Диалектика

«Ага, – подумал студент. – Он и я суть естественные противоположности. Его противоположность меня смять может, а моя только тихо сопротивляется».

– А вот метафизика отрицает качественные скачки, тогда как закон взаимного перехода количественных и качественных изменений… – Профессор ещё раз повторил процедуру потирания носа и волос и продолжил: – Развитие представляет собой единство количественных и качественных изменений. На определённом этапе количество приводит к новому качеству, а новое качество порождает новые возможности…

– Новые возможности, – шепчет студент и внимательно приглядывается к сидящим ниже его слушателям. «Надо бы с кем-нибудь познакомиться поближе», – про себя решает он и продолжает наблюдать за аудиторией.

– Проще говоря, этот закон говорит нам о том, что ничто не вечно и каждая новая стадия (новый этап) развития так или иначе отрицает предыдущую. Таким образом, закон…

«Сделаю “шпоры”, – размышляет про себя студент. – Или у кого-нибудь раздобуду».

– Таким образом, – повторяет профессор, – закон отрицания отрицания определяет направленность развития, определяет связь нового и старого. Отрицание отрицания, то есть двойное отрицание, представляет собой сохранение некоторых свойств старого в новом…

– Ничего, – шепчет студент, – прорвёмся через отрицание отрицания, что-то ведь должно остаться. Не может не остаться, ведь это – диалектика.

А с кафедры продолжали звучать философские мысли, и студенту показалось, что он уже начинает что-то понимать в диалектике; показалось, что он сидит даже не здесь в большой аудитории, а где-то совсем в другом месте, а может быть, плывёт над облаками, всё дальше и дальше удаляясь от земли. И вот он в пустоте, где далёкие звёзды ещё не приблизились к нему и ему страшно оттого, что он может и не вернуться назад, и в то же время радостно оттого, что он летит всё дальше и дальше в неизведанное.

До него долетают слова профессора: «Господа на галёрке, вам это всё придётся сдавать», и он возвращается туда, где царят всего лишь законы диалектики.

Борьба

– Можно подумать, что все знают, что такое диалектика? А как же – это так просто! Мир меняется, изменяется всё, что может измениться, даже то, что кажется незыблемым. А раз такое дело, то должны быть хоть какие-нибудь законы, по которым это всё творится и делается. Детально знать их необязательно, некоторые так и делают – мало ли законов напридумывали. Что ж получается: если их не знать, то и жить невозможно? Так, что ли? – Сильно облысевший мужчина вопросительно взглянул на собеседника, прищурился, словно ожидал немедленного ответа от своего визави, и, сделав паузу не менее полуминуты, продолжил: – Можно и не знать. Ни к чему это знание. Что оно даёт практически? Да ровным счётом ничего. Вот хотя бы возьмите это. – Он потеребил бородку и, усмехнувшись, продолжил: – Вот возьмите хотя бы это – борьбу противоположностей. На кой она нужна простому человеку, которому подавай простые истины, которому, батенька, надо объяснить коротко и ясно: жизнь полосатая, будет и чёрное, и белое, а то и серо-буро-малиновое, но это уже, пожалуй, лишнее. А борьба противоположностей рядом с ним проистекает, его затрагивает, а он без подсказки не видит её – она ему ни к чему. Даже вредна, я бы сказал.

Облысевший замолк и, кажется, крепко о чём-то задумался. Утреннее солнце только что поднялось над горами. Лёгкий ветерок лениво покачивал прозрачную штору открытой веранды. Солнечные лучи ещё не освещали её – они скользили по тихой поверхности воды, уходящей от песчаной отмели прямо к горизонту, где полоса, отделяющая океан от неба, была чётко видна.

– Редкое зрелище, – проворчал собеседник, пристально вглядываясь в горизонт. – Гладкая вода, как в озере, – добавил он, отпивая мелкими глотками чистую воду из хрустального бокала.

– Вы полагаете, что эдакой гладкости не должно быть? – ответил ему облысевший мужчина, возрастом глубоко за пятьдесят лет.

– А вы что же, против? – произнёс собеседник, оправил редкую бородёнку и представился: – Бывший революционер, а ныне пенсионер по имени Фэд.

– Ах, вот как! – обрадовался облысевший. – Весьма рад встретить коллегу, точнее единомышленника. А то, знаете ли, загнали сюда в «райский уголок». Велели отдыхать и…

Облысевший запнулся, словно обиделся на тех, кто его сюда «загнал». Он энергично покачал головой, громко вздохнул и произнёс:

– Рад познакомиться. Меня можно называть по-простому – Вил, а по поводу имеющейся на сегодня тишины могу сказать, что я не против. Я, конечно, за, но…

Вил резко опустошил свой бокал и, повертев головой в поисках официанта, наполнил его новой порцией воды.

– Я вовсе не против тишины, – продолжил облысевший. – Я не против, но это такая редкость, когда всё тихо. Помнится, что такое перед бурей бывает. Вы замечали, батенька, что перед бурей бывает?

– А что перед бурей бывает? – проворчал Фэд.

– А вы словно не знаете! – ответил Вил. – Не надо притворяться, товарищ, не надо. А то, знаете ли, многие притворяются, когда тихо. Сидят себе в норках и носа не высовывают наружу. Сидят и думают: вот, мол, не вижу я угроз – так их и не будет. Мышиная стратегия – сидеть в норках. – Облысевший задумчиво взглянул на свой полный бокал и продекламировал:

– В норке сиживал мышонок,
Бела света не видал.
Рядом в доме жил котёнок,
Мяса свежего не знал.
Но такое состоянье
Продолжалось не всегда:
О мыше какой-то знанье
Появилось у кота.
Он окрестности изведал,
Обнаружил и мыша,
И тихонько пообедал —
Был он голоден с утра.

– Ага, – буркнул Фэд. – Вы, товарищ, вижу, поэтизировать вздумали. Рифмовочками всю веранду засыпали. Приятно слушать! А мне эдакое на ум не идёт – всё проза голая в голове бродит.

Облысевший, прикрыв ладонью рот, незаметно зевнул, слегка покачал головой и возразил:

– Это, голубчик, не моё. Это, батенька, народное.

Собеседники около минуты молчали. Вил закрыл глаза и, откинувшись в плетёном кресле, наслаждался тихим утром, ласковым солнцем, которое уже облизало всю веранду свежими лучами, ещё пока что не очень жаркими и палящими, которые ожидались от дневного светила в полдень.

– Архихорошо! – прошептал облысевший, не открывая глаз. – Вы, товарищ, согласны?

– Согласен, – нехотя ответил Фэд и монотонно прочитал:

– Тишина не всем приятна,
Радость от неё не жди.
В тишине не всё понятно —
Неизвестность впереди.
Ну, как буря небо скроет,
Поломает дерева?
И народ окрест накроет,
Но не весь, а так, слегка.
Может быть, всего под тыщу —
Сотня здесь, а сотня там.
Кой-кого уже не сыщем —
Радости не будет нам.
И в итоге вывод будет:
Тишина всему виной.
Осторожней будьте, люди,
Не рискуйте вы собой!

Облысевший удивлённо произнёс: «Да-а…» и открыл глаза.

– Скажите, тоже народное? – спросил он. – Тоже не своё?

– Своё, не своё… Какое это имеет значение? – пробурчал Фэд. – Главное, чтобы смысл был, а слова – это чепуха. Много слов – смысл теряется, мало слов – меньше толкований. А то, знаете ли, партайгеноссе, наговорят столько, что мозги плавятся, смысл уходит куда-то вдаль голубую, как в это небо. – Он поднял голову и долго смотрел на небосвод, щурился от солнца и, тяжко вздохнув, продолжил: – Вы, товарищ Вил, должны понимать текущий момент. Сейчас тишь, а будет буря, шторм или ещё что-то волнительное. Без этого ведь никак не обойтись. Вот и получается… – Фэд потеребил редкую бородку и, криво усмехнувшись, закончил свой монолог следующей фразой: – Меньшинство бурлит, а большинство в норках сидит.

– Согласен, абсолютно согласен, голубчик, – произнёс Вил. – Но нервничать нам нечего. Вихрь налетит – по номерам разбежимся. Разбежимся, но тонус терять не будем. Вот, послушайте:

– Ночь меняет день прошедший,
Утро вслед за ней идёт.
Это ход, известно, вечный,
Никогда – наоборот.
Если знаешь – ночь наступит,