Затемнения в Мюнхене

– Господин Майер…

– Почему ты тогда спросил «кто он»?

– Так по телефону же…

– Глуповат ты, Ханс. Ну, теперь самая легкая часть. Откуда записки? И что было в них?

– Я, – Трактирщик с ужасом осознал, что его язык отказывается служить, – для лавки придумал… рекламный трюк. С аргентинскими травами…

Штайнер поднял брови:

– В самом деле? Аргентинские? И откуда они у тебя?

– Каждое лето… выезжал за город… сам собирал и сушил…

Штайнер хмыкнул и принялся записывать полученные показания.

Он пододвинул к себе протокол допроса и стал сосредоточенно заполнять его, забыв о Трактирщике.

Тот с ужасом наблюдал отрешенное лицо офицера, – выцветшие глаза, серый поношенный китель с черными петлицами, синие узкие губы. Почти старик, – но с выверенными движениями, повелительным голосом, стальным блеском зрачков.

Когда оберштурмфюрер говорил, слова выходили из этих губ с треском чемоданной фибры.

Когда он стоял, он мог легко пройти под мышкой Трактирщика, и это пугало еще больше.

Когда он поднимал глаза… лучше не глядеть в эти глаза…

Глава пятая

Югом, который обещал ему штурмбаннфюрер Райке тогда, в Потсдаме, оказался Мюнхен.

На вокзале гуляли сквозняки, пахло гарью и углем.

Когда Уве Клюг вышел на темную привокзальную площадь, по дальней стороне прошел трамвай. В салоне не горел свет и тело вагона показалось Уве погибшим кораблем, уходящим в глубинную темень.

По обеим сторонам площади стояли кирпичные дома, и большая часть из них была разрушена бомбами; неровные зубцы стен темнели на фоне задрапированного тучами ночного неба.

Проехал экипаж, там кто-то сидел. Потом еще один.

Лишь третий оказался свободным.

Кучер остановил лошадь и опустил металлический значок у счетчика. Верх был поднят, и на плаще у кучера блестели капли дождя. Его лакированный цилиндр сверкал от воды.

Они долго ехали переулками под дождем. Не горели фонари, слепые окна смотрели на улицы. По неосвещенным улицам скользили тени прохожих; а может, это были ночные чудовища.

Мюнхен погрузился во тьму, затих в ожидании новых ужасов, падающих с неба.

Маленькая частная гостиница на Готе-платц понравилась ему с первого шага, который он сделал, сойдя с коляски.

Это можно было бы назвать пансионом, не будь здание таким старым. Толстые средневековые стены, низкие потолки и еще более низкие притолоки, и если, проходя дверь, не склонить голову, можно набить приличную шишку, и с минуту в изумлении тереть лоб или темя.

Его комната на первом этаже походила на келью. Узкое окно, сквозь которое с трудом могла пролезть беременная кошка. И даже эту щель наглухо заклеили черной бумагой.

Правила гражданской обороны строго соблюдались. Нарушения жестоко карались.

Столовая размером с гардероб, где длинный стол и две скамьи занимали большую часть площади пола. Милая пожилая хозяйка, свежие деревенские яйца, вкусный кофе и горячие булочки на завтрак. Хозяйка явно не гнушалась черного рынка, и цена комнаты говорила об этом.

Пока РСХА платит, ему все равно.

Шумный центр Мюнхена, израненный британской бомбардировкой, существовал где-то далеко.

Город его бывшего шефа по управлению полиции Берлина Йозефа Майера.

Во многом из-за служебного знакомства с Майером Уве Клюга за шиворот втащили в это конфиденциальное расследование РСХА.

Это был лучший исход, чем Сталинград, но все, что делалось вопреки воле Уве Клюга, вызывало естественную антипатию. И одно дело, – призыв в действующую армию для выполнения присяги; другое, – исполнять сомнительную роль в играх гестапо.

Однако, получив в руки дневник своего бывшего шефа, Уве решил, что сама загадка стоит того.

Разобрав дорожный саквояж, повесив на вешалку вещи, Уве сел к крошечному столику и положил перед собой армейский планшет. Вермахт забыл затребовать его обратно, с другой казенной собственностью, и Уве решил позаимствовать удобную вещь для своих надобностей.

Он достал потрепанную тетрадь без обложки, рассмотрел изображение неведомого божества, раскрыл тетрадь и стал делать выписки.

Даже человек, не знавший владельца дневника, по некоторым деталям, – описанию оружия, упоминанию структуры уголовного и политического сыска, иерархии властных структур, – мог сделать вывод, что автор и сам служил. Или в политической полиции, или в криминальной. Ко времени записей, скорее всего, уволен, – возможно по выслуге лет.

Йозеф Майер упоминал цепочку странных событий, произошедших с конца 1939 и по последнюю запись.

9-я тетрадь…

Вероятно, в предыдущих, если они существовали, ранние события Майер описал подробнее.

Здесь были упомянуты детали лишь трех, – убийство в декабре 1941-го штурмбаннфюрера СС Хельмута Дизеля и еще одно, 5 октября 1942, гауптштурмфюрера Киля. Более подробно описано третье, – отравление штандартенфюрера Клейста.

Оно стояло особняком.

Уве Клюг решил начать с показаний водителя Кунца, подчиненного штурмбаннфюрера СС Хельмута Дизеля. Оно позволяло наглядно представить себе произошедшее.

В дневнике Майер приводил его слова:

«В 22.35 я заехал за штурмбаннфюрером СС Дизелем в ресторан „Opitz“ на Променад плац. Штурмбаннфюрер был хорошо навеселе. Сначала я получил указание отвести его домой, на Гизелаштрассе, но через два квартала пассажир изменил решение и приказал везти его в гестапо, – мол, есть незаконченное дело. Когда мы проезжали Грюнгартен, штурмбаннфюрер изъявил желание облегчиться. Тут ЭТО и появилось».

Это интересно, отметил про себя Уве. У Йозефа Майера, полицейского отставника, был доступ к материалам следствия гестапо.

Следователь спрашивает:

«Откуда ОНО появилось?»

Водитель отвечает: