Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк

Я был зол! Чудовищно, непередаваемо зол! Терпеть не могу подставы, а это была именно она, родимая! Подстава самого паршивого толка! Мною просто воспользовались, чтобы замести следы своих мутных делишек! Как презервативом! Одноразовой резинкой!

Чайник на столе стал мелко подпрыгивать и дребезжать крышкой. Секунда – и из-под нее начал валить пар, будто глиняная посудина стояла на открытом огне и кипела.

В глазах китайца появилась обеспокоенность. Он рывком отодвинулся от стола.

– Прошу вас прекратить! – В голосе его был страх.

Что прекратить? Это я, что ли, делаю? Но я ничего такого не хотел! И не делал! Или делал? Я закипел – забулькал чайник. Выходит, я? Долбаная магия!

– Три глубоких вдоха! – рявкнул на меня Глеб.

Крик человека, которого я знал как сдержанного и спокойного, подействовал отрезвляюще. Я стал послушно дышать, набирая полные легкие воздуха и шумно выпуская его через рот. Дрожание чайника стало мельче и вскоре совсем прекратилось.

– Мы очень тебе благодарны, Витя. – После недолгой паузы, во время которой мы все таращились друг на друга, Глеб поднялся и слегка поклонился посреднику. – Был рад снова увидеть твою дочь. Она стала совсем невестой. Надеюсь, ты найдешь ей достойного мужа.

– Всегда рад тебя видеть, Глеб, – выдавил китаец, поклонившись в ответ. Голос его слегка подрагивал. Умный Витя понимал, что был сейчас на волосок от смерти, но держал лицо. – Пусть предки будут к тебе благосклонны.

Я сказать ничего не успел. Безо всякого почтения Самойлов схватил меня за руку и выволок из подсобки. Протащив таким манером через весь торговый центр – а я и не думал сопротивляться, – втолкнул в машину. А потом долго смотрел на меня злым взглядом и молчал.

– Везти тебя обратно в тюрьму?

Моя фраза была и шуткой, призванной немного разрядить ситуацию, и вполне серьезным вопросом. Я прекрасно понимал, что после того, что рассказал посредник, доверия у Глеба ко мне нет ни на грош. И еще я каким-то образом смирился с тем, что все летит к чертовой матери под откос. Точнее, плевать мне уже было. Особенно после того, как я узнал, что был лишь тельцом на заклание.

– Ты не терял память.

– Нет. Не терял.

Ну а что было делать? И без того шитая белыми нитками версия расползалась на глазах.

– И дара не терял.

– Тут все сложнее. Нельзя ведь потерять то, чего не имеешь.

– Ты не Антошин.

– Ответ на этот вопрос тоже не будет однозначным. Строго говоря, я Игорь Антошин. Но не известный тебе как обер-секретарь князя Благовещенского.

И хотя Самойлов ничего больше не спрашивал, я ему все рассказал. Делать это во второй раз оказалось куда проще. Я уже не путался в словах, как делал в беседе с дядей Ваней, а вполне осмысленно и связно излагал историю. Даже дополнял ее своими догадками о причинах и следствиях. И в чем прелесть мира, в котором магия – реальность, никто сходу не называл меня сумасшедшим. Магия же! Мало ли чего могло произойти! А вот в моем мире такая история практически гарантировала вызов санитаров и будущее в палате с мягкими стенами.

Да и Глеб оказался на удивление прагматичным молодым человеком. Надо полагать, его очень интересовала фигура обер-секретаря, как крайне необходимая в реализации собственных планов. Так что, выслушав меня, он молчал меньше минуты. После чего спросил:

– Еще кто-то знает?

– Дядя Ваня. В смысле Иван Павлович Кобяков. Он у меня сосед по лестничной площадке.

– Отставной наставник? Это хорошо, старикан не из болтливых. Да и помочь сможет, если что.

– Да чем тут поможешь?

– Не ной для начала! Давай рассуждать последовательно. Примем: ты не Игорь, а его двойник. Твой двойник исчез, а согласно закону сохранения энергии, если ты здесь, значит, он там. Свалил он, скорее всего, сам – тут я склонен с тобой согласиться. Наворотил дел, запутался и решил таким образом избежать ответственности.

– То есть такое здешними магами практикуется?

– Я такого никогда не слышал, если честно. Но ты пойми другое: никто ведь не знает возможностей царской магии! Только боевое применение, да и о нем только то, что в газетах пишут. А твой двойник – племянник князя. То есть родная кровь. И вполне возможно, носитель не только боярского, но и царского дара. О таком, как ты понимаешь, открыто не говорят.

– Ты избранный, Нео! – не удержался я.

– Чего? – вопросительно посмотрел на меня сбитый с толку Глеб.

– Шутка из моего мира, не бери в голову! То есть такое возможно?

– Примем, что да. Но это не так важно!

– Да ладно! А что тогда важно?

– Мне – прижать Арцебашева. Тебе – для начала, думаю, выжить. Двойник ведь не собирался тебя живым оставлять.

Тут он прав. Выжить – это для меня сейчас приоритетная задача. Номера уно, так сказать. И будет это сделать ой как непросто! С учетом, во что втравил меня долбаный обер-секретарь.

– Так что в тюрьму меня везти не надо, – резюмировал Самойлов. – Я остаюсь. И мы продолжаем работать, как договаривались.

А вот это очень хорошая новость! Просто прекрасная! От избытка чувств я чуть не обнял напарника, но, посмотрев ему в глаза, сообразил, что он этого не оценит.

– Отлично! – вместо этого сказал я. – Какой план?

– Поехали, поедим для начала.

У него что, черная дыра вместо желудка? Мы же недавно в «Даурии» были! Однако, бросив взгляд на часы в приборной панели «Москвича», сообразил, что с момента посещения ресторана прошло уже часа четыре. В интересных делах время летит незаметно.

– «Даурия»?

– И давай я сам за руль сяду. Ты же города не знаешь, возишь по всяким дорогим тошниловкам!

Что я там недавно говорил про лидерство?

Обедали мы на природе. Глеб заскочил в какой-то лубочный фастфуд, украшенный по фасаду скоморохами, набрал блинов, запеканок и маринованных овощей. И со всей этой роскошью привез меня на берег Зеи.

– У воды хорошо думается, – пояснил он. – И плохо подслушивается.

Он быстренько сервировал наш обед на бумажной скатерке, прихваченной в той же забегаловке. Прямо на камне возле воды. И без всяких формальностей, вроде «приятного аппетита», принялся уминать фаршированный блин.

Зея была прекрасна. Она мне куда больше Амура нравилась и дома. Сильная река, с характером, но таким, не напоказ. Ровное серое полотно, небольшие водоворотики, с берега глядеть – кажется, что течения и нет вовсе. Но мне как-то довелось посмотреть, в какое чудовище река превращается во время паводка. А один раз едва не случилось в ней утонуть.

Плаваю-то я как рыба, все же вырос во Владивостоке, у моря. И всю воду так и воспринимал всегда: плотной, соленой и неподвижной, утонуть в которой способны только дети и пьяницы. А здесь, точнее там, дома, полез однажды на спор доказывать, что Зею переплыву. Ширина ведь не слишком большая для хорошего пловца. Разумеется, не учел течения, тех самых водоворотов. И еще одного незначительно факта – речная вода человеческое тело держит куда хуже морской. В общем, выловили меня спасатели (у них на Зее штаб-квартира), когда меня мимо проносило течением. Орущего и перепуганного до смерти! С тех пор я воду речную уважать стал.

В моем Благовещенске набережной Зеи все время грозились заняться и превратить ее в такую же красоту, которую сделали на Амуре. Но в реальности никогда даже не брались за дело. В результате ее берега, где крутые, а где с удобным подходом к воде, заросли непроходимым кустарником. И мусором, оставить который своим долгом считали все отдыхающие.

Здесь набережная тоже не была упрятана в бетон: трава, камни и деревья. Только тут было чисто. Берег, куда меня привез Глеб, походил на очень окультуренный парк: из-за желтеющей листвы деревьев проглядывали крыши беседок, везде стояли лавочки и ларьки со всякой снедью для гуляющих.