Под маской зла

– Ну, стало быть, не судьба, – цокнул языком Берн, заглянув в свою почти опустевшую кружку, и с хищным взором стал изучать рюмку багряной ягодно-травяной наливки, оставленную Аргоном. – Если письмо от матери придёт, ты за меня так и ответь: мол, нашёл работёнку, поехал по городам музыканта сопровождать, скоро вернусь, расскажу, где что видел. Она любит слушать про разные города…

– Она ж по почерку поймёт, что не ты, – удивился Ганс.

– Так ты от себя напиши, дурья башка, – закатил глаза экс-капитан.

– У меня, сам знаешь, почерк хромает, – фыркнул трактирщик.

– Хромает у нас косой дядька Вукол и одноногая Карлина. Нечего на почерк свой наговаривать, – спорил с ним Берн.

– Да меня же за почерк из школы выгнали! Худший во всём городке! Как пить дать! Что ни напишу – никто не прочтёт. Будто алхимические трактаты на иноземном языке. Я сам его с трудом разбирал. Как курица лапой, – заявлял Ганс.

– За почерк… Нет чтобы за выпивку выгнать, – усмехнулся Бернхард.

– Думаешь, меня твой клинок испугает?! – тем временем позади них заметил ножны на поясе у пажа Петрус. – Да, может, это вообще муляж! Детская игрушка! – рассмеялся он, оглядываясь на остальных. – Я этого сопляка и голыми руками… – двинулся он вперёд.

– Да чтоб тебя… – разжав правый кулак, хлопнул Берн по столу. – Угомонились там!

– Да всё путём, экс-капитан, – оглянулся на него громила. – У нас важный гость, а эта малявка тут сквернословит. Надо просто уму-разуму малышню научить. Вытравить грызунов. Вредителей. Как говорится: мышка бежала, хвостиком махнула…

– Я тебе покажу мышку! – шлёпнул своей перчаткой его по щеке разъярённый паж. – Ща как дам больно!

Он коснулся пальцами опрокинутого столика позади, и древесина того будто бы «ожила». Снизу, приподнимая сквозь щели половые доски, проросли корешки, вдоль ножек разродился вьюн с позеленевшими почками, сверху начали появляться маленькие вытянутые листики.

Колючие стебли начали приближаться к сапогам крепкого дровосека. Тот выхватил с пояса свой топор, готовясь рубить и кромсать нерадивые побеги и любую другую ожившую древесину, возможно, даже с её создателем-чародеем, если потребуется.

– Ну, началось… – вздохнул Берн. – Опять какой-то молокосос под раздачу попал… – допив пиво, собрался он уже развернуться.

– Эй, – схватил трактирщик его за руку. – Не лезь и не вмешивайся. Тебя это не касается. Он заслужил за свой дерзкий язык. Может, нерадивый паж Берлису и принадлежит. А тебя вместе с ним стража скрутит. Ты у нас большой любитель дебош устраивать, что тебе было сказано от Ставрида в прошлый раз? А?

– Не ты ли мне тут напоминал о добродетелях, братец. Плёл о том, что надо вернуться, нести справедливость и всё вот это вот то самое… – прикусив губу, в оскале поглядел на него рыжий усач.

– Видишь, если лорд за него не заступается, значит, одобряет действия лесорубов, – подметил хозяин заведения почти шёпотом. – Ты думаешь, мне охота, чтобы они тут окна выбили или столы поломали? Но не время сейчас заступаться за какого-то молокососа, не обученного манерам!

– Да не могу я просто так сидеть, Ганс, когда громила мелюзгу всякую избивает… – процедил Берн. – Тут или одно, или другое: либо его калекой сделают, либо вообще здесь убьют. Мама всегда говорила: любой спор можно решить словами, а не дракой.

– Что-то не припомню, когда это ты не дракой здесь что-то решал… – покачал головой трактирщик.

– А я просто был непослушным ребёнком, – осушив рюмку, забытую гномом, закатал рыжий усач рукава и направился к бугаю.

По пути он подметил, что лорд с жирным пятном на камзоле наблюдает за готовящейся разразиться дракой. Цыганка выглядит весьма перепуганной. А от картёжника-аристократа и след простыл. Теперь на его месте уже сидела, вытягивая шею, чья-то сторожевая собака в красивом золотом ошейнике.

– У тебя, оборванца, денег не хватит новый наряд лорду оплатить, – заявлял Петрус.

– А ты давай-ка не будешь мебель казённую топором разносить, – опустил его вооружённую руку Берн, подойдя сзади.

– Этот шкед от горшка два вершка оскорбил меня и гостей, на ботинок мне плюнул, с вилкой и ножом на лорда бросился! – возмутился крепыш, отдёрнувшись. – Я этого просто так не оставлю.

– Смотри, Петрус, я дважды не повторяю, – пригрозил усач.

– А не то что? Пойлом изо рта меня окатишь, словно русалочка? Ты вернись к себе за стойку, экс-капитан, и не вмешивайся, – оценивающе поглядел на комплекцию попрошайки светловласый бугай.

– А не то двину тебе вот так, – крепко треснул коленом его промеж ног Берн. – И вот так, – схватив за короткие волосы, ударил усач его лицом по столу, отчего остальные лесорубы вскочили со своих мест.

– Возмутительно! – воскликнул лорд, отправившись со своими рыцарями прочь из трактира, спешно седлая снаружи коней.

Лесорубы набрасывались на Бернахрда то по очереди, то с нескольких сторон разом, но получали то кулаком по лицу, то ударом сапога в живот, отлетая подальше. Остальные не вмешивались, но с мест наблюдали за дракой. Большинству всё это явно не нравилось, но были и такие, кто явно радовался, что сегодня накостыляли заносчивой компании лесорубов.

– Я, пожалуй, пойду… – поднялась из-за стола цыганка, с кошачьей грацией, виляя бёдрами, почти бесшумно двинувшись к выходу.

– Эй! А деньги! – окликнул её трактирщик, но особа всё удалялась и удалялась, размахивая из стороны в сторону тёмно-серым хвостом, будто гипнотизируя.

И всё было бы для неё хорошо, вероятно. Удалось бы ушмыгнуть под шумок, не заплатив за еду и выпивку. Выскочить наружу, растворившись в ночи… Если б с рукавов её не посыпались с грохотом металлические приборы, которые женщина-кошка стащила со своего и некоторых соседних столиков в процессе своего пребывания здесь.

– Воровка! – раздалось после краткого затишья, когда вокруг все обомлели от этой картины. – Держи её! Хватай! – раздались голоса постояльцев.

Целой толпой, поднявшись из-за столов, местные деревенские мужики разного возраста и даже кое-кто из компании лесорубов рванули со всех концов трактира к порогу в её сторону. Первого, кто собрался схватить её, за руку укусил серый пёс, оттащив от женщины-фелина.

Зверь вскочил на пол, ощетинился, оскалил клыки и злобно зарычал, сверкая недобрым голубым взором, никого не подпуская к даме из рода фелинов, лая и готовясь броситься на любого, кто приблизится. Рядом стоящих вдруг пронзило звуковой волной. Это цверг, ударив по лютне, заставил всех схватиться за уши и остановиться. А кто-то и вовсе, жмурясь и корчась, упал на пол, не вынося скрежета струн, по которым водил тот ногтями.

Паж вздрогнул, завидев, как мимо окон прошагала высокая фигура в чёрной широкой шляпе с прямыми полями и тёмной лентой, спереди декорированной маленьким металлическим черепом. Юноша, коснувшись стола Петруса, обвил бугая зелёными стеблями и помчался наружу вслед за выскочившей цыганкой. Берн выбежал следом, пытаясь догнать юношу. Бегал тот довольно неплохо, но и усачу одной кружки было явно мало, чтобы уж совсем на ногах не держаться.

– Следуй за белым кроликом, – раздался незнакомый голосок, и паж увидел маленького ушастого зверька, что поскакал за угол здания.

Мальчишка удивился подобному. Ещё заметил, как блеснул браслет на одной из лапок крохотного создания, но всё же помчался за ним меж построек складов с припасами. И вскоре вышел как раз к конюшням, откуда был вид и на широкую улицу с перекрёстками, и на вход в сам трактир, чтобы проверить, что, кроме мужчины с рыжими усами, нет прочей погони.

– Да погоди ты, брыть, мелюзга, – попытался Берн схватить за плечо мальчугана.

– Вот уж нет уж! – тот развернулся и выхватил с ножен свой клинок. – Не подходи!

– Держишь за рукоять как девчонка, – отметил Берн, глядя на это.

– И что дальше? Рукоять просто мне велика. У меня есть гладиус и я не побоюсь им воспользоваться, ёж-поварёш! – раздувая ноздри, пыхтел паж со всей серьёзностью на хмуром и сосредоточенном лице.

– Мать моя всегда говорила: коль достал меч… Хотя погоди-ка… – оценил зеленоглазый усач небольшой рельеф груди под кителем и с резким рывком руки дёрнул на себя косой запах наряда, отстёгивая вверху и уставившись на женственный торс в белой тонкой рубахе. – Да ты и есть девчонка!

– Какое нахальство! – возмутилась та, раскрасневшись миловидным личиком и сразу же прикрыв небольшую грудь в попытке спешно застегнуть китель обратно.

– И чего тут забыла в таком виде?! – пытался понять Бернхард.

Девушка же обернулась в сторону входа в трактир, где стоял немолодой мужчина в чёрном сюртуке и такого же оттенка головном уборе. Тёмные и густые усы щёточкой ярко выделялись на морщинистом строгом лице. Откинутый капюшон плаща частично покрывал висящий на спине арбалет. В одной руке была костяная трость в виде длинной спирали и с навершием в виде маленьких закрученных рогов, идеально подходивших под форму ладони, чтобы опираться.

– Воровку не видели здесь? Мелкая такая, зелёные волосы, украла лошадь и китель сына. Приютили переночевать, называется! – грубым и громовым голосом проговорил рыжий усач, спрашивая у стоящих на пороге местных мужиков.

– Блин блинский! – растерялась незнакомка, сразу же отвернувшись и стараясь держаться незаметно в тени.

– Вот оно что, – произнёс Берн. – Не советовал бы я тебе связываться с этим человеком, – косился он на усача с арбалетом. – А имперский военный гладиус тоже украла? – перевёл рыжий мужчина свой взор на девчонку.

– Вы же наёмник, да? Сколько бы вам ни платили, я заплачу больше! – заявила перепуганная девица.