Змеиный узел

– Вить, а вдруг у них там обычаи такие, у таджиков? – сказала мать. – Они же люди дикие, решили по-своему прикончить. Или под наркотиками так озверели?

– Ладно, если что, то я эту версию подкину следствию. Заодно, глядишь, и от подозрительных личностей избавимся. Спокойнее будет в деревне. Наркотики – гиблое дело, – затянулся «примой» отец, – ну, выпил водки; ну, мухоморов пожевал, но зачем же в себя что-то колоть?

– Сам ты тоже хорош, – подначила его мать, – полынь да кактусы на спирту настаивать.

– Что ты понимаешь, женщина? Настой полыни это абсент. Его все европейские художники употребляют.

– Известное дело, сначала употребляют, а потом уши себе чекрыжат.

– Ухо, это единичный случай. Надо смотреть на картину в целом.

– И что там, в целом? – вновь раздался голос из-под стола.

– В целом, там рисуют мазню за такие деньги, какие тебе и не снились.

– Прямо из-за абсента рисуют, можно подумать, – продолжала ехидничать мать.

– Как бы то ни было, абсент штука для творчества необходимая. Еще полынь от глистов очень помогает.

– Да в тебе любой глист переварится!

– Это потому, что у меня организм закаленный, – гулко похлопал себя по животу отец.

– А кактусы на спирту?

– Это текила – мексиканская кактусовая самогонка. Тоже штука дорогая. Нам в «ликбезе» негры давали пробовать.

– Вить, ты какую-то буржуазность разводишь.

– Какую буржуазность, дура? Негры это наши младшие братья! Сама со своей йогой развела буржуазию и еще выступает!

Ночью меня мучил кошмар. Андрюха укоризненно смотрел на меня и делал какие-то знаки рукой с торчащим в ней колышком. Я не мог отвести взгляд от потеков запекшейся крови, которую жадно поглощали лесные муравьи. Наконец, я оторвал взгляд от руки – лучше бы я этого не делал – в глаза бросился распоротый живот и сизые петли кишок. Мертвый друг все пытался что-то сказать, но трудно говорить, когда рот набит опилками. Заухал филин и внезапно наступила ночь. Андрей пропал, а на меня навалилась какая-то плоская сущность, накрыла меня и стала душить. С трудом проснулся. Сердце колотилось как после трехкилометрового кросса. Встал с дивана и тихонько прошел в ванную, попить воды. Трясущейся рукой набрал стакан, отпил половину, стараясь не очень стучать зубами по стеклу. Вышел на веранду, надел отцовские сапоги, открыл засов, вышел на крыльцо, спустился во двор.

Тускло светили фонари, лениво звякнул цепью кобель Амур, но голоса подавать не стал. Таинственный ночной сад дышал свежестью, будто окатившей меня водой после душного дня. По лунному небу плыли клочья туч, похожие на распотрошенный ватник. Слегка успокоившись, допил воду. Внезапно на яблоне заухал филин. От неожиданности я выронил стакан. Темная тень бесшумно метнулась с дерева, а сбросившая насевшую на нее тучку Луна заиграла бликами в осколках стакана. Да, Чехову такие ночи и не снились, – подумал я, – скорее Гоголю. За спиной скрипнула дверь. Я осторожно обернулся. Серебрясь лунным светом, стволы темными зрачками пристально смотрели на меня.

– Ты чего посреди ночи бродишь, как лунатик? – спуская курки и опуская ружье, спросил отец.

– Сон плохой приснился… Подышать вышел…

– Андрюха?

– Угу…

– Слышь, – замялся отец, – я тут точно не при чем… Веришь?

– Да как сказать…

– Придется поверить.

– Придется.

– Знаешь, мне он тоже приснился… Стоял и манил рукой, а в руке колышек насквозь… и муравьи по крови ползают… а из живота кишки тянутся…

– И мне это снилось… Мы с тобой видели один и тот же сон.

– Это невозможно.

– Но это так. Странно, – он сел на стоявшую на крыльце скамейку, достал из кармана галифе зажигалку и пачку «примы», закурил, – к чему бы это?

– Не знаю.

– Тебе завтра, точнее уже сегодня, к следователю. Не забыл?

– Помню. Что ему говорить?

– Старайся отвечать правду, чтобы не подловили. Витек младше, с него какой спрос? А ты можешь в колонию угодить, так что думай, что и как говоришь. Старший, Андрей Иванович, видно, что мужик ушлый. Стелет мягко, да жестко спать. Осторожнее с ним.

– Хорошо.

– Ладно, – отец затушил и положил на лавочку окурок, – пошли спать.

Вздохнул и пропустил меня в дверь, тщательно запер за моей спиной входную дверь.

– Береженого бог бережет.

Я промолчал. Прошел в комнату, лег на диван. На веки словно навалился мешок картошки, и я провалился в темноту сна.

****

На следующий день часов в девять отец пришел домой.

– Пошли, следователи приглашают. Ты же с ним дружил. Ничего страшного, я буду присутствовать на допросе. Так по закону положено.

Следователи остановились в деревенском общежитии, предназначенном для приезжающих помогать совхозу заводских «шефов», и в этой же комнате проводили допросы. Две кровати из четырех из комнаты убрали, а на их место принесли стол и четыре стула. Не смотря на жару на улице в комнате было прохладно и ощутимо сыро. Со стены смотрел пыльный плакат с комиссаром Каттани.

– Виталий, когда ты видел Андрея Родина последний раз? – спросил меня немолодой поджарый мужчина, одетый в слегка помятый костюм.

– Живым? – на всякий случай уточнил я.

– А ты видел его мертвым? – мгновенно отреагировал он.

– Нет, нас не пустили посмотреть…

– Так когда ты видел его последний раз?

– Накануне его исчезновения.

– Где и когда это было? – его серые глаза вцепились в меня.