Смерть особого назначения

Два солдата тут же поползли вперед, к «колючке», остальные, растянувшись цепью вдоль места будущего прорыва, выдвинули стволы молниеметов, готовясь поддержать товарищей огнем.

В течение последней минуты перед атакой Мадэн не произнес ни слова, все команды отдавал молча, условными знаками. Там, где оказался один дрогл, могли найтись и другие. А у коротышек, как известно, слух развит гораздо лучше, нежели у людей. Когда имеешь дело с чертовыми гномами, лишний раз рисковать не следует.

Детекторы движения уже были обезврежены группой технической поддержки, и два ликвидатора, благополучно миновав «колючку», подобрались вплотную к дроглу. Тот барахтался на земле, пытаясь отползти, отодвинуться подальше от Смерти, которая приближалась к нему из болота. Конечно, на небольшом расстоянии ментат не мог не почувствовать ликвидаторов-фринов, что готовились убрать ненужного свидетеля.

Дрогл все чувствовал, все понимал, только мешала стрела, перебившая координационный центр. Из-за этой раны коротышка потерял способность управлять собственным телом, лишь хаотически дергал руками и ногами. У него даже лицо и уши шевелились, когда фрины подползли вплотную. Один навалился на жертву, заткнул рот, другой в два быстрых движения перерезал речевые центры, а уже после этого – добил раненого ударом в главный нервный узел, располагавшийся в нижней части груди.

Дрогл заметался, будто от дикой боли, впрочем, кричать он уже не мог. Тело выгнулось дугой, судорожно дернулись взад-вперед большие уши, потом обмякли и они. Коротышка замер неподвижно, черты лица разгладились, губы и веки прекратили хаотические движения.

Выждав с минуту, один из ликвидаторов подал условный сигнал Мадэну, и группа спецназа медленно втянулась на территорию сонного лагеря, еще не подозревавшего, что в военный городок людей проникла Смерть.

Штаб. Самое важное, о чем должен думать командир отряда спецназа, оказавшись на территории базы противника. До его уничтожения ликвидаторы не станут делиться на группы охотников, гоняющих сонную дичь.

К штабу подобрались тихо и незаметно, опасаясь только дроглов. Фрины неплохо изучили психологию противника, отыскали наилучшее время для атаки – такое, чтобы снизить вероятность активного организованного сопротивления. Три часа ночи по среднегалактическому времени. Перед рассветом проще всего обезглавить врага, воспользовавшись его естественной физической слабостью, потерей собранности, концентрации.

Когда пятеро бойцов ударной группы заняли позиции неподалеку от стальной двери, перекрывавшей доступ в святая святых людей, Мадэн поднял руку, призывая к вниманию. Затем посмотрел на солдата, вооруженного тяжелым энергоболом, сделал короткое движение ладонью в сторону преграды. И тут же поднял вверх сжатый кулак, напоминая своим: добивать следует любого, хоть раненого, хоть прекратившего сопротивление.

Огненный клубок шаровой молнии, размером с теннисный мяч, вонзился в дверь, в районе электронных блокираторов, а затем взорвался со страшным грохотом – теперь не имело смысла таиться. Теперь все зависело от скорости действий. Только за счет внезапности атаки можно добиться желаемого результата.

Мадэн распахнул покореженную дверь мощным ударом сапога и тут же, не тратя ни секунды, расстрелял в упор очумевшего, сонного солдата, даже не попытавшегося воспользоваться лазером. Этот горе-вояка перед смертью успел только раскрыть рот от удивления, выпучил глаза, а уже через мгновение с болезненным всхлипом дернулся назад к стене, сполз вниз со стула. Мозг жертвы умер быстрее, чем мышцы, непроизвольно среагировавшие на чудовищный удар током.

Командир спецназа фринов не задумывался о таких мелочах. Его солдаты вломились в штаб, растеклись в две стороны по коридорам: искали рубку дежурного. Требовалось как можно быстрее подавить сопротивление человека, от которого зависело все. Если б только вахтенный офицер успел передать в главный штаб сигнал тревоги, это перечеркнуло бы замысел нападавших.

Не успел. Подполковник Доронин, мирно кемаривший за дисплеями, сделал то же самое, что и сержант, дежуривший у входа в штаб: открыл рот и выпучил глаза от удивления.

Оперативного дежурного Саванга убивали в три ствола. Тело подполковника прошивали голубыми разрядами вновь и вновь, даже тогда, когда все мышцы мертвеца перестали реагировать на чудовищные залпы из молниеметов. Затем спецназовцы выскочили из рубки, и в пульт – один за другим – ударили два светящихся «теннисных мяча», со страшным грохотом превратив системы связи и оповещения в груды искореженного, обгоревшего металла.

Лишь после этого отряд фринов разделился на две части. Одна, возглавляемая Мадэном, отправилась наружу – добивать людей, очумевших со сна, бестолково метавшихся по гарнизону. Вторая группа осталась, чтобы навести порядок в штабе...

Уничтожив дежурного, следом с ходу разобрались с остатками караульного взвода – и с теми, кто не успел выскочить из комнаты отдыха, и с теми, кто оказался резвее, укрылся в дальних коридорах. Несколько бойцов попытались оказать сопротивление, но бестолково, неорганизованно – их подавили, не потеряв ни одного спецназовца...

– Кажется, там что-то грохнуло. Надо бы посмотреть... – Марина Ведищева хотела выскользнуть из-под старшего лейтенанта Мезенцева, но тот не позволил.

– Не отвлекайся! – хрипло приказал мужчина и еще плотнее прижал девушку к столу, куда перетащил ее во время любовных утех. – О-о-о!!!

Он стал двигаться резче, энергичнее, почувствовав, что близок к финалу. В такую минуту никакой грохот где-то за плотно закрытой дверью не мог остановить разгоряченного мачо. Так ему казалось. И вдруг какая-то неведомая сила заставила оглянуться, посмотреть себе за спину.

От зрелища, представшего перед старшим лейтенантом Мезенцевым, у него в два счета пропало желание думать о Мариночке. И вообще о любой другой женщине. Того, что находилось на пороге, было вполне достаточно, чтобы завопить от ужаса и броситься прочь, сломя голову, не разбирая дороги.

В дверном проеме стояли двое чужих – таких, каких Мезенцев никогда не встречал. Бледно-зеленые черепа, огромные черные глаза с вертикальными зрачками, абсолютно неподвижные лица, военная форма, перепачканная болотной грязью, увешанная непонятным снаряжением.

Все это он разглядел за доли секунды. Если бы кто-то сказал Мезенцеву, что за пару мгновений человек может столько увидеть и переварить разумом, старший лейтенант ни за что бы не поверил.

Однако у помощника оперативного дежурного не было возможности что-то такое обсуждать с друзьями-приятелями. Он еще успел почувствовать: чужаки готовы стрелять в любую секунду – какие-то странные трубки были направлены на мужчину и женщину. Враги могли стрелять, но медлили – просто наблюдали за спариванием представителей иной расы. С интересом. Чуть брезгливо. Так, наверное, взрослый, разное повидавший человек мог бы наблюдать за спариванием бездомных собачек, которые выставили напоказ свои интимные отношения и радостно исходят слюной...

Это Мезенцев успел почувствовать – так, словно был ментатом не хуже дроглов.

– А-а-а! – закричал старший лейтенант, отскакивая в сторону от Марины, пытаясь на ходу выдернуть лазер из кобуры.

И тут же перестал что-либо воспринимать. Две голубые молнии вонзились в его тело, швырнули назад, на стену. Третья, хоть и пригвоздила несчастного к переборке, была абсолютно лишней. Мезенцев умер и уже ничего не чувствовал.

– Не на-а-а-до! – дико закричала Ведищева, соскользнула со стола, забилась назад, в угол, потому что трубки, стрелявшие молниями, теперь были направлены на нее.

Марина потянула юбку вниз, расправляя ее на бедрах, попыталась прикрыть халатом грудь, словно это должно было спасти от страшных электроразрядов, но в ту ночь на Саванге не было места для чудес. Молнии прошили тело девушки, она повалилась на спину, лицо перекосила жуткая гримаса боли. Зрачки судорожно дернулись, ярко накрашенный рот открылся.

– Самка, – отметил один из фринов, убедившись, что последняя жертва в этой комнате мертва.

– В военной форме, – равнодушно добавил другой. – Сама выбрала путь, сама отвечает.

...Оставшиеся без управления солдаты метались между казармами, пытались укрыться на складах или добежать до болота, но везде их находили голубые молнии фринов. Охотники действовали организованно и расчетливо: после того как из строя вывели электрогенераторы, люди превратились в беспомощных младенцев. В темноте они ничего не видели: прожектора погасли, и теперь исход поединка мог быть только таким, какой изначально планировали фрины. Паники добавили несколько огненных «мячей», воткнувшихся в казарму и склад, после чего одно здание развалилось на куски, а второе вспыхнуло так, словно было сделано из соломы.

– Всех! До последнего! – теперь не было необходимости соблюдать тишину, и Мадэн отдавал команды в полный голос, подстегивая ликвидаторов.

Нельзя останавливаться, пока жив хоть один человек.

...Бойня продолжалась несколько часов и затихла лишь тогда, когда над Савангом взошло светило. Дольше всего продержались расчеты нескольких кинетических орудий – просто потому, что они находились на дежурстве возле установок. Большинство солдат свободной смены умерли сразу, в первые минуты атаки, но жалкая горстка успела забиться в дальние глухие штольни. Этих упрямцев Мадэну и его бойцам пришлось выкуривать по одному. Обреченные люди уже никому не могли передать сигнал тревоги, возле орудий располагались только радиостанции ближнего радиуса действия, а центр связи и рубка оперативного дежурного давно превратились в груду искореженного металла.

Покончив и с этой проблемой, Мадэн вызвал штаб флота, находившийся на флагманском корабле ударной группировки, передал условный сигнал. Теперь оставалось занять оборону и ждать, пока прибудут технические специалисты. А в это время боевые звездолеты совершат отвлекающий маневр...

...Эскадра фринов появилась на экранах радаров настолько внезапно, что в первую минуту операторы ПВО просто не поверили в реальность происходящего. Солдаты дежурной смены тупо пялились на запестревшие отметками дисплеи, а в головах у всех вертелась только одна мысль: «Чья это дурацкая шутка?!»

Корабли не могут появиться из ничего, точно так же, как не могут внезапно пропасть, – материя не превращается в пустоту, ну, разве что в результате мощного плазменного залпа...

А чужие звездолеты возникли именно так – из пустоты, на столь малом удалении от базы патрульных судов семнадцатой бригады, что поверить в материальность боевых кораблей никак не получалось. Однако компьютерные системы, не знающие слова шок, быстро убедились, что чужаки на сигналы опознавания не отвечают, а потому провели экспресс-анализ и на основе заложенных в память технических характеристик вынесли приговор: «Ударные крейсера фринов. Усовершенствованная модификация старых «Торнадо LI».

И тут же тишина взорвалась – разлетелась на куски от рева сирен, от нервной, истеричной скороговорки операторов боевых информационных постов, от грохота сапог дежурных сержантов и прапорщиков.

Люди начали суматошно метаться по коридорам, звонить «наверх» – начальнику гарнизона и командиру бригады кораблей, докладывать обстановку. Будто кто-то теперь мог что-нибудь изменить...

Это потом, позднее, анализируя действия фринов с помощью компьютерного моделирования, штабные стратеги пришли к выводу: в момент приближения к базе патрульных судов противник использовал новейшие системы радиоэлектронной борьбы. Они не сумели полностью подавить широкодиапазонные помехоустойчивые локаторы ПВО, мощности не хватило, но позволили незаметно подобраться к цитадели, которую люди считали почти неуязвимой.

Однако выяснение деталей операции вторжения произошло много позже, а сейчас все в панике метались по штабу, по космодрому, под жуткий вой аварийных сирен, предупреждавших об атаке с воздуха. И фрины не заставили себя долго просить: огромные раскаленные шары посыпались с неба – на боевые корабли, на казармы и технические капониры, на головы потерявших рассудок солдат.

– Где?! Где зенитные батареи Саванга?! – страшно выпучив глаза, орал командир семнадцатой бригады генерал-майор Соловьев, появившийся в штабе.

При этом он сильно тряс связиста, безуспешно вызывавшего Саванг, – так, словно солдат лично отвечал за молчавшие орудия прикрытия. Связист испуганно вжимал голову в плечи, но не из-за гнева начальства, просто страшные огненные шары врезались в поверхность Рапиды все ближе.

– Саванг! – ничего не видя и не слыша, вопил комбриг. – Срочно дай мне Саванг!!! Фрины атакуют со стороны Южного Креста! Почему Левенко пропустил их?! Где заслон?! Мне срочно нужен заслон! Дай на связь Левенко!!! Слышишь?!

Солдат энергично мотал головой, вновь и вновь вызывал планету первой линии защиты, но результат оставался тем же самым: Саванг молчал.

– Ч-черт! – осознав, что помощи ждать неоткуда, генерал-лейтенант бросился из штаба прочь – наружу, на космодром.

Целая вереница светящихся шаров вдруг протянулась с запада на восток. Казалось, невидимый исполин включил швейную машинку, которая с огромной скоростью пробивает материю иглой, не разбирая, что за куски ткани попадают под рабочий механизм.

Не куски ткани – звездолеты и радарные установки, казармы и коммуникации, солдаты и гражданские, случайно оказавшиеся в зоне вероломной атаки фринов. Командир бригады еще успел заметить, как накренился и стал медленно заваливаться набок один из тяжелых крейсеров. Потом все исчезло в клубах пыли, воздух стал серым и горячим, на зубах заскрипел песок. «Вашу мать!» – хотел ругнуться Соловьев, но только жутко закашлялся. В сумрачной пелене он не понимал, куда бежать, не мог отдавать команды подчиненным. Он просто ничего не видел, словно остался здесь, среди исполинских воронок, сухой земли и песка, совсем один.

Земля дрогнула в сотне метров от генерал-майора Соловьева, а может, и ближе. Огненный шар разорвался со страшным грохотом, офицера подбросило в воздух, швырнуло куда-то в сторону, в клубящуюся пыль.