимых отклонений… Он, знаете, как не с этой планеты. Напуган и лопочет без умолку.

– Гм. То есть голова цела? Здоров?

– Э… Пока рано говорить определенно, но то, что я видел – это совсем не нормально.

– А Ваш фельдшер…

– Нет, – отрезал врач, – ошибиться не мог. У него двадцать лет стажа, товарищ лейтенант!

– Ну, ошибки случаются у всех, – Сергей оглядел небольшой холл, на время ставший пристанищем их разговора. – А что, собственно, говорит сам юноша? Как себя чувствует?

– Мы… не можем понять что именно он говорит.

– Ах, в этом смысле. Это молодежно-приблатненный диалект русского языка. Даю мастер-класс, как избавить от него пациента, но только один раз.

– Подож… – врач не договорил: Зарницын резко толкнул дверь и ввалился внутрь.

– Ну здорово, Сёма! – рявкнул он. – Я тебя предупреждал про малолетку, сволота ты поганая? Чего тебе пацан сделал, что ты бил его ногами, мать твоя наркоманка?

Вопреки всем возможным ожиданиям полицейского, мальчик заплакал, а в его глазах действительно был лишь страх.

– Сёма, скотина, кончай концерт!

Стандартной реакции снова не последовало.

– Не понял юмора, – удивился Сергей. – Ты чего это, а?

И вот тут Сёма заговорил. И тараторил и пыхтел он без остановки, изредка запинаясь, чтобы проглотить слезы. Да только Зарницын ничегошеньки не понял.

– Шеф, – он кивком указал врачу на дверь, – еще на пару слов.

Они вышли из палаты, оставив мальчика на попечение медсестры.

– Так, Михаил… – он взглянул на бейдж. – Николаевич. У меня два с половиной вопроса. Первый – простой: Вы его карточку смотрели?

– Ну разумеется, сразу же! Нам же надо было знать, есть у парня аллергия на какие-нибудь препараты или нет.

– А там было указано про букет наследственного дерьма, который он получил от родителей-алконавтов?

Михаил вздохнул и сдавленно кивнул:

– Было. Ужас.

– Тогда что это за тупой прикол я сейчас видел? – Зарницын схватил терапевта за ворот халата. – Вы его тут чем-то обкололи? Морфин? Кодеин? Чего он там лепечет на тарабарском, а?!

– Вы же сами м-меня не дослушали! – взвизгнул врач.

Сергей Зарницын разжал руку.

– Весь – внимание, – буркнул он.

– Я н-не уверен, товарищ лейтенант, но это, в-вроде бы, польский.

Потребовалось несколько секунд, чтобы Сергей попытался прогнать эту информацию через свой мозг.

– Чего? – спросил он наконец.

– Польский, – кивнул врач. – Ну, или похожее, кто там в этой долбаной Европе рядом…

– Так. Сначала инсульт – то он есть, то его нет, а теперь это. Николаевич, а Вы сами-то не под наркотой часом? Какой польский? Этот малолетний дегенерат знает только два языка – русский и русский матерный, и те – с ошибками.

Михаил Николаевич открыл рот, но быстро щелкнул зубами и пригласил Зарницына обратно в палату. Когда они вошли, парнишка снова вжался в койку.

– Михаил, – по слогам произнес врач похлопал себя по груди. Потом подошел к медсестре и положил руку ей на плечо. – Кристина.

Он повторил этот номер несколько раз, и указал рукой на мальчика.

– Колек, – показал на себя Сёма.

– Какой еще Коля? – снова повысил голос Зарницын. – Ты чего несешь?

Михаил замахал руками, а Сергея между тем осенило:

– Да хорош комедию ломать! – заорал он. – Я все уже понял! Хотите признать его невменяемым? Так опоздали, я это до вас знал! Он бы не избивал всех, кто под руки попадется, будь это иначе! А теперь – всё, прямым ходом отправится в колонию для мелких фашистов!

Вдруг пацан заорал во всю ребяческую глотку, вскочил с кровати, опрокинув по пути стойку с капельницей и забился в угол. Он бешеными, сумасшедшими глазами озирался по сторонам, повторяя лишь одно слово: