Мальчик из контейнера

– Давай сделаем, как я сказала: подумай недельку и приходи с окончательным решением.

– Думаю, оно не изменится.

– Хорошо, хорошо! Иди думай! Все по полочкам разложи – потом обсудим, – Ольга Максимовна встала и, словно забыв, о чем только что они говорили, спросила: – Кофеек будешь?

«Неделя на размышление, – хмыкнула Валентина Ивановна, выйдя из кабинета заведующей. – Да хоть месяц! Все равно не передумаю! Как решила, так и будет!»

Сомнения появились этим же вечером. До искр в глазах резануло внизу живота. Охнув, Валентина Ивановна, держась за стол, присела на табурет. Боль не утихала. Отодвинув в сторону пакет с крупой, облокотилась на стол, потом положила голову на руки.

«Сейчас потеряю сознание, – мелькнула мысль, – а рядом – никого. Не умереть бы. Кого позвать?»

Дотянулась до чайника. Прямо из носика потянула терпкую чайную жижу. Не сразу, но темнота, а с нею и тошнота, стали медленно улетучиваться. Дышать стало легче. Встала на онемевшие ноги, побрела в комнату, легла на диван.

«Рано решила, что болезнь в прошлом, – с горечью думала она, глядя в потолок. – Ничего не изменилось. Неужели, это приговор? Завтра же на обследование!»

Вся ночь в тревоге, только под утро впала в забытье, похожее и на сон, и на бред.

– Что с вами, Валентина Ивановна, – с испугом спросила гинеколог, когда Валентина Ивановна зашла к ней в кабинет. – На вас лица нет.

– Все было хорошо, а вчера повторились боли. Чуть сознание не потеряла.

– После последней операции болей не было?

– Не было.

Выписала талончик на УЗИ, посмотрела на пациентку:

– В 14.35 на УЗИ, с результатами сразу же ко мне!

В полчетвертого Валентина Ивановна зашла в кабинет гинеколога.

– Давайте посмотрим, что там у вас, – протянула врач руку. Взяв листок с результатами обследования, долго читала, то нахмурив брови, то разведя их по сторонам.

– Ничего страшного я у вас не вижу. Подлечим немного, и все будет хорошо, – сказала гинеколог.

У Валентины Ивановны словно камень с плеч свалился. Перед тем как войти в кабинет, она прочитала заключение УЗИ, ничего не нашла, но все равно сомневалась. Раньше бы она плюнула на все это, сказала бы: «Сколько Господь отпустит, столько и проживу. Чужой век не захвачу!» Теперь ее жизнь принадлежит не только ей, но и человеку, которому, пожалуй, она даже больше нужна. Так что есть о чем задуматься.

Валентина Ивановна на выходные и праздничные дни стала приводить Колю в свой домик на набережной маленькой речушки с громким названием Буйная. Боялась, что не получится, как хочется, что не понравится ему у нее. Даже пыталась в первый приход подкупить его сладостями, ласковыми до приторности словами. Коле сладости пришлись по душе, а к льстивым словам и умильной улыбке был безразличен. Наблюдая исподтишка за мальчонкой, она заметила, как внимательно он рассматривает незнакомые ему предметы. Похоже, больше всего заинтересовал его глиняный петух на серванте. Этого петуха привез муж, когда ездил на родину в отпуск. Он был офицером, служил тогда в Туркестанском военном округе, в авиационном полку, летал на истребителях. В отпуск отправился один, Валентина Ивановна, в то далекое время студентка мединститута, сдавала госэкзамены, и ехать в Сибирь ей совсем было не с руки. Муж попытался тоже остаться, не ездить к родителям, но Валя заверила, что без него ей будет проще готовиться к экзаменам, а вот родителям он будет кстати.

– В следующем году поедем вместе, как все порядочные люди, – сказала она и лукаво подморгнула.

В следующем году родилась Лиза. Родилась в августе, когда от жары не мог спрятаться здоровый человек, а для беременной был настоящий ад. В голой выжженной пустыне стоял городишко Кизыл-Арват, рядышком приклеился военный аэродром, на котором днем и ночью громом отзывались авиационные двигатели. Звук их был слышен за десятки километров. Жара наступала с восходом солнца. До восхода – прохлада, с восходом – пекло; казалось, что и песок спекается в стеклянные куски. В январе третья эскадрилья по плану должна была всем составом идти в отпуск. Лизавете не исполнилось и полгода, тащить ее в Иркутск или в Липецк к родителям Вали с многими пересадками было бы безрассудством. Отпуск провели в «любимом» военном городке № 29. Анатолию командование настоятельно предлагало путевку в авиационный санаторий «Цхалтубо», ему стоило больших трудов отказаться от такого отдыха, когда он развлекался бы от души, а жена в это время с малюткой парились бы в пустыне, как проклятые.

– В следующем году, – говорил Анатолий, покачивая на ноге Лизавету, – прокатимся по большому кругу: сначала к твоим в Липецк, оттуда самолетом до Иркутска. Покажем им нашу Лизавету! Заодно там присмотрим жениха-сибиряка нашей красавице.

– Не рано ли? – усмехнулась Валя. – Хотя бы на ноги поставить. Да и приданого нет.

– Интересно, кто у нее будет муж? – всматриваясь в дочь, вдруг задумался Анатолий.

– Принц на белом коне, кто же еще!.

– Нет, я серьезно.

– Да неужели ж ты, полковник, а может, и целый генерал, не найдешь своей любимой дочери толкового мужика?

– Толковые сейчас редкость. Вот в наше время…

– Не знаю, не знаю. И знать не хочу! Твоя дочь, ты и ищи ей жениха и мужа!

– Найдем! Под пистолетом приведем!

В следующем году эскадрилье запланировали отпуск в августе. А в июле Анатолий погиб. Его самолет взорвался над горами Копетдага. Долго искали и пешие, и на вездеходах, и с вертолетов, но так и не смогли хоть что-нибудь найти.

Лиза вышла замуж за летчика. Живут они на Дальнем Востоке, в Черниговке, у них сынок, назвали его Анатолием. Ему уже один годик. Приехать не могут: Лиза готовится к госэкзаменам, да и мал еще ребенок…

А петух… Анатолий в том отпуске купил на станции Кунгур этого петуха, вот и стоит он до сей поры на серванте как молчаливый упрек всем живущим от всех безвременно ушедших.

Коля с опаской, боязнью тянулся к Валентине Ивановне, и в то же время в его взгляде читалось доверие к ней. Потрогал пальцем за клюв петуха и неожиданно рассмеялся.

– Петушок! – сказала Валентина Ивановна и погладила петушка по красному гребешку. – Он кричит ку-ка-ре-ку! – улыбнулась и подумала: «Старая дура! Вот и петухом уже кричу. Потом козликом запрыгаю!»

Коля смотрел, широко раскрыв глаза, на свою новую воспитательницу, и в этом взгляде было все: и вопрос, и надежда, и любопытство, и тревога.

За столом мальчишка вел себя уверенно. Поерзав на жестком высоком стуле, он основательно уселся, сжал ложку в кулак и окунул ее в манную кашу. После каши выпил стакан малинового киселя, привычно утер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на Валентину Ивановну.

– Еще чего-то хочешь? – спросила она, перебирая в памяти, чем еще может порадовать ребенка.

– Ябоська, – сказал Коля.

Валентина Ивановна не сразу поняла, что «ябоська» – это яблочко. Поняв, засмеялась, и достала из холодильника мандаринку.

В час дня Коля, хорошо пообедавши, уснул на приготовленной для него постели. Уснул быстро и крепко. Валентина Ивановна несколько раз подходила к его кроватке и подолгу смотрела на него. Разные мысли вихрились в голове. И упрек тем мамам, которые так просто избавляются от нежеланных деток, как старый ботинок выкидывают их в мусорный ящик или рассовывают по детским домам, тут же стерев их из своей короткой памяти. Это ж каким чудовищем надо быть, чтобы живое существо взять и убить! Убить своего ребенка! Нет таких зверей, которые бы не заботились о своих зверенышах. Рискуя жизнью, волчица приходит к логову, чтобы увести волчат от охотников. Маленькая птаха отводит от своего гнезда, изображая из себя подранка, не способного летать. Мечется лисица вокруг норы с лисятами, чуя охотников с собаками… И только человек, наделенный разумом, почему-то поступает неразумно. Животными руководят инстинкты, а человек, выходит, приобретя разум, потерял нужные, данные ему природой, инстинкты? Потерял инстинкты, а разум исковеркан? Так, куда же придет человечество, убивающее своих детей, свое потомство? Придет! Оно уже пришло, дальше идти некуда! Роковая черта позади! Что впереди? Пропасть? Превращение человека в существо без чести, совести, разума, даже без инстинктов. Инстинкт сохранения жизни размыт, инстинкт размножения доведен до абсурда, до извращения. Нет, не совершенен человек, заключила Валентина Ивановна, он слабое подобие тех сил, которым предназначено менять мир к лучшему.

Как по звонку проснулся Коля. Молча встал, как умел, поправил одеяльце на постели, положил сверху подушку, взбив ее предварительно.

Валентина Ивановна глядела на него, и ей было до слез жаль эту кроху, приученную к дисциплине с пеленок. «Маленький солдатик, – прожгло болью сердце, – бедное дитя! Вместо мамы с поцелуями – серая казарма!»

– Пойдем, маленький, – взяла она Колю на руки, прижала к себе, тягостно вздохнула и понесла к туалету.

После ужина они уселись на диван, при этом Коля прижался к теплому боку Валентины Ивановны и ждал чего-то нового, что должно ему понравиться так же, как и все, что уже было в этом доме.

– Почитаем сказочки, – сказала Валентина Ивановна. – Ты любишь сказочки?

Интуитивно мальчишка понимал, что от него чего-то хотят, а чего – понять не мог.

– Про трех поросят почитаем?

Коля молчал, и только глаза его говорили: конечно, почитаем.