Первые погоны. Моя служба срочная

Боря среди нас шестерых, самый толстенький.

– А цэ як? – спрашивает скулящим голоском Боря, почувствовав какой- то подвох.

– Бери черпак, и всем по очереди разлей первое.

Мы по очереди подаем свои алюминиевые миски. Иванов первым. Кушнир подхалимски вылавливает из борща единственный кусочек сала и перекладывает его в миску Иванову. Он тут же приступает к трапезе. Моя миска заполняется где-то пятой по счету. Не торопясь, приступаю к поглощению горячего и кажущегося очень вкусным борща. Хлеба на столе предостаточно, а еще гречневая каша с мясом и подливой. И сладкий компот. Хорошо. Терпимо. Но, только Боря поднес первую ложку ко рту…

– Раздать второе – командует Иванов.

Кушнир, еще ничего не сообразив, надеясь, что второе – то, раздаст кто-то другой, медленно поднимаясь, с недоумением смотрит на «нехорошего» командира.

– Да, да ты, Кушнир, ты теперь на весь период КМБ, раздатчик за нашим столом.

Снова лучшие кусочки мяса, и половина подливы достаются уроженцу Эль-мари. Он очень быстро их поглощает, не особо пережевывая.

– Закончить прием пищи! – командует Иванов, проглотив одним махом компот.

– Как закончить?

– Убрать со стола, сложить посуду! -Иванов резко встает.

«Ни фига себе?! Я же только приступил ко второму. Это что такое? Как понимать? Он что издевается?» -со скоростью молнии проносятся в голове эти вопросы.

Да нет, не шутит, уже вся рота потянулась на выход. За столом тихая паника. Никто не знает, за что хвататься. Судорожно пытаюсь проглотить кусочек сала от второго блюда. Каждый хватает, что попало. Стоя, одной рукой кто запихивает в рот целый кусок хлеба, кто ложку сухой гречневой каши, другой рукой, убирая со стола. Кушнир не успевавший съесть даже половины борща, суетливо- воровато сует в карман пару кусков хлеба. Уборка стола, это соскрести со своих мисок остатки пищи в бачки. Хлебом смести крошки и лужицы со стола туда-же. Бачки, миски, кружки составить на левый край стола.

– На выход! Строиться! Быстро! Рядовой Озерянин! Сдать посуду в мойку.

Я, уже пробежавший метров пять – шесть в сторону выхода, тихо бормоча какие – то «лестные» слова-проклятья в сторону командира, возвращаюсь обратно к столу.

– Чем салага не доволен? – рычит кто-то из проходящих «дедов» и толкает кулаком в плечо. Молча сверкаю в ответ глазами. Собираю быстро и сдаю в «окно приема грязной посуды» тару с нашего стола. Бегу в строй.

– Опаздываете в строй, рядовой Озерянин!

– Я посуду сдавал!

– Ты мне еще поговори! Почему без разрешения становитесь в строй?

Выбегаю обратно, подхожу к Иванову строевым шагом: -Товарищ младший сержант! Разрешите стать в строй!

– Становитесь! – цедит сквозь зубы младший сержант. Прибываем в казарму.

– Тридцать минут на перекур! Разойдись!

Медленно расползаемся в разные стороны.

– Строиться! -диким голосом орет Иванов

«Да что это такое? -каждый из нас задал про себя вопрос.

– Что за издевательство? Он что полный идиот? До обеда гонял, как Сидоровых коз, с обеда ушли полуголодные. Так он еще и перекурить не дает.!»

Медленнее, чем бы хотелось Иванову занимаем места в строю.

– По команде разойдись, вы должны вылетать со строя в любую свободную сторону со скоростью пули! Понятно!?

– Так точно!

– Р-р-разойдись!

Разбегаемся, сломя голову. По мнению Мишки Иванова не достаточно быстро.

– Становись! Разойдись! Становись! Разойдись. Хрен с вами, пока достаточно.

От обещанных тридцати, пятнадцать минут прошло. Обидно. Бреду в сторону курилки – беседки. В курилке человек семь. Не нашего призыва, хотя вижу, что из нашей части. Несмело переступаю порожек, разглядываюсь по сторонам в поисках места. Застыла гробовая тишина, среди только что весело болтавших курильщиков. Присаживаюсь. Вдруг курилку наполняет лай гиены, перемешанный с шипением гадюк.

– Ты! Ты-ы-ы!!! Кто такой!?

– А что такое? – неприлично для местного «обчества», нагло спокойным голосом спрашиваю я.

– Ты с-с-сученок п-почему без спроса и разрешения вошел в курилку? -дико вращая белками глаз, пролаял с сычанием рядовой, как чуть позже я узнал, Лисович.

– А у кого спрашивать, я старших по званию здесь не вижу.

– Что? – опешил Лисович, озираясь по плечам соратников, в поисках лычек на погонах.

Я проследил за его мечущимся взглядом, и одновременно мы наткнулись на одинокую, узенькую лычку ефрейтора Шота.

– А-а-а! – завизжал «дед». -Ефрейтор, тебе что, не старший по званию?

– Нет, -неуверенно пролепетал я.

– Вон отсюда! И зайди, как положено!

Медленно, с попыткой сохранения остатков достоинства, выхожу из курилки и бреду в сторону казармы. От такого начала службы затошнило. В голове две мысли: уйти в казарму, как это сделало большинство, или выполнить приказ самодура и вернуться в курилку. Выбрал среднее, закурил возле угла казармы. Но, ужас! Этим самым я, гад такой, грубейшим образом переступил статью Устава, разрешающую курить только в строго отведенных для этого «позорного» занятия местах! Ну, как могла, «строго уставная» душа, рядового Лисовича пройти спокойно мимо такого «ужасно-грубого» нарушения Устава.

– М-мужики! -завопил он на весь двор блаженным голосом.

– В-вы -в-вы только посмотрите, что вытворяет э-т-о-т слоник, – и сам пулей вылетел из курилки в мою сторону. Брюзжа слюной, с кулаками подскочил ко мне.

– Череп в руки! -заорал он диким ревом.

– Да пошел ты, – отказался я от выполнения команды.

– Что-о-о?!!! – начал задыхаться, захлебываясь слюной и злостью, с перекошенным лицом «дед».

Фофан с силой удара молотка припечатался к моему лбу. Пилотка улетела метров на пять в сторону. Голова закачалась как маятник, искры снопом сверкнули из глаз…

– Ну, с-сука, после КМБ, я тебя достану, т-ты меня запомнишь!