Монополия на чудеса

Заглядываю Матрику в глаза. Вот ведь натура: искренне верит, что на хлеб. И что отдаст, верит. Пьяницы и наркоманы всегда так, они дети другого мира.

Мягко беру его за подбородок. Поворачиваю голову, как Гамлет череп бедного Йорика:

– Кто ж это тебя так, беднягу?

– Бвя буду, Авекс, не повехишь! У нас бизнес один в подъезде шуствит. Типа бвокер-хувокер. Меня с ним вэкеты пехепутали! – И жалобно: – У меня свед на животе остався… От утюга. Бвя буду, дыхища – во! Пхикинь, да?

Он задирает свитер и, сопя, начинает вытягивать из штанов грязный подол рубашки. О господи!.. Мне ж сейчас на его пузо любоваться придется!

– Стоп! Я верю, верю! Слышь, голодающий Аскании, – сообщаю почти ласково. – У меня в машине буханка есть. Хочешь?

– Мне бы агеманчиков…

– Черный с сухофруктами. Элитный хлебушек, соглашайся!

И вот тут он меня убил.

Стал на колени и человеческим голосом молвил:

– Авекс, как человека пхошу. Жена умирает. Ей-богу! Она больная у меня, жена-то!

Это у него «жена-то»?! У придурка малахольного?! От злости я даже не нашелся что сказать. Хлопнул дверцей машины – и мотать. Матрик так и остался на коленях – одинокий, потерянный.

Вот же козел-то! Ненавижу уродов. Чем он ширяется, не знаю, но Сашка всех наших предупреждал, чтобы денег Метрику не давали.

Я притормозил на светофоре, пропуская поток пешеходов.

И с хлебом как по-дурацки… «Подайте алеманчик Ормазда ради! Хлебушка хочется!» За пару алеманов можно мешок хлеба купить. Еще и жену приплел, урод!

Светофор выдал зеленый, и я стронулся с места. Понемногу былая жизнерадостность возвращалась. Я даже похихикивать начал, вспоминая самые патетические места.

И тут мое веселье прервало самым неделикатным способом.

Грохнула сталь. Машину подбросило и развернуло; стекла выплеснулись наружу, словно колотый лед из ведра.

Ни х…

Визжа тормозами, на перекрестке закрутился черный «Кайен-Турбо». Дверцу пересекал шрам битого металла.

…рена себе!!

Оборвалась тишина.

Смолкли моторы, растворился белый шум пешеходов, даже воронье в небе притихло, выжидая. В «Кайене» залихватски гремела аскавская попса. Она лишь оттеняла безмолвие улицы.

Дрожащими руками я открыл дверцу. Сердце толчками перегоняло адреналин.

Да-а… Хана «фольку»… Верная лошадка Брави превратилась в бульдога. Похоже, я от Метрика непрухой заразился. Это ему зачтется.

Из «Кайена» помаленьку выбирались люди. Я вновь развеселился: вот повезло так повезло! Это же аскавские варвары! Ну где еще такой цирк увидишь?! Сухонький человечек в синем костюме с бронеблестками, парень в рыжем рыцарском вельвете и красном кашне. Бинты на голове делали его похожим на полураспакованный чупа-чупс. За ними, держась поодаль, выбрался жирдяй с печальным лицом. Охранник, наверное. Только рыхлый он какой-то.

– Так, – надменным голосом объявил человечек в костюме. – Авария, значит… Надо платить.

Я хрюкнул, не в силах справиться с бурлящей в жилах жизнерадостностью. Впилиться в машину варваров – это везение. Почище, чем трубочиста встретить! Они же из Аскава своего почти не вылазят. Будет о чем завтра порассказать.

– Ну? – горестным тоном протянул жирдяй. – Лыбиться будем? И долго?

– Да хоть всю жизнь.

Это жирдяя добило.

– Бабло гони, урод! – взорвался тот. – Попал ты на алеманы нехилые!

– Ой, хватит меня пугать, – поморщился я. – Вы же на красный ехали. Проскочить хотели небось!

– Пацан борзый, – повернулся жирдяй к сухопарому. – Выкормыш мажий. Объясни ему, Валерыч. Только ласково, не калечь.

Человечек в костюме деликатно обнял меня за плечи.

– Ну, что ты бычишь, паря? – задушевно начал он. – Жить остохрамело? Думаешь, мы свидетелей не найдем? Найдем. Мы ж тебя на такие алеманы загнем, что… что… Сам не рад будешь, в общем.

Ну да, ну да… Варвары из Аскава – ребята безбашенные. В багажнике двуручники валяются, у каждого на родине по замку со скелетами в подвале. Вот только я – гражданин Ведена, и это звучит гордо!

– Руку убери, – посоветовал я. – С реверансами и извинениями.

– Чего-о-о? Зубы жмут, пацан?

Борт моей машины рванулся к лицу. Полыхнули искры, по щеке скатилась теплая струйка.

Такого я не ожидал:

– Ах ты, сволочь!!

Вывернулся из-под руки, ткнул кулаком. Попал, ура! От неожиданности сухопарый выпустил волосы. Развивая успех, я врезал ему в колено.

– Эй, он дерется! – донесся до меня обиженный крик.

Тут я допустил ошибку. Вместо того чтобы вмазать ему хорошенько, полез в багажник за битой. А зря. Нога сухопарого врезалась мне в живот. Я кувыркнулся через капот, на ходу вспоминая, как дышать. Что сперва, интересно, вдох или выдох? А если выдох, то чем?

Зловещая тень накрыла асфальт. Аскавец пер на меня, растопырив лапищи. Рожа у него была злющая-презлющая, словно у бульдога в вегетарианском ресторане.

Так, Брави. Пора вставать. Нет, можно, конечно, поваляться, а завтра на работу не идти. Но, елки-палки, компьютера ж в больнице нет! Я там со скуки помру. Особенно если медсестер красивых не будет.

И тут…

– Именем господа, – услышал я повелительный голос, – остановитесь, дети мои. Кровопролития неугодны Ормазду!

К нам семенил монах в рясе аснатара. Завязки кушти неряшливо болтались, холщовый мешок свисал на бок… Лямки надо регулировать, святой отец. Я такие рюкзаки знаю: ужасно неудобная конструкция.