Сезон

Баба Глаша была, в общем – то не вредной пенсионеркой только заняться ей было нечем, и поговорить не с кем. Поэтому она целыми днями прислушивалась, да приглядывалась, чем занимаются соседи.

Я не стал с ней ругаться, а смиренно извинившись за шум, соврал, что делаю ремонт и доску уронил.

– Баба Глаша, а что за мужик у квартиры стоял?

– Откуда я знаю, – пожала плечами она, – думала знакомый твой. Вышла спросить, а он кепку на глаза надвинул, отвернулся и был таков.

– Может он не меня ждал – то?

– Может не тебя, – ехидно ухмыльнулась она, – только он сначала в вашу дверь позвонил, а потом поднялся на лестничный пролет и там пристроился на корточках.

– Молодой такой. Может он к твоей бывшей приходил?

Я не стал развивать эту тему, и еще раз извинившись за шум, закрыл дверь.

Появилось нехорошее предчувствие, в голове завертелись вопросы.

– Может правда это был любовник моей бывшей жены? Тогда что ему здесь было надо? Она же тут давно не живет. Может случайность или дверью ошибся.

Вскоре мне надоело об этом думать, все равно ничего путного в голову не приходило кроме мыслей об ужине.

Я предавался греху обжорства, сидя за журнальным столиком перед телевизором, когда зазвонил домашний телефон. Звонку я несколько удивился, потому что на этот номер мне мало кто звонил из-за моих постоянных разъездов.

– Алло, – взял я трубку.

Ответом мне было молчание, а затем послышались короткие гудки.

Это меня окончательно разозлило. Я набрал номер бывшей жены, намереваясь высказать ей все, что думаю о ней и ее любовниках. Однако абонент был недоступен.

– Ладно, черт с ней, – подумал я, – может так и лучше. А то наговорил – бы сейчас такого, о чем сам – бы потом жалел.

Тут мой взгляд упал на пистолет, который тускло отблескивая свежей смазкой, лежал на столике.

– Сейчас мы тебя пристроим, – сказал я ему, и, отковырнув пару паркетных дощечек в углу комнаты за сервантом, сунул его туда, замотав предварительно в тряпицу. Паркетины вошли назад легко и непринужденно. После нескольких заливов соседом сверху, пол в квартире ходил ходуном, поэтому неровный паркет не привлекал внимания.

На следующий день у нашей компании кладоискателей была назначена встреча в «Мутном глазу» – недорогой задрипанной кафешке на окраине города. Когда я приехал, там уже сидели все – Витек, Игорь и толстяк Айно. Перед Витьком на столе лежал большой атлас Карелии и тонкая школьная тетрадь, в которой он делал какие-то пометки.

– Значит, так, – продолжал он, – еще раз повторяю, наша цель – урочище Караойкки в северной части Карелии у самой границы с Финляндией. Путем наложения старых карт на новые, а также методом научного тыка, я определил приблизительное место нахождения этого урочища. Это квадрат около трех километров в поперечнике. Точнее установим на месте. Там же наш друг Айно покажет нам описание места и приметы нахождения клада. Дорог там практически нет да еще пограничная зона рядом, поэтому двигаться будем осторожно.

Он окинул взглядом присутствующих, но все молчали только Айно сопел и вытирал платком пот, стекавший по его лысине.

– Теперь по поводу самого процесса. Работают все. Да, да Айно и вы тоже. От найденного клада наша группа получает двадцать процентов и делит их между собой поровну. Остальное забирает уважаемый Айно.

– Что с продуктами и топливом для машин? – подал голос Игорь.

– Продукты закуплены из расчета на две недели, а также каждый взял для себя, что хотел на свои деньги.

– Топливо оплачивает спонсор, – кивнул Витек в сторону Айно и закончил, – старт завтра в шесть утра.

Ранним утром следующего дня два джипа уже неслись по шоссе в сторону Санкт-Петербурга. Игорь, сидя на переднем пассажирском сиденье моей машины, зевал и крутил ручки автомагнитолы, пытаясь поймать какую-нибудь мелодию. Я прибавлял газу, стараясь не отстать от машины Витька, который вместе с Айно бодро катил впереди, обгоняя автомобили редких утренних дачников.

Вместе с Московской областью закончился ровный асфальт, и мимо поплыли унылые пейзажи из облезлых деревенских домов да заброшенных полуразрушенных построек по обочинам.

В рации раздался смех Витька:

– Наш финский друг удивляется, почему в России такая разруха.

– Страна у нас большая, – ответил Игорь, – и царь-батюшка не может за всей территорией уследить.

– Зато у них в Финляндии, все леса платные, – вставил я, прихлебывая обжигающий кофе из крышки термоса.

Весь день прошел в бешеной скачке по разбитым асфальтовым колеям российских дорог. Заходящее солнце окрасило небо своими последними отблесками, когда мы пересекли мост через реку Свирь и въехали в Карелию.

Сразу почувствовалась прохлада соснового леса, стоящего стеной вдоль шоссе на высоких покрытых мхом песчаных дюнах. Ночевать остановились возле небольшого озерца, которое виднелось за редким перелеском.

Быстро разожгли газовую горелку, вскипятили чай и расставили походные стулья. Айно на удивление сноровисто одну за другой вспорол три банки тушенки небольшим кованым ножом с деревянной ручкой, алюминиевые ножны которого болтались у него на поясе.

Заметив мой интерес, он протянул нож, предварительно вытерев платком жир с лезвия.

– Этто настоящий финский пукко принатлежал мой деддушка.

Я провел пальцем по острому как бритва лезвию, уважительно покачал головой и вернул его владельцу.

– А ножны, наверное, из сбитого советского самолета сделаны?

Айно смущенно покачал головой.

– Этто пыла война.

– Не переживай, Айно, тебя лично никто не упрекает, – похлопал его по плечу Витек, – лучше расскажи нам про своего деда.

За ужином Айно начал свой рассказ.

– Мой дед то революции имел свой хутор в Карьялла. Имел много корова, лошади и земля. Имел такше много работник. Много возил продать в город мясо, масло, молоко и хлеп. Кокта началась война за несависимость, он воевал против красных в отряд самооборона. После того опять вел хозяйство и еще имел тва магазин в городе. В зимнюю войну тоше немного воевал и имел медаль и крест свободы. В войну – продолжение не воевал совсем, старый был. Потом жил с моя семья в Хельсинки. Кокта умирал, дал мне эта карта и рассказал, что на его хутор закопал много золотых царских деньги. Хотел, чтобы я вернулся и их забрал.

– Да, – протянул Игорь, вытряхивая в рот последние кусочки тушенки из банки, – нам бы тоже хотелось их забрать. Если там конечно что-то есть, а этот участок не огорожен и не имеет владельца.

Спать легли рано, несмотря на то, что белая ночь своими молочными сумерками сбивала с толку и не давала заснуть. Откроешь глаза – светло. Глянешь на часы – два часа ночи.

Сквозь сон я слышал, как кто-то скребется о днище машины, но встать и посмотреть было лень. И только утром, когда я вылез из машины, трясясь от холода и тумана тянувшегося с озера, из-под заднего колеса высунулась наглая мордочка ежика. Он держал в своих острых зубах кем-то выброшенную апельсиновую корку и пытался ее грызть. При этом его иголки терлись о выхлопную трубу и производили противный скрежет.

Я кинул в него сухой шишкой и не попал. Ежик презрительно посмотрел на меня своими черными глазами – бусинками и не спеша вразвалочку удалился в ближайшие кусты, с коркой в зубах.

– Что тут за шум? – сонно спросил Игорь, вылезая из машины.

Он дрожал от холода, так же как и я, несмотря на то, что завернулся в спальный мешок, в котором ночью спал.

– Смотри не наступи на колючего соседа, – ответил я, зевая, и скинул с себя бушлат, решив, что лучшее средство от холода это купание в озере.