Планктон и Звездочёт

– В Пхеньяне я два года служил, дивизия стояла. Ким Ир Сен, знаешь? Главный у них был, в Корее, как у нас тогда – Сталин. Я же за руку здоровался. Он капитан был, Ким Ир Сен, армии капитан. Ему сказали: ты кореец – будешь главный, вот так вот. А генералов министрами назначили. В правительство, как говорится, корейское. Сельское хозяйство, примерно. А что он понимает, генерал? Я в сорок седьмом демобилизовался. Страшное дело – война, не дай бог, милый мой.

Только вошли в лес, как небо прорвало: начался настоящий летний ливень. Спрятались под широким старым дубом: бабушка прикрыла собой брата, а дед взял Планктошу за руку. Крупные капли прорывались сквозь крону, падали Планктону на нос, били по макушке, пузырились во внезапно набравшейся луже – но он держал деда за руку и ему было не страшно.

Ненастье закончилось неожиданно быстро: через час уже были дома. Мама растёрла Планктона Антоновича полотенцем, выдала сухое переодеться и усадила за стол, накормила горячим супом. Потом его заставили надеть носки и уложили на диван под толстый шерстяной плед, хотя Планктоша страсть как не любил лежать под одеялом в носках и давно, как взрослый, не спал днём.

Через несколько минут Планктону Антоновичу уже снились медведи в старинном автомобиле и самураи в цветных шёлковых халатах. Бронницкий спал безмятежно, не подозревая, что проспит будильник и страшно опоздает на работу.

***

Корпоративы в «Двойке» проходили с размахом: Фирмачян не жалел денег, чтобы пустить пыль в глаза конкурентам. Вот и на этот Новый 2007 год Гурген Маратович арендовал один из лучших залов Москвы для двух с половиной тысяч своих сотрудников. У входа бурлил бассейн с шампанским, улыбчивые клоуны на ходулях посыпали банкиров блестящими конфетти, по сцене бегала певица Мадонна в чёрном бюстгальтере, а в самом центре зала стоял живой слон в богатой сбруе, над которым на качелях пролетали почти голые акробатки. Офисные уборщицы-узбечки целую неделю мыли слона всеми возможными шампунями, но он всё равно пованивал. Сорокин, Тюлипин, Бронницкий, Сидоров и Бордовских сидели за одним круглым столом. Евгений Данилович как спортсмен пил сухое красное, его сотрудники употребляли водку.

– Слышали: говорят, в этом году выйдет Apple iPhone? – сообщил Планктон Антонович. – Это же невероятно… Он вообще без кнопок! Там и плеер, и камера крутая, и чего только не будет…

– Айпонт! – пошутил Сидоров.

– Да говно электронное всё это, – рыкнул Бордовских.

– Сейчас всегда нужно быть на связи, – по-кошачьи промурлыкал Тюлипин.

– Всё это плохо закончится, – сказал Валентин, закусывая. – Восстание машин не за горами! Хотя, какая разница. Скоро полюбому всё на хрен закончится. В смысле – история человечества в привычном смысле. Осталось лет сорок, от силы.

– Это ещё почему? – заинтересовался Тюлипин. – Ядерный апокалипсис?

Сорокин молчал и тщательно обтирал салфеткой грибной соус с куска мяса. Диетолог рекомендовал ему не употреблять соусы.

– Я расскажу, если интересно. Только не перебивай, а то собьюсь. Ещё Мадонна эта громко орёт, шлюха старая.

– Валя, мочи! – поддержал Сидоров.

– Короче, картина такая. Я всё думал, зачем это всё и куда движется, а потом допёр. Пазл сложился, понимаешь? Но тут нужно сразу с нескольких сторон зайти: по частям я ничего нового не придумал, но у меня всё собралось в одну кучку. Вот, смотри, с одной стороны – я читал где-то в интернете, что какие-то там, бля, британские учёные вывели определение, что такое техническая революция. И вот, как только они чётко определили, то стало ясно, что каждая следующая техническая революция происходит ровно в два раза быстрее, чем предыдущая. Ну, типа там, пять тысяч лет назад огонь открыли…

– В смысле, пять тысяч? Пятьдесят, наверное? – уточнил Сорокин, большой знаток истории.

– Да пофиг, хоть пятьсот! Ну, пусть пятьдесят тысяч лет назад. Это я так, для примера. Хрен его знает, когда его открыли. Короче, ещё через две с половиной тысячи лет…

– Двадцать пять тысяч? – снова уточнил Сорокин.

– Да, блин. Не перебивай, пожалуйста, Женя, ради бога, а то я запутаюсь! Ещё через двадцать пять тысяч лет – колесо. Потом, через двенадцать с половиной тысяч лет – железо. Это всё технические революции, понимаешь? Которые прям радикально изменили жизнь, уровень жизни. Ну и так далее: животные домашние, мельница, порох, паровоз. Каждый раз – ровно в два раза быстрее. А что это значит?

– И что? – переспросил Бронницкий.

– А это значит, что если продолжить этот график вперёд, в будущее, то настанет момент, когда техническая революция станет бесконечной! И будет это примерно в две тысячи пятидесятом: осталось сорок лет с небольшим. Точнее – сорок три года.

– Это как? – удивился Тюлипин.

– Так не может быть! – возразил Сорокин.

– Ну как! – распалялся Бордовских. – Вот сейчас, только вышел новый компьютер, как уже через год он устарел, новый выходит. Органы пересаживают: сердце, печень уже пересаживают. Читал тут в интернете, китайцу какому-то кисть оторвало, так её временно к ноге пришили, пока на руке кости заросли. Прям подсоединили к сосудам, к нервам, чтобы не отмерла. А потом обратно к руке пришили – и ничего, работает! Ты прикинь! Это же несколько лет назад казалось фантастикой! Вот ты говоришь: «Айфон» этот новый, без кнопок… если бы я лет двадцать назад кому-то рассказал, что у меня в кармане будет личный телефон, а в нём камера, и я смогу снять фото и мгновенно переслать его в глобальную сеть, где его увидят миллионы человек по всему миру? Мне бы сказали: наркоман и шизофреник. Понимаешь, тогда ведь позвонить на улицу ходили, из таксофона, за двушку…

– Не льсти себе, – ухмыльнулся Сорокин. – На фиг никому не нужно твоё фото.

– Двушку чего? – не понял молодой Сидоров.

– Две копейки, монетка такая была. А сейчас уже начинаются всякие там нанотехнологии, гравитационные поля, искусственный интеллект, хрен его знает что ещё. Это всё технические революции!

– Охренеть, конечно! – согласился Бронницкий.

– Так вот, представь себе: наступает момент, когда техническая революция случается через секунду, потом полсекунды, четверть секунды и в следующий момент она идёт бесконечно. Это называется: точка сингулярности. Из физики или математики термин. Это значит, что функция ушла в бесконечность.

– Нет, ну так не может быть! – искренне удивился Сорокин.

– Почему не может? Может! Просто люди перестанут понимать, что вообще на хрен происходит. И вот, из этой ситуации какой выход? Можно запретить технический прогресс, можно отдать это всё на откуп искусственному разуму и машинам…

– Вкалывают роботы, счастлив человек… – пошутил Тюлипин.

– Вот это как раз плохо закончится! – разошёлся Бордовских. – Восстанием машин это закончится, потому что зачем тогда люди вообще? Но есть третий выход! – Бордовских многозначительно поднял указательный палец.

– Нет, вы видели, какое на Рогожевой платье! – присвистнул Сидоров.

– М-да, нарядные лохмотья у старухи! – подтвердил Сорокин в своём обычном репертуаре.

– Вот ты посмотри вокруг: в автобусе, в кафе, на работе, за рулём. Все сидят со своими телефонами и планшетами, пальчиками в них тыкают, – Бордовских упорно продолжал, не обращая внимания на Рогожеву. – Люди лезут в сеть! Людям нужен обмен информацией, люди сами рвутся в эту Матрицу, добровольно, и ещё деньги платят. А представь себе, что будет возможно напрямую соединить сознание, прям мозг в мозг, чтоб не надо было какой-то кусочек пластмассы в руках держать.

– Я бы никогда на такое не согласился! Чтобы мне башку просверлили и антенну вставили? Да ну, на фиг! – испугался Бронницкий.

– А если не надо ничего сверлить? У нас же техническая революция бесконечная, понял? То есть – возможно всё, только захоти. Допустим, это наномодемчик будет в виде капли. Капнул в глазик – и всё, ты в сети. Можешь передавать и принимать чужие мысли.

– Я не думаю, что это разрешат, – высказался Сорокин. – Персональные данные, неприкосновенность частной жизни…

– Нет: сначала, конечно, не всем. Сначала будут военные. Спецназовцев объединят в сеть с боевыми роботами, беспилотниками, спутником, метеоцентром на Камчатке и операторами на какой-нибудь далёкой базе. Потом это всё попадёт к гражданским: каким-нибудь полицейским, МЧС, биржевым брокерам и типа того. А потом, причём очень быстро – любая домохозяйка. Все сразу же туда полезут, причём совершенно добровольно и массово. Все мои одноклассники уже в Матрице, и я тоже подключился. Типа: подключись к Матрице в сентябре и получи три месяца в подарок. Ну и так дойдёт до всех, всего человечества. Совершенно добровольно.

– Ну и что это даст? – Сидоров разлил водку по рюмкам.

– А вот что! Вот представь себе, что мы с тобой напрямую соединили сознания. Личность, это ведь что? Это – информация! Файлы! Вот если тебе память стереть, ты больше не будешь Андрюха Сидоров, ты будешь просто какой-то кусок мяса, который может быть даже ест, пьёт и трахается, но это уже не ты. Так вот, представь себе: у тебя доступ ко всем моим файлам, а у меня – ко всем твоим. И я их не на экране вижу, а у меня к ним прямой доступ в голове, по сути – так же, как к моим собственным файлам. То есть я всё вижу: твоё детство, маму, как ты в школу ходил, как дрочил в туалете на журнал, первую любовь и всё-всё-всё…

– Откуда ты знаешь про журнал? – пошутил Сидоров.

– Так вот, о чём я… Вот, после такого соединения – ты уже будешь не ты, и я буду не я. Будет нечто среднее, потому что я не только свою жизнь прожил, а ещё и твою! А теперь, добавь сюда ещё семь миллиардов человек…

– Башка лопнет, – отрезал Тюлипин.

– Ну, это технический момент. Фильтры какие-нибудь поставят, выпрямители напряжения. Техническая революция, ты же помнишь? Кстати, за прогресс! – предложил Валентин.

Ребята чокнулись рюмками, выпили.

– Вот придумают какой-нибудь вай-фай протокол для соединения двух сознаний – и всё, Матрица готова. Прям подумал и вышел в интернет. Соединился с глобальным разумом человечества. В реальном времени понимаешь и чувствуешь, что думает и видит какой-нибудь китаец на берегу Хуанхэ, или негр у подножья Килиманджаро, или какой-нибудь норвежский китобой в Арктике. И они так же тебя понимают и чувствуют. Вы уже не отдельные люди, а общий разум. Они – это ты, ты – это они. По-настоящему, представляешь?

– Фигня получится, – возразил Бронницкий. – Все будут компромат читать и порнуху смотреть. А кто работать будет?