Искупление

– Приедут, – махнула рукой Томка. – Никуда не денутся. У нас как? Пилотка есть, погодка есть, самолётка нет; пилотка есть, самолётка есть, погодка нету. Приедут. Во! Кажется, легки на помине! – послышался рокот автомобиля.

Извинившись, Сергей выскочил во двор.

– Как он тебе? – спросила Томка девицу.

– Вроде, ничего, – пожала та плечами. – Он серьёзно думает здесь жить? Тут же глухомань!

– В этой глухомани люди сотни лет жили.

– Тут даже света нет!

– Мои родители при керосиновых лампах жили, а я уже при электричестве, – Томка испытующе глядела на девицу.

– Но, это же…

– Почти «декабристкой» надо быть, чтобы решиться сейчас жить в деревне?

– Для этого нужен «декабрист», а не колхозник.

– И колхозник может быть приличным человеком. Из этой деревни есть и врачи, и учителя, и лётчики, и офицеры…

– Это было когда-то. Теперь того не повторить.

– Не надо повторять! Надо продолжать совершенствуя.

– Это… это мне не под силу.

– Не спеши с отказом. Подумай, взвесь все за и против… Уверена, есть в этом резон.

– В тридцать лет старуха в резиновых сапогах и ватнике?

– Зачем так мрачно? Попробуй нарисовать иную картину. Молодая, здоровая, красивая дама, рядом красивенькие, здоровенькие детишки, любящий вас всех муж и отец. Вам весело и радостно жить в этом райском уголке…

– А если кто заболеет?

– Скорая приедет за столько же, как и в городе. А то и раньше прилетит вертолёт.

– Школа? Как в школу отправлять этих маленьких, красивеньких, здоровеньких?

– Автобусом. Вернётся жизнь в Духовщину – построят свою школу, больницу, аэродром даже построят!

– Вы, Тамара Елизаровна, мечтатель похлеще Ленина.

– А разве Ленин в чём-то был неправ? Перечислить, что сделал он для страны?

– Не надо перечислять, знаю, изучала марксизм-ленинизм больше, чем свою живопись.

– Если хорошо и правильно учили преподаватели, и сама училась не для оценки, то должна знать: страна советов – шаг вперёд в истории человека.

– Наверное, так и было до лихих девяностых, а потом сделали два шага назад, как Ленин предупреждал, и оказались обратно в крепостничестве, миновав не прижившийся дважды капитализм.

– Ленин не Бог. Это Богу всё давалось просто: да будет свет, сказал он, и тут же появился свет. Да будет Земля, и Земля тут как тут нарисовалась. Хорошо, сказал бог. Ленин разрушил тысячелетний уклад, в котором одним всё, другим – ничего кроме рабского труда, болезней, бесправия и смерти. Так что, не надо трогать Ленина! С его головой, живи он, Россия бы сверху глядела на все государства. Многие бы хотели быть под крылом у неё! И не надо бы было, прикармливая их, вовлекать в большой союз, они бы…

Вошёл Сергей, извинился за своё негостеприимство.

– Что с ними делать, ума не приложу! – с напором высказался он. – Привезли чужие рамы и двери. Поехали обратно. Не уверен, что не привезут чьи-нибудь шкафы или кухню. Вот специалисты!

– Совсем по Гоголю, – улыбнулась Томка. – Ехать Чичикову надо, а кучер говорит: тарантас надо ремонтировать. В этом вся Россия, неторопливая и беспечная.

– Да, – согласно закивал Сергей. – Отставать и потом догонять – наша коронка!

– Сергей Игнатьич, – решила перевести разговор Томка на более важную тему. – Пока вы там бегали с колом за подрядчиками, мы с Юлей размышляли о будущем Духовщины. У нас разногласия. Я верю в то, что заживёт она, возродится, будет школа, больница, аэродром даже, а Юля смеётся, называет меня глупым мечтателем…

– Тамара Елизаровна, – вспыхнула Юля, – вы неправду говорите: глупым мечтателем я вас не называла. Я сказала, что вы мечтатель похлеще Ленина!

– Это одно и тоже, – отмахнулась Томка. И к Сергею: – Расскажите нам тёмным, что здесь будет по вашему генплану.

– По моему генплану, – усмехнулся он, помотав головой. – По моему генплану будет Духовщина почище Нью-Васюков. А если серьёзно, то хочу создать здесь прибежище для потерявших веру во всё хорошее. Это поначалу. А потом для всех желающих жить и трудиться в деревне.

– Пансионат для престарелых и инвалидов? – Томка решила, что Сергей собирается нажиться на этом бизнесе, да натягивает вуаль порядочности.

– Не только. Хотелось бы, чтобы на это откликнулись молодые и здоровые люди. Если придут старые и больные, тоже их принять.

– Нужны врачи, сёстры, сиделки, а это немалые деньги!

– Деньги будем зарабатывать. На первых порах, может быть, помогут волонтёры – дело-то доброе.

– Добрые дела нередко оборачиваются наказанием. Это тоже надо знать.

– Знаю. Но надеюсь…

– А приют этот, – несмело заговорила Юля, до того молча наблюдавшая за диалогом двух умудрённых жизненным опытом людей, – в этом же доме?

– По плану каждый строит себе дом. Кто не может, тому всеобщая помощь. Для немощных – отдельный дом с прислугой. Но сейчас только для способных трудиться и обихаживать себя. Этот дом, – Сергей обвёл взглядом от стены до стены, от потолка до пола, – я строю для себя. Для будущей семьи.

– Понятно, – сказала та, опустив глаза. Томка, улыбнувшись:

– Сергей Игнатьевич, если нет претендентки на роль верной и хозяйственной жены, прошу рассмотреть мою кандидатуру.

– А как же вечное искусство? – спросил перспективный муж гостью.

– Мне после Поленова да Саврасова там делать нечего. Буду, скуки ради, малевать полотна, глядишь, что-нибудь удастся. Искусство вечно, а жизнь человека предельно коротка. За свою жизнь человеку надо и самому что-то сотворить, и детей научить чему-то стоящему.

– Хорошо, Тома, – улыбнулся Сергей, – будешь первой в списке конкурсантов на роль, как ты сказала, верной и хозяйственной жены. Окна-двери вставлю, печь сварганю и, пожалуй, можно вселяться.

– Замётано!

Попив чаю, гости распрощались с хозяином, предварительно спросив его, поедет ли он с ними в Магочан? Если не поедет, то что ему привезти оттуда? Хозяин заказал две бутылки шампанского, две коньяка и тоже две водки.