Искажения. Сборник рассказов

«Нет!» – вновь я повертел головой, не отрывая взгляда от тетушек.

– Твое время пришло.

Я опять молча взглянул на саму смерть, а потом на самого себя, лежащего на диване. Сделав небольшую паузу, смерть вновь заговорила:

– Три дня тому назад я приходила к ним, чтобы рассказать об этом. Я их предупредила по-человечески, так сказать. А они возомнили о себе невесть что. Условия принялись ставить мне и кому? Самой смерти! Раскомандовались, как будто они здесь самые главные. А я не очень люблю, когда на меня давят. Я, возможно, из-за этого начинаю нервничать и делать всякие там глупости.

– А тогда зачем это все? – теперь уже спросил я саму смерть, и мы в ту же секунду обменялись взглядами.

– Глупость, – ответила она. – Повелась я на человеческие слабости. А теперь ничего не поделаешь – контракт! Меняю двоих на одного, причем, можно сказать, что я в выигрыше. Может, еще один контракт? – промолвила она, и мы посмотрели друг на друга. – А что? Играть так играть, – и снова сама смерть пытается пошутить. – Или ты думаешь, что я азартна? – произнесла она и поправила костлявой рукой капюшон, покрывающий ее голый череп. – Уж больно ты мне нравишься. Не испугался даже перед лицом смерти. Ха-ха-ха. Видишь, пытаюсь даже пошутить, чтобы хоть как-то поднять тебе и себе настроение, а то как-то все мрачно у нас с тобой. Ну да! Я ведь смерть! Ха-ха-ха, – вновь повторила она. – А если честно, не каждый взрослый так проходит мои испытания. Обычно люди в панике бегают при виде меня и рвут на себе волосы. А ты вон какой смелый. Стоишь тут, со мной беседуешь, словно мы добрые старые друзья. А мне в моем мире этого так недостает. Нравишься ты мне, и поэтому не будет больше никаких контрактов – так, дружеская услуга.

– Хорошо! – немного поразмыслив, ответил я, посмотрев при этом на своего друга в кавычках из загробного мира. И в чем заключается эта услуга?

– Всему свое время, друг мой. Всему свое время. А пока иди.

– Куда?

– Хм! – ухмыльнулась сама смерть. Конечно же в свое тело, дурачок! Но не забывай про услугу.

– Так все же хоть намекни, в чем ее суть, – раздираемый любопытством, переспросил я.

– Помилуй меня! Только не сейчас. У меня столько дел. Но если тебе так интересно, узнаешь об этом ровно через двадцать лет, в это же время, плюс-минус. Видишь! Я снова пошутила! А пока живи и радуйся и не торопи события. Ведь люди могут торопиться только в одно место.

– Это куда же? – спросил я, сделав вопросительную мину.

– Конечно же ко мне в гости!

И с восторгом произнесла свое излюбленное «Ха-ха-ха», правда, из ее уст это все равно звучало как-то зловеще и неестественно, но об этом я ей так и не сказал. Не хотелось расстраивать хоть как-то лучшего друга.

– Да я сегодня прямо в ударе юмора, – вдруг похвалила она саму себя.

– А что будет с тетушками? – поинтересовался я и с грустью в глазах посмотрел в лицо самой смерти.

– Прошу тебя, пожалуйста, только не смотри на меня так. Меня все равно этим не проймешь, или ты забыл, кто пред тобой стоит?

Но я не сдавался и продолжал упорно смотреть на нее жалобным и молящим взглядом, какой только мог состряпать на своей мине ребенок.

– Ну хорошо! – наконец сдалась она. – Хорошо! Побудь с ними еще капельку времени, но только потом без всяких там обид и нюнь, а то я обижусь. А я очень не люблю огорчаться на друзей. Приду за ними ровно через три года три месяца три дня три часа три минуты и три секунды.

За такой великий жест со стороны сами знаете кого – поверьте, друзья, – мне вдруг так захотелось обнять по-человечески эту старушку, но я вовремя сдержался, ибо мой разум все же осознавал, кто передо мной стоит.

– Ну! – вдруг произнесла она. – Давай беги, пока я не передумала.

В гостиной горел свет, а по потолку прыгали наперегонки вокруг качающейся люстры хрустально-солнечные зайчики. Мое по-прежнему неподвижное тело лежало с закрытыми глазами на диване с градусником под подмышкой. Родные мне люди плакали и бегали вокруг меня, то и дело били слегка по щекам, чтобы я очнулся: «Пожалуйста, только не спи, только не спи». Но температура в моем организме с каждым часом устанавливала все новые рекорды. Вот и на этот раз, когда они достали градусник, можно было услышать, как звучат новые фанфары. Сорок три и один, и мой организм на пределе нереальной мощности: еще чуть-чуть и мое тело взорвется, извергая лаву.

– Не может такого быть, – завопила одна из сестер, хлюпая слезами. – С такой температурой люди не живут. Может, градусник сломался?

А другая стояла рядом и тоже вся в слезах сжимала крепко-накрепко мою руку.

– Я ему уже все, что могла, сделала, – причитая, твердила младшая из тетушек. – Уксусом натерла, укол от жара сделала.

И действительно, она все, что знала, применила, а знала многое, и в медицине она не была профаном, ведь полжизни проработала старшей медсестрой в детской больнице.

– Ну все! – не выдержав, произнесла вслух старшая сестра. – Отойди. Раз медицина тут бессильна, то мы спасем нашего мальчика другим способом и вырвем его из лап смерти.

Взяв себя в руки, она вытерла слезы и успокоилась.

– В таком деле эмоции и нервы нам не союзники, – сказала она, – и ты тут не хлюпай. Мы обязательно поможем нашему Мишке, а пока принеси-ка мне из холодильника два куриных яйца, и не плачь.

Но та продолжала реветь, хотя и пыталась взять свои эмоции под контроль. Тетя достала из холодильника яйца и принесла их в гостиную, как и было велено.

– А теперь мне нужна полная тишина!

И та послушалась и прикрыла свой рот рукой, вытирая слезы, которые текли сами по себе. Старшая из сестер закрыла глаза и, приложив к моей голове куриные яйца, начала их аккуратно водить и что-то нашептывать, совершая некий древний ритуал, который знала только она. Затем внезапно остановилась, открыла глаза и, подняв голову вверх, незамедлительно обратилась куда-то в пустоту громким и пронзительным голосом.

– Ты нам обещала отпустить его.

И сразу после этих слов, буквально через пару секунд, ровно в шесть утра, весь мокрый от пота, я открыл глаза и дрожащим голосом попросил у родных и дорогих тетушек попить водицы, а они на радостях, испытывая удовлетворение от победоносного сражения за мою жизнь, принялись обнимать и целовать меня, поя меня малиновыми и смородиновыми морсами, а температура тела моего вернулась в привычное русло тридцать шесть и шесть! А потом, после такого путешествия в неизведанные места с приключениями, жизнь постепенно наладилась. Горький осадок осел, а река судьбы очистилась от ила переживаний и плавно понесла меня по волнам меняющегося мира вокруг. Но одно, конечно, оставалось неизменным. Я, как и прежде, каждые каникулы гостил у дорогих моему сердцу тетушек, вот только к озеру через это мистическое кладбище я больше ни ногой, и вообще после того случая в моей не такой долго прожитой жизни у меня пропало всякое желание плескаться в любых там водоемах, ибо при входе в воду сразу в голове всплывала та не очень приятная картина из моей биографии.

Бежало незаметно время, и, как мне было обещано сверху или снизу – потому что, если честно, я так до конца и не разобрался, откуда приходят такие потусторонние силы, – но ровно через три года до секундочки тети вдруг покинули нас, перед этим зачахнув прямо на глазах и переплыв реку Стикс[2 - Стикс – мифическая река в потустороннем мире.]. Они очутились в ином мире. Вот только до сих пор меня мучает один вопрос: знали они обо всем или нет? Когда они были еще живы, я и не спрашивал. Да и они всегда делали вид, как будто этого никогда и не случалось в нашей жизни. Только вот для родни их похороны не создали большой суеты, потому что, как оказалось, у них все было приготовлено как надо, словно у дотошных туристов, отправляющихся в дальний пеший поход.

Ах, Мила, Мила! Мила и для ангела, и для беса! Помню, как сейчас! Муж ее Владимир попросил помощи у меня. Встретить Милу в аэропорту. Я на тот момент был совершенно свободен, у меня была машина, и почему не помочь старым моим друзьям? И я с радостью согласился. Въехав на парковку столичного аэропорта, я нашел свободное место и припарковал старенький, но такой родной автомобиль, а мой друг поспешил в здание аэропорта узнавать о рейсе его жены. Через какое-то время он вернулся один, держа лишь в руках два стаканчика горячего кофе. Я приоткрыл ему дверцу, и он молча вручил мне мой кофе, затем обошел машину и присел с другой стороны, на переднее пассажирское сидение.

– Задерживается! – произнес он и, открыв крышку на бумажном стаканчике, подул слегка на кофе, а затем с осторожностью чуть-чуть пригубил из стаканчика.

– Что? – переспросил его я.

– Из-за погоды рейс задерживается, – ответил он мне.

И действительно, в тот день погода была ни к черту. С самого утра моросил дождь, а небо было затянуто свинцовыми тучами. Вот так мы просидели в машине более двух часов, не глуша мотор, чтобы не околеть от сырости и холода, и наблюдая за дворниками: как те, скрипучими, но ритмичными движениями, улавливая многочисленные капельки дождя, исправляют, словно ластиком, искаженные рисунки на лобовом стекле. Такая вот! Погодка тогда совсем не располагала к разговору. Мы только лишь изредка начинали какой-нибудь разговор ни о чем, и в итоге этот же разговор заканчивался так же. А потом каждый из нас погружался в какие-то личные мысли, и только радио с регулярной частотой, прыгая с волны на волну, хоть как-то разгружало тоскливую тишину в салоне автомобиля. Друг слегка нервничал, и как он ни пытался этого скрыть, все равно по нему было заметно, что он переживает, – и это понятное дело. Шутка ли – в такую погоду рассекать в небе на пассажирском лайнере: вот их там, небось, потряхивает.

Импульсы его переживаний распространялись на все пространство вокруг и краем затрагивали даже меня, и в какой-то момент я не выдержал и сказал, пытаясь успокоить друга:

– Поверь мне, все будет хорошо! Сам не раз летал в такую погоду. Долетит твоя ненаглядная. Никуда не денется. Надеюсь, мои слова ему помогли, но не факт. Только вот в скором времени на его грустной мине появилась улыбка, потому что среди выходящей толпы из аэропорта он заметил до боли знакомую фигуру своей жены, как он потом добавил: «Я узнаю ее из тысячи!» Она вышла из здания и в одной руке держала ручку от дорожного чемодана, и, словно на поводке послушный песик, за ней, подпрыгивая на кочках, торопился и сам чемодан. В другой находился еще один послушный питомец для любой женщины – это, конечно же, смартфон. В какой-то момент она остановилась и огляделась и, быстро сориентировавшись, тут же направилась в сторону парковки, приложив смартфон к ушку. Слава богу, мой друг засиял. Я даже не успел выронить и словечка, как тот уже был в пути и вовсю общался с любимой по телефону. Наконец Мила заприметила его и остановилась, подняв руку вверх, в которой держала смартфон. Владимир поспешил к ней, и сквозь мгновение они уже стояли в объятиях, друг друга одаривая сверкающими улыбками и поцелуями. «Вот эта пара – вот это любовь!» – радостно думал я, наблюдая за ними через призму капелек воды, падающих с небес, и слегка завидуя им белой-пребелой завистью.

И в какой-то момент мне даже на мгновение причудилось, что над этими влюбленными голубками засияло солнце и появилась радуга, одаривая своих подопечных, переливаясь всеми цветами счастья. И мое сердце вдруг кольнуло. Грусть и тоска бурным потоком хлынули туда из-за внезапных картин в моей голове из прошлого. Память вдруг родниками встревожила мою потрепанную душу. Ведь я давным-давно был разведен, а от той жизни мне досталось лишь то немногое, чем я дорожу и по сей день. Это вот моя старенькая машинка и – как в той сказке про великана – мой добрый черный кот.

Дождь прошел, и дорога домой была бы легкой, если бы не одно «но»! Мы сделали вокруг Москвы аж четыре лишних круга, прежде чем попасть на нужный нам съезд и уйти на нашу магистраль. Никто из нас так и не понял до конца, как такое могло получиться. Прям мистика какая-то! Первый раз – ладно. Мы сами просто так увлеклись болтовней, что забыли повернуть в нужном направлении. Второй раз – из-за интенсивного потока машин. Всего-то навсего не смогли вовремя перестроиться. А третий? Я даже теперь и не припомню, из-за чего нам пришлось идти на следующий круг. Помню только, что я тогда пошутил, что, мол, наша столица нас не хочет отпускать, и если мы сделаем еще хотя бы один лишний кружок, то точно останемся жить в Москве. Все тогда заценили мою шутку и поддержали ее смехом.

Смех смехом, но ровно через год мои друзья почему-то решили поехать на заработки в Москву и позвали меня с собой. И я согласился! Сборы продолжались недолго. В принципе, и особо собирать-то было нечего. Уже на третий день после заманчивого предложения мы все вместе мчались по платному шоссе на всех парах, навстречу ветру и судьбе. Сердца наши до краев были наполнены счастьем, а души – преисполнены надежд!

Вот и показалась Москва на горизонте, и мой друг в характерной ему манере вдруг глубоко вдохнул, наполняя легкие столичным, как ему казалось, воздухом, а затем резко его выдохнул и произнес незабываемую речь:

– Чувствуете, друзья?

Мы с Милой заулыбались.

– Нет, серьезно! – повторил он. – Чувствуете? Как в этом воздухе витает огромная энергия больших капиталов. Ей богу! Москва – это третий Рим! Ведь только в этом мегаполисе уже почти тысячу лет решаются судьбы целых народов и всего мира, и только сюда стекаются бешеные потоки денег. А я очень деньги люблю, и вы это знаете.