Земля необетованная

– Да что Роза?.. – вспылил Лейб. – Одна что ли?.. Как белых-то погнали, эти, как их – Мате Залка и Бела Кун, кажись, – венгры… Что творили в Крыму… – насупившись, выкрикнул Лейб. – Немцы в восемнадцатом того не делали. Жуть…

На что Архип философски пробурчал: – Власть совецка ишо не окрепла. Чё винить-то?.. Чё лаяться…

– Не имею сказать красиво, скажу по себе. Нема, Архип, здравого смысла у нас – человеков. Поступаем, як Бог на душу положит. А почему?.. Слаб человек и жаден до крови! Ему волю тилько дай… таки стоко наворотит?!.. Наследники веками разгребать будут. Вот ты, Архип, хучь не нашей крови, а ухи-то свои открой, да послухай. Говоришь, чё тащусь с малым дитёнком? Отвечу… Совецка власть теперича обещает нам – евреям, жисть новую дать, землицы в Крыму отписать. Поди, тыщу лет евреи прав не имели землёй владеть, всё ждали землю обетованную нам Всевышним. А тута Господь сподобил совецку власть и та дала таку возможность… Евреи поверили и ломанулися в Крым… Вот и меня позвали наши соседи в коммуну «Га-Мишмар[18 - Село Солёное озеро.]», говорят, недалече от Джанкоя. Я тебе так скажу. После кровавых банд в наших краях я, почитай, еду из последних. Многие-то в Палестину кады ещё уехали…

Архип обернулся и степенно, как человек бывалый, всё знающий, произнёс: – «Га-Мишмар»?.. Бывал там – знаю ту старую деревню. В трёх четырёх верстах от Кучук-Таганаша. Точно, там теперича живут евреи.

Он покачал головой и с сочувствием, добавил: – Однако, завидовать тебе Лейб, неча. Сиваш вокруг – гиблые места. Тама многие пыталися дело сладить… Ну, да коль землю дают, чё не попробовать! Побудешь, посмотришь, а не понравится, езжай подальше – под Евпаторию, найдёшь хутор Сукур-Кую, тама нынче поселилися евреи из житомерщины. Я им дёготь вожу.

– Как ты говоришь?.. Сёкур…

– Сукур-Кую… С татарского – «слепой колодец», «сухой колодец». Татары так называют колодцы, из которых ушла вода. Може и ты пригодишься тама. Портной же… Не понравится тама, езжай в коммуну «Хаклай», тож не далеко от Евпатории. Да их много теперича в Крыму этих колоний. Вы же их называете «кибуц». Только везде трудно тама. Это тебе не Кривое Озеро, где земля словно пух, и воды вдоволь.

И чтобы совсем не огорчать соседа, успокоил: – Своя земля – это хорошо!

Лейб Гершель кивнул, слегка приподнялся, и рукой показал куда-то вдаль. – Красота!.. Природа она ить её и творит. Чтобы в природе не делалось – всё на земле красиво. Вона её землицы сколько, пахай – не хочу. Супруга моя, Руфа, быстро разберётся где поселиться.

Затем, глядя на сына, блаженно пускавшего пузыри из носа, он убрал от его лица несколько соломинок, и с грустью произнёс: – Спи Сёмочка, спи. Таки в жисть новую едем, набирайся сил. Оправдай поверье еврейское: «Сыновья – наследие Бога»! И довольный собой, Лейб опять завалился на свой узел.

– И в правду, чё ж не ехать, коль землю нам бесплатно раздают? Кады такое было? Буду на своей землице пахать и ораву свою кормить. Хватит иголкой руки тыкать.

– Ой, насмешил, Лейб! Пахарь мне нашёлся! Что-то я не видел вашего брата с сохой на поле. Коль и будет вам дадена земля, вы же наймёте нас – мужиков русских и хохлов на ней работать. Шо руки у вас растут откудова им надо расти и башка варит почище нашего – то верно, не спорю. Ремёслами всякими владеете. Для вас что главное? – лихва! Вы, ой как деньги любите! А земля?!.. Где земля, а где вы – евреи. Вам же главное – продать, купить, и снова продать. А земля-матушка, она терпения требует, пота и мазолей. Тута Лейб, парою слов не отвертишься и златом шибко не разживёшься.

– А кто ж денег не любит? Ты, Архип, хучь и грамотный, поди, не зря в Одессе учился, покуда родитель твой жив был, сам-то куды навострился, не на рынок ли в Джанкой? Дёгтем и солью загрузишься, живностью малой, ещё чем… И продашь потом в Симферополе – чем не гешефт? – ленивым голосом уколол Архипа Лейб.

– Ты и зимой могёшь иглой тыкать и папироски набивать, а мне как?.. Я урожай-то собрал свой, продналог сдал, поди. Вот, теперича и время имею… – огрызнулся Архип.

Вскоре разговор опять на время затих. Монотонное тарахтение телеги и духота клонили мужиков ко сну. Но тут, колесо телеги наехало на невесть откуда взявшийся на дорогн камень. Телегу накренило, и задремавший было Архип, едва не вывалился из телеги. Он чертыхнулся и вожжами огрел своих кобыл. – Тпру! Куды прёте, окаянные? Ослепли, чи шо?!..

Правая лошадь, лениво повернула голову, и остановилась. Остановилась и левая. Телега встала.

– Шо, обиделись, – миролюбиво пробурчал Архип. – Ладно, не буду больше – двигайте, чё уж там.

Телега дёрнулась, и затарахтела дальше.

– А пахать-то, Лейб, чем будешь? Ты ж безлошадный! – не поворачиваясь в сторону товарища, как можно ехиднее произнёс Архип. – Али иголкой своей тыкать землю будешь?

И сам засмеялся, представив Лейба с иголкой на поле.

– Тёмный ты, Архип, хучь и грамотный. Газет не читаешь. А слышал про американские трахтора, а?.. Трахтор у меня будет. Им и пахать буду.

От такого бесстыжего вранья, Архип бросил вожжи и обернулся.

– Иди ты!.. Трахтор?!.. На рынке за портки купишь?

– Как же – за портки?!.. – обиженно пробурчал Лейб. – Братья наши по крови – американцы, нам помогают. «Джойнт» кредит на закупку трахторов, иль чего там, даёт. Поди, и не слыхал про таку организацию. А я слыхивал, сосед из Симферополя приезжал, рассказывал.

– Кредит – что за чертовщина? В долг, что ли?

– Вроде того…

– А чего же в долг? Аль так не можно помочь? Где ихнее милосердие?

Прежде чем ответить Гершель задумался. Затем наставительно произнёс: – Не след облагодетельствовать бедных и несчастных людей подачкой, какая бы она не была. Кто это вершит, ведёт себя не по нашим законам. Бедному человеку ты должён помочь, и не обидеть его, а блага свои передать в форме займа. И будет человек чувствовать себя не унижено. Тебе Архип того не понять.

– Говорил ужо, во всём вы – евреи, лихву ищете. А я бы не отказался и от подачки, да кто даст?

Словно что-то вспомнив, Архип вдруг задумался, затем произнёс: – Вот ты говоришь – трахтор! Пахать будешь… А спроси меня, Лейб, почему я так привязан к земле?

Архип обернулся на Лейба. Тот кивнул ему, мол, давай – говори.

– Да, потому, что и у меня был папа, и мой папа учил меня босиком по земле за плугом ходить, шоб ноги мои касалися энтой самой землички. Шоб я кажный камешек ноженьками ощущал, кажную калючку… И ел хлебушек, который выращивал собственными руками. Это словно младенец, сосущий молоко из материнской груди. Когда отец учил меня сеять, то прикладывал и мою ладонь к земле, шобы я ее почувствовал. Любовь к земле – это в крови, едрён корень, должна быть… В самой душе…

А трахтор, что?.. Между мужиком и землей есть расстояние, и нет потому родства близкого. Сумлеваюсь я, Лейб, что пахать вы, евреи, сами станете. Ой, как сумлеваюсь…

– Ну, не знаю, Архип, не знаю. А може я за трахтором босиком тож итить буду, – задумчиво произнёс Лейб. – А чё, привяжу вожжи куды надо, и дергать буду…

– Вот хохоту будет… Не смеши меня Лейб. Слухай, а что, правда, балакают, в Крыму евреям дозволят свою собственную страну иметь? А?!.. Врут, поди… В ваших же талмудах там разных написано, шо иудеям земля обещана только в Палестине. А тута – Крым?!..

– Ну, не знаю, как своё государство собственное, но, таки, ходют слухи. Мол, еврейскую волость в Крыму сделать. Чё и тащуся туды, – сразу став серьёзным, важно ответил он.

– А куды же из Крыма русских, хохлов, немчуру и татар девать? Особливо татар. Коль своё государство хотите, мусульмане – татарва, вам помеха будет. И их понять можно… Бог един, а пророки разные: у них – одни, у вас – другие. Как всем договориться? Поди, никак…

– Да уж… Без веры ни куды… – тяжело вздохнув, вставил Лейб.

– А ещё, татарам из Болгарии и Румынии дозволили с пожитками и семьями приезжать в Крым. Куды всех расталкивать?

– Дык, это… Нам, вроде, только северный край Крыма обещаются, – неуверенно произнёс Лейб. – А там, хто его знает… А куды татар?.. Так местов всем хватит, Крым большой! А религии… Разберёмся, Архип…

– Ихний мулла – муэдзин, на минарете своё орать будет, а тут церковь – наш поп с кадилом и колокольным перезвоном… А тама – синагога ваша – раввины. Смехота!..

Лейб не ответил. Нахмурившись, он замолчал. Видимо, слова Архипа о пророках, застали его врасплох. «А коль, правда: и синагога, и церковь, и минареты… Кошмар!..», – недоумевал он. Но поразмыслив, успокоился. «Так мы же – евреи, поди отдельно будем жить, в своих волостях… Фу… Любят эти хохлы проблемы создавать». И Гершель успокоился.

Архип обратил внимание на речи Лейба. И даже несколько удивился тому, как чистокровный еврей разговаривал с ним – украинцем. Говорил Лейб без еврейского акцента и своих привычных еврейских, точнее даже – одесских, слов и выражений.

«Все на русский язык переходят, когда что-то важное нужно сказать», – решил он. Но подначивать своего товарища не стал.

– Говоришь, местов в Крыму всем хватит?.. – Архип обернулся. Лейб лежал с блаженной улыбкой на лице. – Коль так, – миролюбиво произнёс Архип, – Пущай тады на воду ваш, как его…

– «Джойнт», – догадавшись о ком речь, подсказал Лейб.

– Во-во! Тама, куды ты прёшься, земля засушливая, целина почитай… Вода нужна, и много. Денежки пущай и выкладывает на колодцы, и тянут издалеча воду. А вода… Поди, видели с тобой на какой глубине водится. Иначе, на кой хрен трахтара вам?

И снова разговор затих. И бесконечная степь, и полуденное солнце, и тёплый осенний воздух опять убаюкал мужиков.

Но вот, натянув вожжи, Архип произнёс полусонным голосом: Тпру… Стойте милые. Давай, новопредставленный пахарь, доставай баклагу. Вона, тама – под сеном, в ногах. Пора и перекусить.

Вытащив охапку сена из телеги, Архип разложил его перед лошадьми. – И вы перекусите родимые, путь не близкий!