Искупление

– В семидесятых, катца, заряжал. С дедом Фёдором ходили на солонцы. Не, ране, в шестидесятых. В семидесятых деда уже не было.

– До рождества Христова или после? – разглядывая картечь, залитую воском, самым серьёзным образом спросил Сергей, и добавил: – Самого-то в клочья не разнесёт?

– Пошто, разнесёт, не разнесёт. Порох хороший был.

– Риск – благородное дело. Погибну – знать, на роду так написано; выживу – всех напугаю громом взрыва.

У ворот Сергея ждал кот. Его издали заметил Сергей и улыбнулся как старому и хорошему приятелю, даже другу. И кот, похоже, был рад встрече, показалось, что и он улыбается.

– Прости за ради Бога, соседушка, что заставил тебя ждать у ворот! – попросил он прощения у сановитого гостя. – Я тут малость подзадержался ещё у одного соседа. Да ты его, поди, знаешь? Матвей Захарович, статский советник? С того краю? Советы даёт до сей поры. Вот ружьецо мне присоветовал держать при себе. Проходи в дом. Рыбкой угощу. А может, сальца пожелаешь? По причине отсутствия присутствия холодильника и ледника, ничего, что может испортиться, не держу. Так что тебе, дорогой соседушка, Василий Васильич, – рыбки? Может, сальца или консервы? Ладно, угощу рыбкой. Сам жарил.

Василий Васильич смело переступил порог временного жилища, постоял, не спуская взгляда с хлопотавшего хозяина, а затем важно уселся в удобном местечке.

– Что нового у тебя, соседушка? – спросил Сергей кота, обнюхивающего угощение. – Что в мире? Может, где война бушует у наших жилищ, а мы – ни в зуб ногой в этой Тмутаракани?

Василий Васильич пищу признал годной, принялся хрустеть косточками жареных карасиков.

– Меня интересует твой, соседушка, взгляд на войну, а ещё больше, на революцию? Начнём с революции. Будет она или не будет? Всё за то, чтобы ей быть. Доказывать, или сошлёмся на ежа, которому и это не в новость? А если ей быть, то почему её нет до сих пор? Ходят слухи, что боятся люди войны, боятся крови, разрухи, голода. Но это же не то, что было когда-то. Тогда помещикам, владельцам фабрик и заводов, власть имущим было что терять, но было и кому за это и воевать – армия, руководство армией было в их руках. Обстановка была такова: класс эксплуататоров, что хмуришься? Так его нарекли тогда, всё своё держал при себе, в своей стране, и он, естественно, не хотел просто так с нажитым за сотни, а то и тысячи лет, расставаться, вот он и устроил Гражданскую войну. Не согласен? Но это так. Класс рабочих и крестьян уже не хотел быть на услужении у прежних своих господ, не хотел голодать, не хотел в окопах заживо гнить, вшей кормить, чтобы господа при этом ещё больше богатели. Вот тут и возникли существенные между ними разногласия, переросшие в эту самую Гражданскую войну. Теперь правильно? Слава Богу, я рад, что наши мысли не расходятся! Сейчас иное время, иные обстоятельства, но всё к этому же ведёт. Теперь олигархи с учётом недостатков, допущенных, уже нами названными эксплуататорами, все свои богатства спровадили за бугор, там их ценности, валюта, там их дворцы, семьи. Одно у нас – их бизнес, их грабёж. Вот тут самое интересное начинается. Вопрос такой, слушай внимательно, соседушка: будет ли олигарх теперешний встревать в войну, в которой его могут и подстрелить, как куропатку? Нет, не будет, это я точно тебе говорю. На свои деньги может нанять иностранных легионеров? Согласен с тобой. Только это будет не больше комариного укуса. Ещё вопрос, Василий Васильич: как заставить олигархов убежать из страны, которую они грабили тридцать лет и три года? Вот тут у нас непорядок. Тут нужен лидер, за которым бы пошли в огонь и воду массы. А такого лидера пока нет. Но он объявится – свято место пусто не бывает. Он заставит изменить Основной закон государства – Конституцию, в которой запишут один единственный пунктик: «Фабрики, заводы, земля, ископаемые отныне возвращаются к своему исинному хозяину – народу!» Вот так, или примерно так будет. Короче, соседушка, всех олигархов по боку! Согласен со мной? Правильно, сложно не согласиться. Вчера ёжик сразу же согласился. Ёжику понятно, а людям приходится вдалбливать, а они своё талдычат: «Раньше колбас столько не было. Раньше машину было не купить. Раньше невозможно было выехать за пределы своей страны!» Ну, было это. Плохо это. Можно было сделать так, чтобы и машины были, и колбаса была, и можно было кататься по всему земному шарику? Однозначно – можно! А теперь, соседушка, моё предложение: не затягивать возврат к новому будущему, по-настоящему светлому! Вот тогда я приму тебя не в бане, а в светлице, накормлю не костистыми карасями, а красной рыбой, напою отборным молочком, а напоследок спать уложу на тёплый и мягкий диван. Будешь спать и видеть сны счастливые: на улице март, ночь, звёзды, и ты со своей подружкой Муркой на моей новой крыше. Нравится? То-то же! Но за это надо побороться!

Кот, облизываясь, смотрел на хозяина, ожидая ещё чего-то.

– Как карасики? Понравились? Годятся с голодухи? Не осуждай – чем богаты. Давай поговорим-порассуждаем о нашем главном. Да, о самом главном. Кто он, что он, куда он, с кем он, за кого он?

Раньше я думал: «Свой он, наш в доску!» Теперь так не думаю. Почему? Сам не знаю, но нутро подсказывает: за «белых» он, а говорит, что за «красных». Был уверен, не может он сразу взять и придавить наших «акул империализма», они сотрут его и проглотят первыми. Знай это, народ бы его в этом поддержал, помог. Теперь вижу, он и не стремится что-то изменить, более того, оправдывает и защищает этих «акул». Прихлопнет одного-другого зарвавшегося мелкого воришку на радость нам, а главные расхитители вне закона. Согласен со мной? Как не согласиться, ёжик и тот сразу согласился. Не с нами, не с народом он, в этом я стопроцентно убеждён! К чему всё это приведёт? А кто его знает! Знаю, что приведёт, а к чему – не знаю. Наверное, к тому, что уже было. Что с ним будет? Не пропадёт. Приголубит кто-нибудь, по подсказке кого он действует. Одному такому там и памятник соорудили, и платят круто, совсем не тридцать сребреников, как заплатили когда-то Иуде за предательство. Конечно, это предательство! Только предательство всей страны, всего народа не сравнить с предательством одного, пускай, сына божьего. Вот и платят хорошо. Но это сейчас не предательством называется, а «новым путём развития международных отношений!» Предал – и мало того, что ты неподсуден, ты же ещё и герой! И таких «героев» теперь по стране не счесть. Неужто я не прав? Я так и думал, что поймёшь меня правильно. Ты тоже так считаешь? Ну, вот нас уже трое таких – я, ты и ёжик. Надеюсь, найдутся и другие, кто с нами заодно. А если все так думают? Если даже и не все, а большинство, то жизнь страны круто изменится от банальной искры, которую в истории принято называть поводом. Погибнут, например, в обрушившейся шахте шахтёры, которые были до того в положении бесправных рабов; уволит владелец завода неугодных рабочих; не спасут родители ребёнка, не собрав на операцию большие для них деньги и копейки для олигарха… И пойдёт гулять вольница!

А уж куда она выльется – одному Богу известно. Но что не повезёт власть и богатства имущим – сомнений нет. Давно нет. Ты согласен со мной, соседушка? Примерно так же думаешь? Так оно и будет. Во всяком случае, так должно быть! Вижу, тебе это наскучило. Оно и понятно – на сытый желудок политика не укладывается, в дрёму тянет. Но я и этому рад – сделал тебе приятное. Приходи завтра, побеседуем на пустой желудок. На пустой желудок и мысли… нет, совсем даже не пустые. Они тогда близки к истине, потому что близки к мыслям большинства. Голодных у нас пока большинство. Что будет, когда все будут сыты? Честно говоря, не задумывался над этим. Наверное, хорошо будет. Не зря же говорят «сыт, пьян и нос в табаке» о тех, кто преуспел. Во всяком случае, сытому лучше, чем голодному. Он тогда голодного не разумеет, то есть туп, слеп, равнодушен, долго живёт… Для чего такая ему жизнь? Наверное, просто для того, чтобы есть и жить. Живёт такой человек, чтобы есть. Много таких, ты спрашиваешь? Отвечаю – большинство! А другие – кто? Другие едят, чтобы жить. Жить по-людски. С пользой для всех – для страны, для народа, для прекрасного… Конечно, есть такие! Правда, их почему-то лохами называют. Наверное, потому что меньше всего о мелочном думают. Что называть мелочным? Вопрос, конечно, интересный, но я попытаюсь ответить. Мелочное – это дорогая машина, дорогая колбаса, рыба… Что мотаешь головой? Не то говорю? Колбаса и рыба – не мелочь? Для кого как, вот в этом и суть проблемы. Согласен с тобой: колбаса и рыба – не мелочь, но и не главное! Что главное? Хорошие мысли, хорошие дела, умение отличать хорошее от плохого, желание помогать всем нуждающимся в помощи, знать, для чего ты на этом свете… Да, мало ли чего в мире главного, всё хорошее – главное! Я вот построю дом, приглашу в этот дом хозяйку, буду воспитывать детишек… Помогу такому же соседу построить дом, потом объявится ещё сосед, другой, третий, четвёртый, пятый, седьмой, улица, деревня. Сообща возведём храм. Школа и больница? Нет, не упустил это. Это в первую очередь. Само собой разумеющееся, как без этого! Глядя на нас, другие займутся этим же. И скоро везде, где бушует чертополох, зацветут сады! Красиво? Не согласиться может только тот, кто в мелочах прозябает. У него много денег, но они – мёртвый капитал. У него шикарный автомобиль, но он не самый лучший! Да и самый лучший – не самое нужное в жизни. Засеем поля хлебами, на луга выгоним стада. Из отборного молока заведём сметану, собьём масло, наварим сыры… Детишки, милые и послушные, живут на природе, любят природу, понимают природу. Разве это плохо? Это прекрасно! Да… Опять же, когда всё хорошо, как человеку узнать плохое? Не познав плохое, не познаешь и хорошее. Круговерть какая-то. Сплошная неразбериха. Хорошо, когда плохо и плохо, когда хорошо? Ладно, Василий Васильич, наверное, и я устал. Надо баиньки. Жду завтра с восходом светила, на завтрак перловая каша с тушенкой, чай, конечно же, с сахаром. Глюкоза, если верить учёным, крайне необходима нормальным людям; ненормальным тоже. Даже в большей степени. Ну, давай вставай с кресла. Шубу подавать? Галоши можно не надевать – дождя не предвидится – прогноз таков на сегодня. Привет семье! Пламенный – Мурке!

Кот, к удивлению Сергея, встал и спокойно побрёл к двери. Сергей тоже вышел из бани, и его охватила непроницаемая темень. «Как в бочке с дёгтем!» – подумалось. Зевнув несколько раз кряду на Луну, Сергей поспешил к ложу.

6

Как и думал Сергей, избу собрать в августе не удалось. Форс-мажор действовал безукоризненно. Неделя получки у операторов, неделя обмывания народившегося наследника у крановщика, неделя на сбор всего, что нужно, чтобы поставить избу, подошла новая получка… Сергей изнурился от безделья, от ожидания того момента, когда на его участке застучат дружно топоры, завизжат пилы и дрели. Брёвна сиротливо лежали под открытым небом, рамы и двери сам Сергей, не требуя этого от рабочих, аккуратненько поставил у стены бани, надёжно прикрыв старым шифером.

Наконец мажор закончился, и рабочие, вялые, как осенние мухи, собрались во дворе хозяина стройки. Было видно, как не хотелось рабочим расставаться с привычным ритмом ничегонеделанья. Они бестолково бродили по двору, курили, плевали тягучую слюну, долго и изучающе, исподлобья глядели на хозяина. Не дождавшись понимания, один из них, тот, что постарше и посолидней, не сдержался.

– Слышь, хозяин, – упёрся он взглядом в Сергея, – порядочные люди начинают с задела. На каждый угол по бутылке. Чтоб хорошо стояла.

– Может, так бы и надо сделать, да у меня форс-мажорные обстоятельства. Предлагаю среднее – поставим избу и отметим достойно это историческое событие, – Сергей ждал ответа, не отводя насмешливого взгляда с хранителя народных обычаев.

Шатко, валко, но стронулось дело с мёртвой точки. Постепенно, где тихо, где с матерком, завертелась карусель. Застучали топоры, завизжали дрели и пилы, преображались лица строителей, из вялых, осунувшихся они становились живыми. У тех, что помоложе, выступил яркими пятнами румянец, на лбу появилась испарина. Лиха беда начало. Вот на фундамент лёг первый ряд брёвен. Сергей окинул взглядом площадь, замкнутую брёвнами, и порадовался увиденным.

«Восемь на двенадцать, а смотрится как все сто! Родителей бы сюда, да былого не вернуть».

К концу дня, когда солнце скатилось за лес, уставшие, но довольные сделанным, рабочие обливались колодезной водой, смывая с себя пыль и солёный пот, Сергей гладил рукой верхнее бревно четвёртого ряда. Бревно, не скупясь, отдавало ему своё тепло; крепко пахло смолой и скипидаром; под ногами шуршала стружка.

При густых уже сумерках, когда Сергей пробовал на готовность кашу, подгрёб дед Матвей.

– Что это у тебя, дед, за коромысло? – спросил Сергей, показав на что-то длинное, завёрнутое в мешковину и перетянутое бечёвкой.

– Это, брат, такое коромысло, какое может ещё как тебе пригодиться, – дед принялся, не торопясь, развязывать бечёвку. Сергей ждал, нахмурив брови. – Вот тебе коромысло! – извлёк из мешковины дед ружьё. – Берданка. Я и запамятовал, а она вона где оказалась! В чулане! Тебе-то я отдал дедово ружьё, а сам-то с им, с дедом, то ись, ходил с им. С берданкой. Ты не гляди на калибр, маловат, конечно, но бьёт, особливо пулей, лучше и не быват. Как-то пошёл я один в Косу Падь, дед тода занемог, а она у меня из-под ног. Прошила пуля наскрозь! А ты: коромысло! Патронов сыскал только пять, не знаю, продают их в охотничьем магазине или нет? Ране продавали, теперя не знаю. Будешь в районе – зайди спроси. Пулей на сто больших шагов в кружок с ладошку, а ты: коромысло!

– Спасибо, дедушка! – поблагодарил Сергей. – Да только зачем оно мне? У меня и разрешения нет, и не охотник я. Не разрешат мне в милиции оружие.

– Ты думашь, всем разрешили? Их тут таких чуланы да чердаки полны. Даю не для охоты. От плохого человека будет защита. Помнишь того, деньги кому надо? Во, от таких оно! Бери, не сумлевайся. Не подведёт. Пружина как с завода, а ему лет да лет. Умели тода делать люди.

Вот уже дом подведён под стропила, они рёбрами большого животного смотрятся издали. Радости скрыть не мог Сергей. Он бродил по избе без окон и дверей, и мысленно расставлял в ней печь, кровать, диван, столы и стулья, городил-перегораживал комнаты детям, спальню себе с женой не забыл…

День выдался солнечный и какой-то прозрачно-звонкий. Начали желтеть деревья. Сквозь желтизну листвы берёз пробивался красно-оранжевый цвет молодых осинок. Сергей ждал строителей, сегодня у них по плану установка окон и дверей. Рабочие задерживались, хотя вчера об этом никто не заводил разговора.

«Не было бы какого форс-мажора со свадьбой или крестинами, – размышлял Сергей, поглядывая на проём в лесочке, откуда тянулась дорога. – И до получки далеко».

Послышался рокот автомобиля, и из проёма, как из пещеры, вынырнула машина. Машина была не та, что привозила любителей мажора. Скоро она притормозила, подвернув к новой избе.

– Фу ты, ну ты, лапти гнуты! – воскликнула Томка, увидев дом под крышей. – На новоселье не опоздала?

Из машины вышла молодая девица, одна из тех, в которых сразу влюбляются мужики как холостые, так и женатые.

– Здравствуйте! – сказала девушка и красиво улыбнулась.

– Сергей Игнатьевич, невесту вам привезла, – выпалила Томка. – На смотрины приехали.

– Тома, считал тебя другом, а ты оказалась… Предупредила бы, лаковые сапоги бы надел. Штаны плисовые…

– Отбросим мелочи! Главное – что?

– Что?

– Главное, что есть повод выпить!

– Да, – Сергей почесал за ухом, – повод есть, только…

– Не горюйте! Мы предусмотрели! Чай в термосе ещё не успел остыть.

– Тогда, милости просим, – Сергей показал на свой дом.

– Какие хоромы! – воскликнула Томка, переступив через порог. – Быть хозяйкой в таком доме – лучшего счастья и не надо!

Девица, оглядывая всё своими огромными серо-зелёными глазами, улыбалась, украдкой посматривая на хозяина.

– Столовая у меня в другом помещении, – признался Сергей. – Но там темень несусветная. Помещение то – баня. Подождите минуту, я здесь накрою.

Хозяин принёс доску, два чурбачка – получилась лавка. Бочонок вверх дном, застеленный газетой – стол. Банка спасительной тушёнки, хлеб – угощенье.

– Прошу к столу, – показал он на «стол» и лавку. – Чем богаты, тем и рады.

Гостьи уселись на лавку, а хозяин примостился на чурбачок. Чай был ароматный и горячий.

– Вот, жду, должны недостающие окна сегодня привезти и вставить, да что-то нет их, – пожаловался Сергей. – И причин нет, а что-то не едут.