Сегодня – позавчера. Испытание сталью

– Можно?

Опять кивнула.

Я поцеловал её.

– Ты прекрасна! Давно не ощущал подобной прелести и красоты. Позволь теперь мне поухаживать за тобой.

Она опустила голову.

– Не надо. То, что было – было нужно. То, что сейчас будет – не нужно. Похоть.

– Не может быть похотью подобная прелесть, – уверенно заявил я, аккуратно собирая её волосы и сплетая их в косу.

Потом я подлил на камни кипятка из деревянной бадьи, где запаривался веник. Камни уже порядком простыли и не дали того жара, что я хотел. Но, повинуясь мне, Даша залезла на полати, я её, не спеша (быстро уставал), парил, гладил. Потом мыл её простым хозяйственным мылом (другого не было), мыл не мочалом, руками. И это было превосходно! Я не ожидал, что Даша, сначала равнодушно-податливая, стала ластиться к моим рукам, как кошка. Мне просто было приятно её мыть. А вернее – щупать. Гладить каждую складочку, каждую выпуклость. Помыть ступни, с подошвой, жёсткой, как подошва солдатского сапога – видно, что часто босая ходит. Я – извращенец? С таким кайфом мыть чужие ноги? А как кайфово было мыть-гладить остальное!

Закончилось всё тем, что мы сцепились снова, сплетаясь в единое целое.

И пусть весь мир подождёт!

Она лежала у меня на груди, поглаживая шрам на сердце, ставший почему-то едва заметным.

– Он был контрастнее. Ты постаралась?

– Да.

– Как называется то, что ты сделала?

– «Живород».

– Так и называется?

– Да.

– Мы сможем повторить? Не ритуал, а то, что было после?

– Нет.

– Почему?

– Другая ждёт своей очереди.

– Докторша?

– Да.

– Подождёт.

– Ты жесток.

– Да. Я не был таким. Раньше.

– И станешь ещё жестче. Если выживешь.

– Вот именно. Ты видишь будущее?

– Нет. Мой муж видел. Он мне сказал, что ты придёшь.

– Прям так и сказал?

– Он сказал, что придёт странник меж мирами. Воин. Такой же, как и он. Так я тебя узнала.

– Не понял.

– Какой ты глупенький, – прыснула она, – все люди дышат разной силой. Твоя сила – как и его.

Она мне рассказывала о том, каким ощущают мир экстрасенсы, как видят мир они. Единственное, что я понял – что ничего не понял. Как объяснить монохромному с рождения псу цвет радуги? Так и я. Не увидев – не поймёшь.

– Ты видишь. Иногда. Боишься только видеть. Не бойся. Ты же воин. Бери всё, что нужно для победы и рази врага.

– Почему он умер, если такой великий воин, а ты такой великий целитель?

– Его время истекло. Он должен был уйти.

– Прости, я не должен был. Я знаю, как терять родных и любимых. И чтобы ты ни делал, ничего не изменить.

– Давай не будем, – она встала, потянулась ко мне. Я думал, чтобы обнять, но она отстранилась всем телом, расстегнула цепочку с крестом, унесла в предбанник, вошла с ворохом простыней и полотенец. Положив ворох мне в руки, она опять охватила мою шею. Когда она убрала руки – на моей груди лежал белый маленький крестик на чёрном кожаном ремешке. А узелка я не нашёл. Ремешок образовывал замкнутый круг без разрыва.

– Как его снять?

– Никак. Пока ты жив – он не разорвётся. Ровно за сутки до твоего ухода он сам распадётся. У тебя будет время завершить дела и проститься.

– У него был такой же?

– Это его.

– Я понесу его крест?

– Я же понесла твоё дитя.

– Что?

– Я ведунья, я сразу почувствовала. Жизнь. Живород. Я – тебе вернула жизнь, ты – мне.

Я сгрёб её в объятия:

– Будь моей всегда! Будь моей женой!

Она пылко ответила на объятия и поцелуи. Но, когда мы опять обессилели, опять поглаживая шрам, она ответила: