Каникулы в Простоквашино. Шпулечник-2

Плести солому было делом нелегким, но мы были настойчивы, а клей здорово помогал нам.

– Ну что? – к вечеру кривое подобие шляпы лежало на столе.

Все вокруг было завалено склеенными кучками соломы и обрезками картона.

– Надо померить, – Федор широким жестом указал на шляпу.

– Почему я?

– Для тебя же делали…

– Ладно, – я напялил шляпу, покрутил головой.

– Ну как?

– Ничего так вроде…

– Не жмет?

– Да нет…

– Не жарко?

– Нормально.

– Господи! – в проеме калитки стояла остолбеневшая мать. – Господи! – она всплеснула руками.

Я попятился, брат юркнул мне за спину, будто был не при чем.

– Что это? – слабым голосом спросила мать, указывая дрожащей рукой на шляпу.

– Шляпа, – я попытался снять шляпу, но что-то мешало. Зацепилось что ли?

– Какая шляпа?

– Ну…

– Соломенная, – выглянул из-за моей спины Федор.

– Чего?!

– Соломенная шляпа… как батя пел. Теперь Кеша зарежет…

Договорить он не успел. Мать подхватила стоящий возле крыльца треснувший глиняный горшок и швырнула в нас.

– Я вам зарежу!!! Уроды!!! Козлы!!! Дети понедельника!!!

Я рванул шляпу, она порвалась. Клочья остались, приклеившись к голове.

– А-а-а!!!

Под «горячую руку» матери было лучше не попадаться – зашибет. Мы кинулись бежать. Вслед летели проклятия, угрозы и щебень. Протиснувшись меж березовых жердей ограды, выскочили в сад.

– Ладно, пошалили и хватит, – мать остыла необычно быстро. – Будя, возвращайтесь. Нечего народ дивить.

Мы неуверенно подошли к ограде.

– Сюда идите.

Перелезли ограду, подошли.

– Горе ты наше, – мать посмотрела на слипшиеся клоки моих волос, – придется стричь теперь.

– Как тифозный будешь, – захихикал Федька.

– Тебя тоже, карандух, – нахмурилась мать, – чтобы не смеялся над старшими. Садитесь вон на пеньки, сейчас ножницы принесу.

Мы уселись возле круглой железки, служившей кострищем. Мать вернулась с ножницами, попутно отвесив подзатыльник корчащему рожи Федьке.

– Не кривляйся, Дядя Федор! А то так и перекосорылишься на всю оставшуюся жизнь.

– А чего я? – надулся Федя. – Чего сразу я?

– Ничего. Кривляйся меньше и все будет в порядке, – мать начала срезать мои космы. – Как куделя у Емели. Надо же так завозить волосы, изгваздать все, – убрав ножницы, отвесила мне крепкий подзатыльник, заставивший загудеть голову.

– За что?! – я потер затылок.

– Для профилактики, – снова защелкала ножницами. – Чтобы дурью не маялся и дурной пример брату не подавал. Сиди ровно, не вертись, как мартышка и очки в цирке. И не повышай голоса на мать. Ведете себя как маленькие дикари, а можете же вырасти во взрослых лодырей, лентяев и тунеядцев.

Под занудные нравоучения состригла мои волосы, перешла к Феде.

– Что это тут у нас? – вдруг всполошилась. – Блудный, посмотри, что это у Дяди? – указывая, ткнула ножницами, едва не поранив ухо.

– Нет там ничего.

– Как нет? Ты что, окулярник слепой? Очки тебе купить? Смотри, клещ…

– Где?

– В Караганде! Вон та точка – это клещ! Так, немедленно в дом, будем доставать! Иначе, мементо мори!

Мы, подхватив под руки, бегом потащили ошалевшего Федора в дом.

– Ножницы! Скальпель! Пинцет! Зажим! Спирт! – без устали командовала мать, довольная, что можно применить искусство врачевания. Она в молодости мечтала стать врачом и где-то насобирала хирургических инструментов. – Сейчас я мелкую пакость извлеку. Хотя, по уму, Дядя Федор, надо бы оставить эту паскуду в тебе, чтобы ты впредь знал, как мать не слушаться!

Сначала она намазала зловредное насекомое подсолнечным маслом. Клещ презрительно игнорировал масло и продолжал заражать Федьку. Покорный судьбе Федор обильно потел и млел от ужаса. Вместо подсолнечного масла намазала свиной жир, оставшийся от Романиных. На свиной жир клещ отреагировал, явив «отвратительную рожу».

– Вылезает, – прошептал я, – хватай его.