Море играет со смертью

Аспирин действовал в полную силу, ясность мыслей вернулась, боль отступила, и жизнь казалась совсем не такой поганой, как час назад.

– Ладно, продано! – Марат демонстративно поднял вверх обе руки, словно сдаваясь в плен. – Куда ставить подпись, когда собирать чемодан и куда вообще летим?

* * *

Грозу в тот день никто не ждал.

Синоптики, суровые мужчины на метеорологических станциях и красивые женщины на телеэкране, дружно обещали, что грозовой фронт пройдет стороной. Пошумит возле гор, прольется над несколькими городами и поселками – и все. Ничего страшного. Ничего опасного.

Однако природа отказалась подыгрывать. Гроза пришла черным облаком, глухим рокотом, от горизонта до горизонта.

Она с силой трепала ветви старых сосен, порой ломая толстые прямые стволы. Она обрывала цветы с кустарников, поднимая их в воздух пестрыми смерчами. Она пела и хохотала над землей, и люди прятались, испуганные, издалека заслышав ее голос. Им не нравился этот голос – он был непривычно громким, заранее торжествующим, не сулящим ничего хорошего им, таким маленьким и беззащитным перед распахнутой пастью стихии.

Люди надеялись, что гроза пройдет стороной, а грозе хотелось поиграть – как охотничьей собаке, которую слишком долго держали на цепи, и вот она наконец сорвалась. Гроза била по проводам невидимыми плетями ветра – и рвались провода, и падали на землю. Желтые окна становились черными. Люди, пораженные темнотой, будто ослепшие, сжимались в своих укрытиях и дрожали в дрожащих от урагана домах. Смешные маленькие люди! Разве не знали они раньше, какие они хрупкие? Разве не знали они, что смертны?

Гроза добралась до моря и над ним переродилась в шторм. Шторм был сильнее грозы, и море любило его, как любят победителей. Оно тянуло к нему острые черные волны и сливалось с ним, сотворяя в этом союзе смертоносное чудовище, разозленного Кракена, древнее божество воды.

И снова люди смотрели в ужасе. Они не знали такого моря! Еще вчера оно было мирным и любило их, ласкало, качало на волнах. Оно мягко накатывало на песчаные пляжи, обтачивало для людей разноцветные камушки и дразнило облаками пены детей. Если и хмурилось оно, то все равно без битвы, без гнева – оно капризничало, забрасывая берега мусором, который люди смиренно уносили, и вновь наступал мир.

Но море, объединившееся со штормом, словно забыло про свое прошлое. Оно грохотало, поглощая испуганные крики. Оно бросалось на берег, забирая землю, которая никогда ему не принадлежала. Оно било таранами высоких черных волн по стенам, построенным над его берегами, оно ненавидело их, как клетку.

Оно поднялось высоко над белым зданием – до самой крыши почти – и рухнуло на него потоками воды. Здание выдержало. И снова штормовое море ударило – а здание выдержало. И люди, видя это, боялись моря, но верили в здание, потому что здания всегда побеждали.

Но не сегодня, нет, в этот день многое пошло не так. Когда в сотый раз ударило море, здание застонало и сдалось. Оно не отдавало победу по чуть-чуть, давая людям шанс уйти. Оно рухнуло разом, быстро, плита к плите и колонна к колонне. Внутри кричали и плакали, внутри метались и молили. Но не было больше здания – и не было больше времени. Камень, и дерево, и стекло сомкнулись единым капканом, сдавили, переломали, перемололи – и ничего не осталось, живое так легко и необратимо стало мертвым.

Волны, с триумфом возвращавшиеся в море, кипели алой пеной.

Глава 2

Здания умирают по-разному

За годы работы в МЧС Борису Доронину доводилось видеть гибель многих зданий. Он о таком не болтал, но порой они казались ему живыми существами, по-разному относящимися к собравшимся внутри людям.

Одни здания, даже погибая, старались завалиться так, чтобы никому не навредить – и у них каким-то чудом получалось. Другие, рухнув, создавали пустоты из плит и уцелевших колонн, в которых немногочисленные выжившие могли долгими днями укрываться в ожидании помощи.

Но здесь все было иначе. Корпус отеля просто схлопнулся, как тот пресловутый карточный домик. Основное здание лежало перед спасателями плоской грудой строительного мусора, в которой уже невозможно было опознать величественную в прошлом постройку.

Выживших в этом здании не оказалось. Их еще в первые дни находили в обрушившихся пристройках – среди которых, к сожалению, оказался и игровой клуб для детей. Тогда оставалась надежда, были радостные вести… Теперь уже нет. Руины проверили несколько раз всеми доступными методами. Жизни там больше не осталось.

Однако спасателей все равно ожидала грандиозная работа, ведь под завалами захоронено несколько сотен тел – в основном туристов и исключительно из России. Поэтому бригаду Бориса и направили сюда.

Отель, пусть и расположенный на территории Турции, принимал туристов только из одной страны, потому что львиная доля его акций принадлежала российской компании. Место в прошлом было прекрасное: старый сосновый лес, цветущие аллеи, несколько бассейнов, рестораны, бары, а главное – величественные белоснежные корпуса. Территория вечного праздника.

Теперь-то праздник предсказуемо прекратился. Жизнь продолжалась в уцелевших корпусах – их шторм не тронул, они располагались подальше от моря. Но там, возле обрушившегося здания, все замерло, затаилось, словно придавленное общим горем.

Чем ближе Борис подходил к руинам, тем больше было легкой белой пыли. Она лежала повсюду – на земле, на траве, даже на длинных иголках сосен. Когда корпус отеля рухнул, все было прибито водой. Однако жаркое южное солнце быстро высушило обломки, ветер подхватил строительную пыль и засыпал ею все вокруг. Из-за этого казалось, что в отеле только-только закончилась реконструкция, скоро все пойдет по-старому. А на самом деле белая взвесь означала смерть, и Борис не представлял, у кого хватит совести восстанавливать этот отель, снова строить развлекательное заведение на месте, где пролилось столько крови.

Хотя у кого-то, пожалуй, хватит. Торгаши сентиментальностью не отличаются, они станут думать лишь о том, что это выгодное место. Да и новые туристы, которые приедут сюда в следующие сезоны, предпочтут не знать, что здесь случилось раньше.

Однако хотя бы в этом году траур будет соблюден – и на том спасибо. Борис знал, что те туристы, которых трагедия совсем не коснулась, покинули отель при первой же возможности. В уцелевших корпусах остались только те, чьи родные угодили в больницу – или погибли. Их ожидала незавидная миссия опознания тел.

Ну а Борису предстояло тела доставать. Он готовился к этому в короткие минуты перерыва, прогуливался среди сосен и присыпанных строительной пылью цветущих кустарников, наблюдал за рыдающими людьми, которые все пытались прорваться за ограждение из пластиковых лент, однако охрана и полиция никого не пускали.

А потом его взгляд наткнулся на этих клоунов, и настроение, без того паршивое, рухнуло ниже дна. Борис уже знал, что на территории отеля проходят съемки документального фильма. Это вроде как должно было ему льстить – но не льстило. Он не верил, что такая вот киношка заставит кого-то с большим уважением относиться к работе спасателей или беречь собственную жизнь. Да и как ее убережешь, если на тебя отель падает?

Так что пользы Борис в этом не видел, лишь желание получить прибыль и рейтинги. Создать чудовищную кровавую картинку, за которой зрители будут наблюдать со своих уютных диванов и радоваться тому, что трагедия произошла не с ними.

Если бы выбор остался за Борисом, он бы и вовсе запретил клоунам доступ на территорию. Однако его начальство ко всему относилось иначе, и съемочная бригада тут чуть ли не царями ходила. Они еще актера этого с собой притащили, физиономию которого разве что на утюгах не размещали… Зачем? Какое отношение он имеет к спасателям? Показуха и постановка, не более.

– Ты на них так смотришь, будто выбираешь место, где их лучше прикопать, – прозвучал у него за спиной знакомый голос. – А так не надо. Грех это.

Отвлекшись на съемочную бригаду, Борис не услышал, как к нему подошли, но и не испугался. Хороший из него был бы спасатель, если бы его нервы так легко подводили! Он спокойно обернулся и пожал руку стоявшему перед ним священнику.

На места масштабных трагедий священники приезжали постоянно – в составе группы психологов. Просто встречались люди, которые психологам не доверяли в принципе, зато всегда были готовы довериться служителю церкви. Ну и конечно, там, где вмиг происходило столько смертей, с представителем духовенства проще, он говорил то, чего психологи сказать не могли.

При этом священники попадались разные: Борис работать мог с кем угодно, а вот ладил не со всеми. И отец Гавриил как раз был прекрасным вариантом. Он не только искренне веровал, он получил высшее психологическое образование, постоянно работал над собой, вел популярный канал в интернете и умел найти общий язык с любым собеседником. В священнике не ощущалось ни намека на фанатичность, он спокойно относился к тем, кто не принимал его помощь и даже его религию. Отец Гавриил считал, что рассудит всех Господь, а задача служителей Его – только помогать. Из-за седых волос он порой казался стариком, но Борис знал, что священнику около пятидесяти пяти лет. Впрочем, возраст значил для отца Гавриила не так уж много, он остался активным, подвижным и умудрялся успевать больше, чем от него ожидали.

Вот и теперь он выглядел бодрым, энергичным, хотя и не жизнерадостным – он ведь прекрасно знал, что здесь случилось.

– Не знал, что к нам приставили тебя, – отметил Борис.

– Горюешь?

– Нисколько. Мне уже сообщили, что местные не очень радуются нашему приезду, тут нужен кто-то деликатный.

– Постараюсь не подвести, – улыбнулся отец Гавриил. – Мы с психологами сегодня приехали, так получилось. Гроза все еще кружит, в аэропорту большие проблемы, нервно было… Но добрались – и слава Господу!

– Отлично, психологи приехали сегодня, а киношники – еще вчера! Один я понимаю, что это цирк?

– Может, и цирк. Почему тебя это печалит?

– Разве это не святотатство? Разве тебе как священнику не полагается их презирать?

– Священнику вообще никого презирать не полагается, не наше это дело. Что же до фильма, то от него может быть благо, в зависимости от того, как его сделают. Людям и так показывают достаточно забав. Иногда им нужно напомнить, что в мире полно горя, которое может коснуться каждого.

В этот момент Борис наблюдал, как артист, имя которого он никак не мог вспомнить, выдал на камеру отработанную улыбку. Ну и что этот человек может рассказать, что понять? Очередная пустышка с достаточно гибкой совестью, чтобы пиариться на трупах.

Для себя Борис уже решил, что его в эти съемки никак не втянут. Начальство может хоть пеной изойти – а уволить не посмеют, он прекрасно знал, что его считают одним из лучших.

– Снова злой взгляд, – невозмутимо указал отец Гавриил. – Множить злобу не надо, она и так расползается быстро, как плесень. Думай не о том, что угнетает тебя, а о прекрасном.

– Что может быть прекрасного на месте катастрофы?

– Люди. Люди – лучшее из созданий Божьих.

– И почему у тебя на все ответ готов – никогда не пойму, – вздохнул Борис. – Но пусть эти создания держатся подальше от меня, я здесь не для того, чтобы на них любоваться или с кем-то знакомиться. У меня на это нет ни времени, ни желания.

– Охотно верю. Но знакомиться и не нужно – вот меня ты знаешь, и не я один прибыл с командой психологов из числа твоих знакомых. Полина Розова тоже там. Ты же помнишь Полину?