Старое письмо

ЛЕТО БРЕДБЕРИ

Ночами бессонными, чёрными, чёрными,
Холодными далями деревья бредили…
Деревья росли за заборами дачными,
О вольных лесах деревья не ведали.

А утром, проснувшись и слёзы не высушив,
Птиц ими поили, и пили птицы,
И птицы пели утрами росными
О Лесном Короле в тополиной столице…
.

И в полдень июльский, средь лета жаркого
Всё падает снег, а земля всё не стынет…
Лишь в пурге тополиной шепчет птицам листва:
«Наш Лесной Король стеллит лету перину…»

ПЛАСТИКОВЫЙ ВЕК

ПУТНИК ХОЛОДНОЙ ЛУННОЙ НОЧЬЮ

Ночь и луна.
В ночи столь странны звуки,
безмолвие пленит и согревает.
Пристойна тишина.
Лишь гулким эхом
ее упругость ветры разрывают
на тысячи шагов.
Дробится время,
и где-то в полнолунии все завязки.
Развязки нет.
Лишь вечное сплетение
теней и бликов,
вьюги, сна и сказки.
И колокольчик голоса не властен
над этим неизученным пространством.
Где стихнет он – там ветры обновляют
наш старый мир
с тревожным постоянством.

НОЧНЫЕ СТРОКИ

И сонный шорох ночной
расплывается в тихой комнате,
и мотылек, окрыленный луной,
летит на огонь, дрожащий в темноте.

И снова белый лист
не дает мне уйти безмолвно
в сна черный-пречерный лес,
в шепот ветвей немногословный.

Но бегства не скрыть стыда
словами, чернилами, книжицей
про радостные берега,
что ждут нас в немой неподвижности.

Не твой и не мой этот стих,
на лист пролитый небрежностью
тайных моих интриг,
чьей-то невидимой нежности.

НАПОМИНАНИЕ

В углу за шторкою, в тени сиреневой,
перчатка женская на стуле спит.
Дыханьем призрачным, неслышной тенью ли,
узор таинственный пространством свит.

И верю свято я, что где-то комнатах
хозяйка чуткая, в себе храня
и пламя жаркое, и ветер трепетный,
сквозь все вселенные глядит в меня.