Блики

6

Оказавшись на улице и взглянув на здание снаружи, Артур видит, что они вышли из заброшенного Театра юного зрителя. Кажется, мать водила его сюда на новогодние представления, когда он был совсем ребенком. Стаи детей с зажатыми в руках коробками конфет, их писклявые голоса, слившиеся в монотонный гам. Театр стоит на холме и, чтобы оказаться на тротуаре и слиться с прохожими, им нужно спуститься по руинам широкой гранитной лестницы, некоторые ступени которой отсутствуют. Стараясь скрыть волнение, он медленно спускается с холма, отставая от бородатого провожатая, оглядывается по сторонам, словно на экскурсионной прогулке и лишь пройдя метров двести по тротуару вдоль шумной, заполненной автомобилями дороги, он чувствует себя в относительной безопасности.

Артур постепенно приходит в себя после шока и ему хочется задать кучу вопросов спутнику, но он боится показаться просто любопытным ребенком, которому, конечно же, нельзя доверять, и поэтому молчит. Взрывы в метро, оторванная рука с зажатым смартфоном, деревянные ящики с боеприпасами. Они идут по улице, первые этажи домов которой занимают разнообразные мелкие магазины с крикливыми вывесками: модная одежда из Японии, чайная лавка, салон роботизированной бытовой техники. На углу улицы, в подвале дома, расположен бар и мужчина жестом показывает ему, что они должны зайти внутрь. Тяжелая кованая табличка над входом с названием, написанным белой краской с помощью плохо прижатого трафарета: «Штаб». Интерьер бара в стиле милитари, главный зал – почти аутентичный блиндаж: стальные тяжелые двери, столы и стулья из грубо сколоченных досок, лампочки без абажуров под потолком. Красные полотна со значками, похожими на свастику, оружие времен второй мировой. Еще рано, бар только открылся, и в нем нет других посетителей.

Они садятся в глубине зала, в затененном углу. Официант, двухметровый скинхед, ставит им на стол керосиновый фонарь и дает напечатанное на древней пишущей машинке меню: буква «о» выпрыгивает из строки и, кроме того, часто пробивает плотную бумагу насквозь, оставляя после себя зияние. Заказав ячневую кашу и чай, они дожидаются, когда официант отойдет достаточно далеко, чтобы не расслышать их разговор.

– Можешь называть меня Хасан Сербедар или Висельник, это одно из моих имен в подполье, – говорит мужчина. Теперь он не тараторит, как в метро, а произносит слова размеренно.

– Что там произошло? Это вы взорвали поезд? – не выдержав, шепотом спрашивает Артур. В глазах Хасана промелькивает тревога, которую почти сразу сменяет ехидная насмешка. Он еще раз обводит пустой зал взглядом, потом нехотя отвечает:

– Нет, не я. И даже не мои люди. Но я знал, что он взорвется.

– Зачем вы сели на него?

– Хотел убедиться, увидеть своими глазами тех людей, обреченных. – Он замолкает, сидит в задумчивости минут пять.

– Мы проиграли битву. Мир, этот мир, теперь принадлежит Даджалю, понимаешь? За все нити реальности теперь дергает только Сатана. – Артур вглядывается в собеседника, пытаясь найти хоть намек на иронию в его лице, но тот абсолютно серьезен. – Отдельные сражения продолжаются, но они уже ничего не смогут изменить, ничего. Все делается по инерции, а скоро и она иссякнет. Я хочу выторговать для себя право перейти в другой мир, где исход битвы еще не предрешен. Там я могу быть полезным, понимаешь? Мы должны покинуть поле боя, передислоцировать остатки сил.

Официант-скинхед с подносом выходит из кухни и идет по направлению к ним. Они замолкают, наблюдая, как он расставляет перед ними еду: две алюминиевых миски с кашей, тарелка с толсто нарезанными кусками черного хлеба, чай в граненых стаканах.

Артур задумывается, почему этот полубезумный человек, внешне похожий на безобидного программиста-холостяка, ведет с ним беседу на религиозную тему здесь, в баре для неонацистов. Хасан продолжает говорить, все дальше углубляясь в спутанные дебри своей веры, но Артуру кажется, что он уже схватил главное и дальше можно слушать вполуха. Язычок пламени в фонаре, запах керосина. Где-то минут через пятнадцать Хасан начинает рассказывать о священном огне, с помощью которого можно избавиться от власти Антихриста, обмануть его слуг и перенестись прямо на их глазах в один из потусторонних миров. Артур понимает, что в некотором роде это продолжение речи, начатой бомжом со свалки: много мутных намеков, громкие слова о спасении и самопожертвовании, уверенность, что мир разваливается под властью приспешников Сатаны.

7

Выпив чай, Артур чувствует легкое головокружение. Хасан Сербедар продолжает говорить и его спокойный, уверенный голос словно погружает в гипноз. В зал в сопровождении нескольких здоровых, наголо обритых парней заходит какой-то низкорослый плюгавый мужичок в странной форме, с боевой нагайкой на бедре, сплетенной из черной сыромятной кожи. Кажется, сейчас так выглядят казачьи атаманы – что-то похожее Артур видел по ТВ, но тогда он подумал, что это ряженые актеры, нанятые Правительством. Плюгавый мужичок издалека кивает Хасану, потом показывает подчиненным, как нужно сдвинуть столы, громко отчеканивая команды, заставляя в унисон своему зычному голосу резонировать и дребезжать весь зал. Прервавшись на минуту и подождав, пока новые посетители не рассядутся, Хасан продолжает говорить, но голос его становится еще тише и он то и дело переводит взгляд с Артура на казаков. Запах свиного жира, которым смазаны их сапоги.

– Не бойся боли. Это ложный страх, одна из уловок Даджаля, – Хасан закатывает рукав кофты, показывая Артуру исковерканную шрамами плоть, – Даджаль специально внушает страх перед болью и смертью, чтобы контролировать твое тело, ему нужно, чтобы ты боялся смерти, понимаешь?

Артур не совсем понимает, что от него хочет этот человек и к чему эта замысловатая речь, но все равно продолжает кивать каждый раз, как Хасан делает для этого паузу.

– Но смерть это начало, а не конец. Нам нужны такие бойцы как ты, но ты сможешь присоединиться к нам только там, по ту сторону от границы, а для этого тебе нужно совершить священный обряд. Если у тебя хватит мужества, ты сделаешь этот шаг. Иншаллах!

Артур долго смотрит в тарелку: влажные блики на рельефной поверхности каши, желтоватые лужицы растопленного сливочного масла, разводы мучнистой жижи на ложке. Чувство обреченности обволакивает его.

– Что я должен сделать? Что это за обряд? – прочистив горло, спрашивает Артур.

– Это обряд самосожжения, ты должен сжечь себя! – как ни в чем не бывало отвечает Хасан, так, как будто советует ему поступить в университет. Артур испытывает странное чувство, нечто похожее на дежавю. Казакам уже накрыли стол: атаман произносит первый тост, все чокаются и дружно опрокидывают стопку водки. Один из молодчиков громко и неумело рассказывает анекдот про еврея, и, когда он заканчивает, все как по команде взрываются хохотом.

– У нашего государя столько слуг, у всех свои функции, я удивляюсь, как он не запутается, кому что поручать!? – усмехаясь и показывая, что серьезный разговор закончен, говорит Хасан. Он поправляет очки. – Видишь этого низкорослого мужчину во главе стола? Это предводитель этой шайки, казачий атаман, народ дал ему кличку – Шайтан, и он, представляешь, гордится ей!

Хасан смеется над такой изобретательностью Создателя. Они сидят еще какое-то время, но, кажется, им больше нечего сказать друг другу. Хасан вытирает салфеткой рот, усы, отряхивает крошки хлеба с пышной бороды, в которой много седых волос и, взглянув на часы, говорит:

– Тебе пора, ступай домой и подумай о том, что я тебе сказал. – Хасан кладет деньги за еду на стол, встает.

– А вы не идете? – Артур косится на начавшую хмелеть компанию казаков.

– Нет, мне нужно поговорить с Шайтаном. Когда ты решишься, тебе понадобится вот это. Примешь перед обрядом. – Хасан протягивает Артуру прозрачный пакетик с двумя капсулами, пристально смотрит на него, как бы проверяя, сканируя его мысли. Его увеличенные линзами глаза уже не кажутся Артуру добрыми или наивными, скорее пустыми. Попрощавшись, Хасан проходит между столов к атаману. Тот вскакивает со стула, и они обнимаются, как старые друзья, похлопывая друг друга по спине и расцеловывая в щеки.

8

Артур не стал просить денег на проезд у Хасана, и до дома ему пришлось добираться пешком. Он потратил на это больше часа и сильно устал. Шум машин, громкий и однообразный, заполняет голову Артура, пока он идет вдоль бесконечных дорог. Рокот мотора, скрип резины колес при резком торможении, пыльный шорох, забившиеся в рисунок протектора мелкие камешки – всё это вытесняет из его сознания любые личные помыслы, обрывая нити устремлений. Запах выхлопных газов, духота. Еще чуть-чуть и он растворится в этом грязном воздухе, сольется с городским фоном, превратится в слой пыли на столбах и дорожной ограде.

Когда он заходит во двор, всё ему кажется чужим, безучастным к его судьбе: серый панельный дом, в котором он прожил всю свою короткую жизнь, заржавевшие, сломанные качели, двухэтажное здание детского сада, огороженного забором из сетки-рабицы. Листья тополя колыхаются на ветру, крики и смех детей с эхом долетают из смежных дворов. Набрав на домофоне номер своей квартиры, он долго ждет ответа, но его мать не берет трубку – либо она крепко спит с похмелья, либо ушла. Он уже собирается позвонить в квартиру старушке-соседке, но дверь перед ним открывается, выпуская на улицу двух совсем юных девочек. Он ныряет внутрь, вызывает лифт. К знакомым запахам примешивается нечто новое, приторно-сладкое, отвратительное. Лифт надсадно скрипит и, кажется, он вот-вот рухнет в бездну. Завывание сквозняка, неплотно сомкнутые створки. Возможно, его шахта ведет прямиком в ад.

Артур думает о том, что у него нет ключей и что, если его мать и в самом деле ушла куда-то, он не сможет попасть домой, но когда он подходит к двери, то видит, что ее вскрыли, и она кое-как держится на вывихнутых петлях. Холодок пробегает по его спине, горькое предчувствие смешивается с запахом разложения. Он тянет дверь на себя и она, пронзительно взвизгнув, подается и пропускает его внутрь. Все окна в доме открыты, по комнатам гуляет ветер. Где-то в глубине себя он находит ответ, и понимает, что все кончено. Перед его внутренним взором появляется лицо Хасана Сербедара и его большие глаза теперь полны сострадания.

Головная боль вновь начинает нарастать, его бьет озноб. Он заходит в свою комнату, смотрит на пыльные следы чьей-то обуви на полу, на открытый шкаф, на упавшие со стула джинсы. Артур с отвращением скидывает с себя купленную Виктором одежду, и облачается в старые привычные вещи, словно надеясь, что они помогут ему повернуть все вспять. Затем он забирается под одеяло и засыпает, лежа на спине. Подождав немного и удостоверившись, что юнец уснул, крысы начинают выползать из темных углов, шевеля усами и тихо хихикая. Комки перьев, запах пота, пустые зеркала.

9

Сложно сказать, сколько он проспал, но когда Артур просыпается, на улице уже темно. Трупный запах, несмотря на сквозняк, никуда не делся. За отодвинутой дверцей шкафа сконцентрировалась черная тень. Его озноб не прошел, он только усилился, трансформировался в панический, необъяснимый страх, который пронизывает его тело насквозь, от макушки до копчика. Он вскакивает с кровати, понимая, что даже не разулся, прежде чем лечь. У соседей сверху включен телевизор и сквозь потолок слышно предельно серьезный голос диктора: он что-то навязчиво долдонит, и по его интонациям понятно, что он не потерпит возражений, ведь за ним стоят некие силы, которые превосходят своей властью всё, что только можно представить, все мыслимые пределы. Сжав голову ладонями, пытаясь унять пульсацию крови в висках, Артур начинает ходить по комнате из угла в угол, словно запертый в садок зверек. Лампочка взрывается и разлетается мелкими острыми осколками по комнате, когда он щелкает тумблером, чтобы включить свет. Мурашки, пробежавшие по спине, нервный смех. Артур останавливается, его взгляд устремляется в бесконечность, переставая натыкаться на преграды: предметы в комнате начинают сливаться в аморфную серо-оранжевую массу, стены становятся прозрачными, словно ломтики желе.

Он приходит в себя у открытого настежь окна: оранжевый асфальт, вывеска бара «Катулл». Ветер развевает его белокурые волосы. Молодая парочка целуется, стоя на тротуаре у входа в бар: распаленный парень уже готов раздеть спутницу прямо на улице, но та отталкивает его руки, как только он тянется к пуговицам ее клетчатой рубашки. Сколько им лет? Не больше семнадцати. Изредка по дороге проезжают машины. Артуру кажется, что он вот-вот вспомнит что-то важное, и он с нетерпением ждет, когда настанет этот момент внутренней ясности. Время плывет, за парочкой приезжает такси, они садятся в него, исчезают. Хлопки петард вдалеке, мерцание звезд.

Он заходит в комнату матери, включает свет, внутренне напрягаясь из-за страха, что и эти лампочки взорвутся. Кровать заправлена. Ящики комода, в которых она хранила все документы – выпотрошены, но он знает, что деньги лежат в другом месте. Он открывает гардероб, забитый старыми бесформенными платьями, повисшими на пластиковых плечиках, словно вылинявшие воспоминания. Достает с нижней полки коробку из под обуви, откидывает картонную крышку – пачка банкнот на месте, прижата ко дну каблуком и мыском поношенных туфлей из черной замши. Он выуживает ее оттуда, скребя отросшими ногтями по картону, чтобы подцепить все до одной банкноты. Запихнув их в задний карман джинсов, он идет обратно в свою комнату, чтобы отыскать смартфон, свое последнее средство связи с живыми людьми, но когда он поднимает его с пола и заходит в одну из социальных сетей, то видит, что никого из его старых друзей нет онлайн. Зато есть один новый запрос на добавление – Артур нажимает на него указательным пальцем и на экране открывается фото Виктора: тот широко улыбается, его худое лицо кажется счастливым. Помешкав немного, Артур подтверждает знакомство, потом пробует позвонить матери, но звонок ее телефона – ностальгическая попса позапрошлого десятилетия – раздается из ее спальни, тогда он набирает нескольких из своих друзей, но все они, будто сговорившись, оказываются вне зоны доступа.

10

Убравшись прочь из опустевшей и ставшей такой чужой квартиры, Артур чувствует облегчение, страх отступает, несмотря на то, что он совсем один в этом большом ночном городе и даже не представляет, куда ему теперь идти. Спутанное сознание, смутные догадки о причинах всей этой мерзости. Бессмысленность и условность реальности, ее противоречивость и многоголосие, богатство деталей, которые вот-вот должны сложиться в цельную картину, но эта картина, словно причудливый пазл с бесконечным количеством фрагментов, лишь дразнит ум, и никак не вырисовывается перед внутренним взором Артура во всей полноте. Возможно, она просто не помещается у него в голове. Но одновременно с осознанием этой путаницы, он чувствует и воодушевление, некое эротическое чувство приближающегося оргазма, источником которого будут не рецепторы его полового члена, скользящего по влажным стенкам влагалища, а непосредственно сам мозг, проникший в чуждую ему реальность и впустивший ее в себя. Одно время у них с друзьями была мода на фразу «Не еби мне мозги», которую они подцепили у взрослых и употребляли без разбора. Артуру кажется, что он только теперь понял ее истинный смысл, и что эта прерогатива – трахать мозг – закреплена за вышестоящими инстанциями. Отдаваясь во власть этих сил, пусть даже они принадлежат Антихристу-Даджалю, Артур впервые испытывает наслаждение и истинный азарт от игры.

Размышляя об этом, он блуждает какое-то время по дворам, пока ноги сами не приводят его к входу в клуб «Катулл». Он сбегает по лестнице вниз, машинально дергает за ручку стальной двери, одновременно замечая, что та опечатана липкой желтой лентой. Дверь закрыта. На листе с синими печатями и подписью чиновника, приклеенном прямо на выпуклое стекло глазка, написано: «Закрыто по распоряжению Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков», строчкой ниже указан номер телефона, по которому могут звонить «располагающие информацией» люди.

11

Перебирая в уме последние события своей жизни, копаясь в памяти, и не находя там целые временные пласты, Артур приходит к выводу, что всё это затянувшийся сон, bad trip. Он идет по улице с чувством, что оказался здесь впервые. Девочка рядом с банкоматом, прижав коленом объёмную сумку к стене, роется в её недрах, отыскивая пластиковую карту. Её лицо в профиль: проколотая бровь, уголок глаза с лучиками ресниц, короткая стрижка. Наверное, она студентка и хочет снять стипендию. Рокот множества моторов машин вдали, слившийся в однообразный шум, засвеченное фонарями небо. Дородный повар в высоком белом колпаке, с занесённым навстречу зрителям половником ухмыляется с огромного рекламного экрана: «Хотите добавки?».

Артур вздрагивает, когда на его смартфон приходит сообщение: причудливый звуковой сигнал, похожий на закодированное послание инопланетян, сильная вибрация. Неужели он сам так настроил звук? Он вытаскивает смартфон из кармана, смотрит на экран:

– Нужно встретиться. Ты сейчас где? – пишет ему Виктор.

Артур озирается, пытаясь понять, где он и как называется эта пустынная улица с тополями, посаженными вдоль тротуара много лет назад: их листва шелестит на легком летнем ветру, но в оранжевом свете фонарей кажется искусственной, словно сделанной из гибкого пластика. Двадцатиэтажные дома из железобетонных блоков возносятся вверх по обе стороны от дороги так, что их крыши сливаются с серой мглой неба. Эти дома, когда-то разноцветные, теперь выглядят почти одинаково, их монотонный ряд устремлен к горизонту. Часть окон горит ярким светом, часть – затемнена и похожа на проекционный экран: огромные телевизионные панели в глубине комнат подсвечивают их изнутри разными цветами, отбрасывая на закрытые шторы причудливые сочетания пятен и заставляя перегруппировываться тени с каждой сменой сцены.

Бежать некуда, – звучит в голове Артура спокойный уверенный голос Хасана Сербедара, – Покорись судьбе. Это все сон, иллюзия, твоя смерть оправданна.

Артур отвечает Виктору, быстро нажимая указательным пальцем на клавиши сенсорного дисплея:

– Я у клуба «Катулл».

Виктор какое-то время не отвечает, проверяя, отмечен ли этот клуб на карте и сможет ли автопилот его найти, затем, убедившись, что в районе, в котором сейчас находится Артур, есть только одно заведение с таким названием, он пишет своему новому другу:

– Оставайся там, я заеду через 15 минут.

12

Артур возвращается обратно, ему нужно пройти пару кварталов, чтобы вновь оказаться рядом со своим домом, напротив клуба. На перекрестке ему на встречу попадается компания пьяных парней, они тычут в него пальцами, громко, переливисто ржут. Больше всего их внимание привлекают его длинные волосы, и они отпускают несколько оскорбительных фраз по этому поводу. Артур, опустив глаза и ускорив шаг, проходит мимо и, посмотрев, нет ли машин, пересекает дорогу на красный свет.

Когда он сворачивает на нужную ему улицу, он замечает полицейскую патрульную машину, припаркованную за мусорными бачками, чуть поодаль от входа в клуб. Плохое предчувствие закрадывается к нему в душу. Он вспоминает взорванные вагоны метро, то, как шел с бородачом Хасаном, так похожим на террориста, по тоннелю. Были ли там видеокамеры и не разыскивают ли его теперь по всему городу? Возможно, все это сон, но ему не хочется провести его остаток, отвечая на бесконечные вопросы следователя в грязном полицейском участке. Как-то раз он просидел пять часов в отделе по борьбе с ювенальной преступностью, когда его поймали в школе с пакетом индийской конопли. Там устроили такой цирк, было столько мягких угроз и увещеваний, столько фальши и лицемерия, что он чуть не проблевался. Попасть в руки правоохранительных органов это последнее, что он хочет, и поэтому он решает дожидаться Виктора, встав на углу улицы, так, чтобы, если полицейский выйдет из машины и пойдет к нему, он смог бы пуститься наутек.