Гроза над Цхинвалом

– Я понял, – кивнул «извозчик».

«Волгу» чуть протащило вперед, прежде чем она наконец-то остановилась.

Комов расплатился, вышел из машины, помог оператору вытащить из багажника аппаратуру и вещи. Тем временем хозяин «жигулей» уже подошел к ним.

– Здравствуй, Хасан, – сказал Сергей, обнявшись с водителем «девятки».

– Здравствуй, друг, – ответил тот.

Они были знакомы уже пять лет. Познакомились во время первого приезда Комова в Южную Осетию, тогда Хасан сильно помог ему. Он знакомил журналиста с людьми, показывал кладбища тех, кто погиб в начале девяностых, когда осетины выбили грузин со своей территории. Тогда мест на кладбищах на всех не хватало. Кого-то похоронили даже во дворе школы, где раньше было футбольное поле. У Хасана там лежали два брата.

Водитель «волги» с неохотой расставался со своими клиентами. Смотрел на Хасана с недоверием, точно был ответственен перед пассажирами, и проверял – в хорошие ли руки их передает. Наконец сомнения его, похоже, развеялись.

– Счастливо добраться, – сказал «извозчик».

– И тебе того же, – ответил Сергей. – Спасибо, что довез.

– Не за что, – водитель расплылся в улыбке. – Если чего – обращайтесь.

Он протянул Сергею клочок бумаги, на котором был написан номер телефона, и пошел к машине. Двигатель «волги» и вправду работал слишком громко. Теперь, когда они выбрались из машины, его тарахтение казалось оглушительным.

– Рисковые вы ребята. Ночью ехать опасно, – сказал Хасан, увлекая гостей в сторону «девятки».

– Злые разбойники нападут? – пошутил Сергей.

– Откуда у нас злые разбойники? – Хасан открыл багажник. Потом серьезно сказал: – Но они есть южнее, по другую сторону границы. Фары ночью далеко видно. Обстрелять могут.

– Может, не стоит свет включать?

– С дороги так улетим, что не соберут.

– Тогда остается рискнуть.

– Да. Ничего, не в первый раз…

Олег Светлов

Уснуть никак не удавалось. Светлов переворачивался с боку на бок, ложился на спину, пытался считать до тысячи – все было без толку, сон не шел. Вообще-то было еще рановато – Олег привык ложиться за полночь. Нудно стучали колеса, да и соседка с нижней полки раздражала. Полная миловидная дама упорно выводила носом замысловатые рулады. Это не был шальной заливистый храп, но и они не позволяли сознанию отключиться от действительности. И голова болела. Не сильно – противной давящей болью.

Олег вздохнул. Ладно, как-нибудь переживем. В гостинице можно будет и отдохнуть, и расслабиться. Правильно он все же сделал, что заехал в Сухум…

Они с Нестором Джикирбой сидели за вынесенным на улицу столом и неспешно беседовали. Ночь уже опустилась на город, слабый ветер приносил пряные запахи моря.

– Видишь эти фонари? – спросил Нестор.

Олег кивнул.

– Обрати внимание: вокруг одного так и вьются бабочки, жуки, другие насекомые. У меня племянник энтомологией увлекается. Как приедет, берет свои морилки, сушилки, распрямилки и его вечером от этого фонаря не отгонишь. Говорит, что собрал под ним коллекцию чуть ли не всех летающих членистоногих здешних мест. А возле другого фонаря – пусто. Я сначала думал, что в лампочке дело. Несколько раз менял, но все по-прежнему.

– И что? – спросил Олег.

– Эти фонари мне людей напоминают, – улыбнулся Джикирба. – Почему один вокруг себя толпу собирает, а другой никому не нужен? При этом, заметь, совсем не обязательно, чтобы этот одиночка плохим человеком был. Чаще наоборот получается, люди по непонятной причине тянутся к разным прохвостам и подлецам, верят им, чуть ли не на руках начинают носить. Да что там! Вспомни девяностые годы. Сколько тогда всякой грязи и пены всплыло, а народ этих «лидеров» чуть ли не боготворил. Эх, люди… Чем дольше живу, тем больше удивляюсь. Поговоришь с человеком – все при нем: ум, логика, рассудочность. С другим встретишься – то же самое. Третий подойдет – одно удовольствие. А как все трое сойдутся, хоть караул кричи! Куда все лучшее девается? Откуда глупость лезет? Вот скажи, ты тогда верил, что буквально все могут в одночасье богатыми стать?

– Нет, – покачал головой Светлов. – И сейчас не верю, – он пригубил бокал ароматной «Алазанской долины» и добавил: – Такого не может быть даже теоретически.

– Вот, – усмехнулся Нестор. – И я не верил. Один раз даже попытался объяснить людям, что их на пустой крючок ловят. Не здесь, не у нас, в Одессе. Я там в командировке был и забрел на митинг. Слушать не стали! Спихнули с трибуны, хорошо еще не побили.

– Ну, сейчас-то люди поумнели…

– Кое-кто вразумился. Многие, я бы сказал. Только поздно уже. А молодые подрастают, нам не верят. Они уже другие, их не старшее поколение, а телевизор с Интернетом воспитывают.

– Мы тоже газетам верили…

– Верили, но при этом еще и думали. Я часто прикидываю, можно ли было всего, что произошло, избежать. И решил – можно! Надо было сразу расстрелять пару тысяч «перестройщиков», которые думали только о своем брюхе, кармане да о том, как к власти прорваться.

– Ну, друг! Это ты хватил. Если начать за инакомыслие расстреливать, добра не жди. Да и проходили мы уже это.

Нестор вновь наполнил бокалы, пододвинул поближе тарелку с аккуратными ломтиками нежнейшего местного сыра.

– За мысли наказывать нельзя, – согласился он. – Думай, как считаешь нужным. Говорить о своих идеях тоже можешь. На кухне, с друзьями, на собрании, на митинге, наконец. Но если от речей к делу переходишь, готовься перед людьми ответить. И по закону, и по совести. Знаешь, я Гулаг и репрессии не оправдываю, хотя и непонятно мне, почему до сих пор всей правды о том периоде никто так и не сказал. Списки пострадавших сохранились? Вот и опубликуй, сколько людей, в каком году и за что наказано было. Все укажи: какой пост репрессированный занимал, какой национальности был. Может, тогда картина и прояснится? Но, повторюсь, сделанное в те годы не оправдываю. Только мне другое интересно: подсчитывает ли кто-нибудь, сколько людских жизней «демократические преобразования» унесли? В войнах, которые карьеристы-скороспелки развязали, от бандитского беспредела, от того, что сердца у людей не выдерживают. Да прибавить сюда тех, кто от обиды и отчаяния сам на себя руки наложил. Боюсь, что цифра не менее страшная получится.

– Мне в девяносто втором в Приднестровье генерал Лебедь говорил, что Перестройка переходит в Перестрелку. Для тех, кто сумеет выжить, наступит третий этап – Перекличка, – невесело улыбнулся Олег.

– Перекличка – слово хорошее, – убежденно сказал Нестор. – В школе перекличка первого сентября всегда праздником была: друзей увидишь, порадуешься. Думаю, и нам пора оглянуться, подсчитать тех, кто рядом остался, кто понял, что нельзя жить только для себя, что слово Родина – не пустой звук, оценить, что нам предки оставили, задуматься, что мы потомкам передадим.

– Согласен, – кивнул Светлов. – Только для такого дела государству лидер нужен. Настоящий лидер.

– Будет, – уверенно заявил Джикирба. – Не верю, чтобы в такой стране, как Россия, такого человека не нашлось. Не с севера придет, так с юга, не с запада, так с востока. Давай, друг, за это выпьем.

– С удовольствием, – поднял бокал Олег.

С Нестором они были знакомы более полутора десятилетий. Летом девяносто первого Светлов получил путевку в пицундский Дом творчества. Прилетел в Сухуми ночью, вместе с другими пассажирами вышел из самолета, прошел в здание аэровокзала и растерялся. Обычно малолюдный зал ожидания был забит битком. Оказалось, что уже несколько дней бастуют железнодорожники, а накануне к ним присоединились и водители автобусов. Чего они добивались, сегодня Олег уже не помнил, скорее всего, требовали свою часть общенародного пирога. Причем срочно. Тогда многие были уверены: стоит только разделить Советский Союз на части, как сразу и повсеместно наступит всеобщее благоденствие.

Выругавшись про себя, Светлов вышел на привокзальную площадь, разыскал хорошо упитанного милиционера, который спокойно торчал под ближайшим фонарем. На вопрос, что можно в такой ситуации предпринять, страж правопорядка пожал жирными плечами, потом снизошел до надоедливого приезжего и разверз уста. Совет был на диво оригинален: «Ищи частника». Чертыхнувшись еще раз, Олег решил ему последовать.

Сравнительно быстро он сговорился с водителем «рафика», готовым доехать до Пицунды.

– По четвертной с носа, – заявил предприимчивый водила и тут же поставил еще одно условие: – Ищи компаньонов или плати за каждое пустое место из своего кармана, мне все равно.

Отдать за поездку двести пятьдесят рублей Светлов не мог, поэтому направился к выводку молдавских писателей – они прибыли с женами, детьми, тещами и тоже направлялись в Пицунду. Выслушав Олега, инженеры человеческих душ посовещались, погладили по макушкам хнычущих, невыспавшихся наследников, после чего объявили:

– Дорого. Говорят, в обед туда теплоход пойдет. Мы подождем.

Раздраженный и сердитый Светлов опять вышел на улицу. Выудил из пачки сигарету, закурил. В этот момент и затормозила рядом серая «волга» двадцать первой модели.

– Тебе куда? – спросил, перегибаясь через пассажирское сиденье, водитель.

– В Пицунду, – буркнул Олег.