Песнь кинжала и флейты

Пришлось вернуться домой, но Ди даже не представляла, что делать дальше. Спать в погребе? Ложиться ли вообще? А, может, собрать пожитки да бежать из города? Но куда? Ей нигде не ждут, ей нигде не рады. Кроме потных мужланов в борделях, но такой участи следовало бы избежать любой ценой.

По крайней мере, она могла зарабатывать игрой на флейте брата, что осталась при ней. Ну, и воровством, если прокатит, конечно. Тяга ко всему, что плохо лежит – это одно, а вот умение не попасться и всё провернуть идеально – уже другое. А это далеко не всегда удавалось и требовало продолжения тренировок с Виром, с его грамотным анализом и «разбором полётов», как, по его словам, выражалась воздушная кавалерия, то есть всадники на грифонах.

Сначала Диана от усталости плюхнулась в кровать прямо в одежде. Потом не смогла там уснуть от печали и немножко из-за голода. Поначалу казалось, в такой ситуации кусок в горло не лезет, но пару часов спустя она свыклась с мыслью о том, что просто прогоняет от себя голод, а на деле сегодня не обедала и не ужинала, только погрызла пару баранок и печенье в погребе.

А встав с кровати, девушка поняла, что готовить что-то серьёзное сейчас просто не в состоянии. Пришлось перебиться украденными сухофруктами, среди которых курага оказалась по-настоящему восхитительной. Идеальное сочетание эластичной мягкости и общей жёсткости, казалось, такую она даже никогда не пробовала. Но радости всё равно не было никакой, ведь мысли об исчезнувшем без следа брате продолжали терзать до глубины души.

– Нужно быть сильной, нужно быть сильной, – шептала себе она, повторяя слова брата и пытаясь собраться, – но я не могу! – закричала она от отчаяния и разъедающей изнутри душевной боли, что было сил, даже не подумав, сколько ненужного внимания может вот так привлечь своим воплем.

Однако же никто даже не пришёл сюда узнать, как она, что с ней случилось. Кроме Вира будто более никому во всей вселенной не было дела до девушки-подростка. В какой-то момент она подумала, что нельзя всё-таки спать в кровати. Если туман вернётся, а он мог нагрянуть и утром, и днём, то эти таинственные силы проникнут в дом и схватят её из своей комнаты. Пришлось хватать подушку с одеялом и кое-как устраиваться в погребе, а затем вылезти аккуратно ещё и за пледом, потому что там было невероятно холодно.

Впрочем, ей начало казаться, что из-за тревоги и грусти ей вообще уснуть не удастся. И, тем не менее, ближе к утру усталость накатила такая, что держаться сил уже не было. И проспала она практически до обеда, очнувшись солнечным днём под щебетание птиц и скрежет енотов, перебиравшихся компанией с крыши на крышу.

Уж эти коготки она не путала ни с кошачьими, ни с птичьими, ни с тем жутким перебором маленьких лапок, что скрежетал из тумана. Сейчас всё казалось спокойным, так что девушка вылезла из погреба, так нигде и не обнаружив брата, снова серьёзно нервничая. Нос шмыгал, но даже не от истерики, а от прохлады погреба, в котором пришлось провести столько времени.

Диана поразмышляла, стоит ли переодеваться или можно и так выйти на улицу, не на свидание же собралась. Прикрепила футляр со свирелью к поясу. Кое-как умылась на крыльце, полила цветы. Вернулась в дом, чуток приводя себя в порядок перед зеркалом, дабы не бродить с зарёванным лицом на виду у всех, кто остался в городе.

Обходить всех оставшихся соседей казалось одновременно и правильной идеей – вновь заглянуть и к минотавру, и к гоблину, и, перейдя дорогу, постучаться к семейной паре гномов-лепреконов, поинтересоваться, не видели ли Вира… И в то же время она понимала, что появись её брат, он бы точно уже вернулся домой, а не стал бы бродить непонятно где.

Да и они с братом не шибко были дружны с теми, кто жил рядом в родном квартале. Даже когда их слабого здоровья мать да крепкий суровый отец-эльф были живы, среди воспоминаний ни разу не всплывало никаких походов в гости или же большого праздничного застолья с приглашением к себе кого-то из соседей. Тем не менее, шарить по опустевшим домам на глазах у тех, кто остался, было как-то стыдно. Хотя разум и подсказывал, что там можно было бы отыскать немало денег и еды.

Относились соседи к Ди и Виру, как тем казалось, по-разному. Кто недолюбливал, будто подозревая в тёмных делишках маленькую воровку, кто общался довольно холодно и нейтрально. Наиболее приветливым, на удивление, был быкоголовый кузнец, с которым удавалось найти общий язык и, к примеру, раздобыть для себя кинжалы. Ведь с увеличением трущоб на окраинах и в Подземном Городе росла кругом и преступность. А потому хотелось всегда при себе иметь хоть что-нибудь, что позволило бы за себя постоять.

Теперь она осталась совсем одна, но зато с кортиком и флейтой брата, если бы те всерьёз могли сейчас как-то помочь. Ей казалось, что тому они нужны сейчас куда сильнее. Но это теперь уже было некой внутренней целью, как-то найти его и обязательно всё вернуть. Сохранить и не потерять по дороге, ничего не сломать и не разбить, а беречь, как ценнейшие артефакты сокровищницы собственной жизни.

Он хотел бы для неё лучшей участи. Теперь, когда рядом не осталось никого, слабым ростком подавало признаки жизни чувство, что она хотя бы есть сама у себя. Нужно выживать, бороться за всё то, что с ней осталось. Надеяться, что брат вернётся или она сама отправится невесть в какие дали, лишь бы его спасти и освободить. Хотелось, то прятаться, то бежать от тумана. В грудной клетке зарождался голод, но она загасила его пламя лёгким перекусом. Готовить не было ни сил, ни желания, ни настроения.

А затем захотелось выбраться хоть куда-то. Узнать, что городские власти вообще думают о случившемся. Что творится на главной площади. Пропали ведь самые разные эльфы. И знать, и трактирщики, и работники, и мастера ремёсел. Наверняка большая часть священнослужителей. Ведь люди, гномы, гоблины и прочие расы в лучшем случае составляли все вместе лишь половину населения Стеллантора. А ещё было не совсем понятно, исчезают ли фоморы – тёмные эльфы культа ночи и луны. Они ведь ещё более близкие родственники к дану, нежели полукровки-полуэльфы, которых также забрал туман.

Кто-то ведь должен знать, что случилось? Было ли такое уже где-то ещё и как потом, удалось ли найти исчезнувших? Не набирают ли поисковый отряд, может, она бы туда и записалась, чтобы попытаться отыскать брата. Следовало без истерик здраво посмотреть на ситуацию и на самом деле хоть на пару часов взять себя в руки. Она была жива, и это даже для Вира было сейчас самое главное. Теперь требовалась самая малость – просто взять и во всём разобраться.

Бум-бом-бам!

Путь к площади выдался без особых приключений. Всё те же лестницы, всё те же дома, всё те же клумбы. Закручивающиеся вокруг палочек, деталей крылец и протянутых к стенам верёвок тонкие стебельки белых вьюнков и нежно-синей ипомеи. Пчёлы и бабочки в воздухе, стайки щебечущих птиц у фонтанов. Она не знала, который час, но ведь прекрасно понимала, чувствовала нутром, что провалилась в тревожные сны уже под утро и проспала очень долго.

Естественно, ещё до полудня, небось, было какое-то собрание, попытки что-то сообщить горожанам от лица властей, как-то всех успокоить. Кругом жители уже были в курсе последних известий, а она только спешно шла, будто её одну там, на площади, кто-то станет дожидаться… Может, хотя бы вывесили какие-то указы и объявления для вот таких, кто всё прозевал… Но расспросить встречных она попросту не решалась.

Немало прохожих, но все на неё пялятся и перешёптываются. Точнее даже не на неё саму, а на её уши. А для воровки самым ужасным было вот так оказаться вдруг в самом центре внимания. Хотелось аж вернуться домой и найти какую-нибудь шляпу, вот только Ди прекрасно знала, что головных уборов в доме нет. Даже оставшихся от мамы: та шляп никогда не носила.

Разве что что-нибудь зимнее, но если выйти в таком солнечным днём, внимания будет ещё больше. И уж точно неглупый люд сразу поймёт, что под шапкой она прячет острые уши. Мысли о какой-нибудь пышной причёске она тоже прогоняла. Ей волосами чаще занимался Вир, чем она сама. Ей даже ровно и симметрично хвостики заплести в детстве не удавалось, о чём уж говорить сейчас.

И ей очень сильно его не хватало. Ди в последние годы только и металась душевно между выпирающей независимостью, стараясь стать более самостоятельной, и нуждой в постоянном внимании и заботе от старшего брата, как это было всегда. Будто и хотелось иногда вот так, чтобы он куда-то ускакал на пару дней, перестав её опекать, но в то же время хотелось, чтобы он, когда был нужен, всегда возвращался и подставил мужественное плечо под её слабости.

Но плакать опять было нельзя. Даже если тело где-то там скопило за время сна и отдыха ещё солёной жидкости в слёзные каналы, пополнив казавшийся вчера бездонным резервуар её фиолетовых материнских глаз. Виру вот достались отцовские, зелёные, и она всегда ему завидовала. Потому что зелёные – это как у кошки, это здорово, ей нравились эти грациозные бесшумные животные, тоже любившие втихаря что-нибудь стащить из вкусненького и отправиться гордо восвояси. А вот кошачьих с сиреневым взором она никогда не встречала.

Мысль взять с улицы кота или даже котёнка довольно серьёзным стержнем пронзала сейчас её разум. Питомец был бы прекрасным другом и поддержкой, помогал бы от стресса, мурчал, свернувшись калачиком. Жить хотя бы с кем-то, но не одной, выглядело очень хорошим вариантом.

Пока Диана высматривала по пути каких-нибудь дремлющих пушистых кандидатов в свои новые домашние любимцы, вокруг раздался столь оглушительный треск и рокочущий чудовищный грохот, что казалось, разверзлось само небо, окрасившись инфернальным огнём. Облака над головой обратились клубами безудержного пламени, а мир кругом будто раскалывался и обугливался в преддверии неминуемого конца.

Кто был на улицах, хватались за голову, приседали и затыкали уши. Мощнейший порыв ураганного ветра срывал головные уборы и даже детали одежды. С шипением и перепуганными звериными голосами своры бродячих кошек бежали прочь в поисках укрытия в сторону центра, рыночной площади и Парка Нерид.

Стёкла в домах дребезжали и трескались, некоторые даже взрывались осколками, угрожая ранить рядом стоящих. Родители накрывали сжавшихся детей своими телами, с ужасом глядя куда-то ввысь, на источник всего этого апокалипсического рокота.

Кто-то боялся провалиться, ведь даже по некоторым мостовым прошли трещины. Дрожали деревья между домами и растущие в парках. Иногда порывы сносили даже плохо закреплённую черепицу с некоторых крыш, срывали бельё, вывешенное на сушку, легко уносили всякие тряпки, пустые мешки, разбрасывая по городу пустые плетёные корзины и различный мусор.

А там, в вышине прямоугольной башни колокольни, на крошащейся в пыль её многогранной остроконечной крыше, скребя городскую постройку, восседал громадный чёрный дракон, лязгая колоссальной неистовой пастью и извергая столпы пламени, застилающие своей бурей небеса.

Барельефы и изломанные статуи падали вниз на случайных прохожих. Громогласный рык разрывал воздух, словно шёл не из этого мира, а из самой черноты космической бездны, обретшей чешуйчатую крепкую плоть, необъятные перепончатые крылья и явившейся, как мрачный жнец, собирать урожай невинных душ.

К лязгу и грохоту добавлялась какофония перезвона падающих колоколов изнутри разрушавшегося здания. Вокруг в панике завыли сторожевые псы. Одни вжались в свои будки, продолжая скулить, другие яростно метались, срываясь с цепей, разрывая ошейники, ломая фасады своих дощатых укрытий, и мчались куда-то прочь, даже не защищая своих хозяев с привычной преданностью.

– Дракон! Это дракон! – звучали людские голоса там и тут.

– Что? Как?! – поднимала она глаза. – Не может быть…

Ужас и безумие охватывали город. Вокруг дрожащей и хватавшейся за свои перламутровые пряди Дианы раздавался протяжный визг прохожих, их шумный топот бегущих стремглав ног. Люди затаптывали друг друга, хотя совсем недавно казалось, что галереи улиц были попросту полупустыми.

А навстречу паникующей толпе тут же неслись мобилизованные стражники, наивно полагавшие, что стрелы и метательные копья способны пробить древнюю, окрепшую практически в каменные блоки чешую. Эта угольно-обсидиановая рептилия была просто огромной. Рыжеватые, наполненные огненной яростью глаза, размером каждый с городской пруд. Зубы, словно небольшие холмы, а рога, будто отвесные скалы. Невесть сколько крепких мужиков требовалось бы, дабы вместе поднять один только коготь, коих было по пять на каждой из четырёх лап этого невообразимого чудовища.

– Какой страшный! Какой большой! – раздавалось вокруг. – Это точно не иллюзия? Куда смотрят маги!

Город для него казался хрупким и игрушечным. Крылья поднимали вихрь, срывая торговые палатки, навесы от дождя у входов в некоторые здания, флюгера с крыш, шатры гадалок, погруженное в телеги сено, стружку с открытой части лесопилок и столярных мастерских.

Узкие башенки по углам колокольни были ещё и обителью чародеев, так что в один момент к треску расходящихся трещин и звукам падающих обломков стен добавлялись также всплески первозданной боевой магии, пронзающей буро-алые мембраны драконьих крыльев своими лучами.

На удивление, это даже имело свой эффект, однако прожжённые мельчайшие дыры толком никак не мешали исполинской твари. Он будто знал, куда следует нападать, дабы лишить город башен с магами. Один из разлетавшихся сиреневыми искрами ярких снарядов угодил по раздвоенному языку создания, когда тот снова раскрывал пасть.

Разозлённое чудовище когтями мускулистых лап, подобных нагромождению горных возвышенностей, принялось разрывать постройку под собой, дабы добраться до дерзнувшего бросить ему вызов смельчака. И, казалось, никто не уходил от беспощадного возмездия этого аспидного монстра.

Огненный поток, двигаясь веером, опять озарил небо, словно сжигая окружающий воздух. Он не задел крыш, не опустился на деревянные повозки и пристройки, однако дышать после такого всплеска становилось тяжело. Люди прятались в ближайших домах, а те вскоре обрушались на них под толчками происходивших землетрясений.

Диану едва не сбила троица гулявших женщин, нёсшихся к своим домам из ткацкой мастерской. А потом мимо неё пронёсся ещё и отряд солдат-копейщиков из местного патруля, один из которых, замыкавший строй, завидев присевшую в страхе молодую девушку, помог ей подняться.

– Бегите домой, здесь опасно! – Из-под забрала виднелся молодой парень с небольшими щёточками серых усов.

Он был немногим старше Вира, зато куда крупнее по комплекции. Не новобранец, не новичок, в глазах его волны уверенности отчаянно пытались покрыть лёгкую растерянность. Но та была даже на лицах у воевод: здесь уже давным-давно перестали верить в сказки о драконах и никто не был готов сегодня сражаться с настоящей такой бестией, да ещё подобных размеров.

– Как же… домой, – растеряно бормотала Ди, – дома рушатся, – поглядывала она вперёд, на ближайшие к сокрушавшейся колокольни постройки.

– Никослав! Не отставать! Держать всем строй! – скрежетал мощный голос командира, однако воин всё же ослушался, отведя девочку в тень к стене.

– Слушай… Ох, и влетит же мне от капитана теперь… Но, ты, вроде, не глупая. Соображать должна, – смотрел в её глаза каштановый взор молодого стражника со всей серьёзностью. – Если дракон дыхнёт огнём по улицам, не скрыться уже никак. Ни за фонарным столбом, ни за телегой, сразу смерть. Будучи в домах хотя бы есть надежда, что стены защитят. Но если тварь тут всё переломать вздумает, то, конечно, погребёт под теми же стенами. Или так их обрушит, что даже погреб изнутри не открыть будет. Если он есть, конечно. Нет безопасных мест в городе. Поняла? Храм, цитадель, стены, кузни, башни – всё крошиться будет под его весом и когтями. Запросили помощь с эвакуацией, вроде. Но пока эти придут… Лучше собирай пожитки да беги прочь, к ближайшим воротам.

– Куда же я… – опять дрожащими губами пробормотала заплаканная Диана, но стражник Никослав уже отпустил её плечи и помчался догонять своих.

Он и вправду мало чем мог помочь сейчас ей, не зная, где для горожан сейчас безопаснее. И был прав: лучше всего было тем, кто далеко в доках был на кораблях или же оказался за городской чертой. Дракона на колокольне было видно далеко, с самых разных кварталов, так что по всему Стеллантору постепенно начиналась и паника, и военная мобилизация стражников.

Ди медленно обошла здание, в тень которого её отводил для разговора молодой воин. Просто глядела, не в силах поверить собственным глазам. Буквально на днях она своим бойким звенящим голоском заявляла, что, может, и нет в мире на деле никаких упырей, единорогов и драконов. А тут немыслимых масштабов живая и настоящая тварь изрыгала пламя, разрывала на осколки одну из городских достопримечательностей и сеяла настоящий хаос.