Грибные дни

– Молчи, кекельба[27 - Кекельба, как известно всякому образованному человеку, – это такая африканская трава.] драная! – отец считал себя человеком образованным.

Так, громко переругиваясь, добрались до леса.

– И еще, – мать остановилась перед стеной деревьев и повернулась к нам, – не вздумайте лешакаться!

– Чего? – не понял Пашка.

– Не поминайте в лесу лешего никогда, не лешукайтесь! Накличете на свою голову и я с вами как кур во щи попаду заедино. Меньше галдите, леший не любит шума в лесу. И не вздумайте свистеть, – погрозила кулаком, – придушу!

– Но ты же говорила, что шум и свист нечистую силу отпугивает? – удивился я. – Почему же тогда не свистеть?

– Не умничай, молод еще! – мать отписала мне тумака. – Для того и не свистеть, чтобы леший не обиделся. Хватит трепать языками, по грибы пришли! Куда рванули? – цепко ухватила нас с Пашкой за плечи, удерживая. – Вить, ты тоже постой.

– Чего еще? – недовольно спросил отец.

– Сетку дай и решето, – потребовала мать.

Я послушно достал из мешка сеть, украденную отцом у приезжих рыбаков из райцентра. Мать накинула сеть на себя на манер плаща. На голову надела перевернутое решето, приговаривая:

– Надеваю сито, чтоб быть грибами сытой.

Отец молча покрутил пальцем у виска.

– Помолимся Станиславу-грибовику, – строго сказала мать и затянула: – Святой Станислав, грибов нам послав. Сами едим, на другие глядим. Святой Станислав, грибов нам послав: полные лукошки и собаке и кошке. Дал Господь нам роток, дай Станислав гриба кусок. Стоит за мною стеной Станислав-грибовик с властью грибной. Святой Станислав…

– Да хватит уже!!! – отец так заорал, что с листьев ближайших деревьев обрушились дождевые капли. – Поносил? Дай поносить другому! – потребовал он, срывая надетый на меня плащ ОЗК.

– А я как? – обиженно поинтересовался я. – Голый буду?

– Одень вот, – протянул мне свой промокший насквозь пиджак. – Ты же у нас закаленный, не замерзнешь.

– Витя, какой же ты бесчувственный. Прямо как носорог! Он же замерзнет.

– Чего это он замерзнет? Я с пиджака воду струхивал, тепло будет. Как говорится, дружба дружбой, а пиджачок врозь.

– Только струхивать ты и умеешь, ни на что больше не годен!

– Помолчи, не до тебя. Пусть крепится, как твой святой пионер Илларион.

– Не трожь святого, падла! – мать погрозила кочергой.

– Светлые святки – ноские куры, – пробормотал отец вместо ругательства. – Давайте уже грибы искать!!!

Отец по лосиному вломился в лес. Мать плюнула через левое плечо, угодив Пашке на голову, и толкнула нас к деревьям:

– Ищите! Но далеко не отходите, а то потеряетесь. И еще: грузди и рыжики не берите – под ними боровые хоронятся, да ими же и питаются. Еще заразу какую подхватите от них. И самое главное: если будете все правила соблюдать, себя в лесу вести правильно, то, глядишь, дадут Бог и святой Ленин, защитник коммунизма и податель социалистических благ, сжалится над вами, убогими, леший, не тронет.

Мы начали искать грибы. В лесу было чуть теплее, но так же сыро: вода лилась не только с неба, но и с веток и листьев. Я быстро вымок. Мать бдительно следила за Пашкой.

– Стой, балбес! – внезапно закричала она на весь лес. Даже в деревне, наверное, было слышно. – Там волчье лыко! Не подходи!

Испуганный Пашка шарахнулся в сторону.

– И туда не иди!

– Почему?

– Там волчьи ягоды!

Потом… потом я увидел гриб: громадный крепкий боровик. Я подобрался поближе, открыл нож… Гриб вдруг гулко захохотал и кинулся наутек. Я от неожиданности плюхнулся задницей на покрытую мокрой листвой землю, ошарашенно глядя на то место, где только что красовался боровик. Хоть я и пионер, но рука сама потянулась перекреститься.

– Что ты шумишь? – раздался слева крик матери. – Все грибы своим дурацким хохотом распугаешь, баран!

– Это не я.

– Головка от буя, – донесся справа голос отца. – Чего расселся, как удав на именинах? Пришел по грибы, так собирай грибы, а не спи на ходу!

– Это гриб хохотал, – не особо надеясь, что родители мне поверят, сказал я.

Слева сквозь ветки и кусты просунулась кочерга и щелкнула меня по голове.

– Сухотка тебя раздери! Хватит придуриваться, не в военкомате, – сказала мать. – Вставай и собирай грибы. Не наберешь сегодня на жаренку – вздую! Вот прямо этой кочергой и вздую!

Я нехотя поднялся с земли и опасливо стал высматривать грибы. На кочке стоял мой знакомец – боровик-хохотун. Я застыл, глядя на него. Казалось, он так же смотрел на меня. Но чем он мог смотреть? У грибов же нет глаз. Да и смеяться они не могут. Так себя успокаивая, я начал мелкими шажками подбираться к нему поближе. Гриб издевательски захохотал и не спеша начал отступать, ловко скользя среди кочек. Сзади послышался треск сучьев, я оглянулся… Мохнатая разлапистая фигура сшибла меня с ног и, тяжело усевшись сверху, начала душить.

– Леший!!! – истошно заорал я, пытаясь отбиваться, но леший был сильнее.

Нож я уронил при падении. Рука судорожно нащупала «счастливый» сучок в кармане. В глазах уже темнело от удушья и я ткнул выхваченным сучком в покрытое листьями и мхом лицо. Угодил в глаз – на меня брызнуло горячей кровью. А потом позади лешего возникла мать и, широко размахнувшись, врезала ему кочергой по затылку. Раздался мерзкий костяной хруст. Леший завалился на меня. Маска из листьев свалилась с лица… Мертвого отцовского лица.

Я с трудом выбрался из-под трупа.

– Как я его?! – гордо спросила мать. – А Витька не верил, что кочерга от лешего поможет.

Голос у меня пропал, и я лишь молча тыкал пальцем вниз, указывая на труп.

– Чего ты кривляешься, как клоун Клепа? – нахмурилась мать. – Что там?

– Батя, – с трудом вытолкнул я застрявший в горле комковатый вязкий голос и снова указал на труп.

Мать присмотрелась, потом присела возле тела, повернула его голову. Встала.

– Пошутить хотел, придурок! – с отвращением плюнула на труп. – Доигрался, бурдулек образованный! Учти, – поигрывая кочергой, посмотрела на меня, – это ты своим сучком в глаз ему до мозга достал и убил. Я сзади не видела, что это Витька. В тюрьму ты сядешь!

– Я не хочу в тюрьму! – я едва не заплакал.

– Значит так, – деловито начала мать, – Витьку закапываем, а в понедельник всем говорим, что он в город поехал.

– А машина?