Внутри

– Раз сразу не сказали, то и не ответят.

– О чем и говорю, – кивнула я. – Так что давай начинать с нуля. Что ты можешь сказать о нем?

– Для начала: он не только последние три года, но и последние месяцы жил очень активной жизнью. Он много ходит, бегает, прыгает, поднимает тяжести, у него отлично развита мускулатура. Ты ведь понимаешь, что этого не может быть?

О, я понимала это как никто другой! И не только из-за слов его лечащего врача. Я наблюдала за Русланом почти сутки и усвоила, что двигается он мало. Если скажешь ему – он пойдет. Если нет – будет стоять и пялиться в темноту. У него ни разу даже желания самостоятельно пойти куда-то не было!

– Может, это и правда аномалия мышечного развития? – неуверенно предположила я.

– Меньше слушай всякую ерунду! Дело не только в мышцах. Состояние стоп, мозоли на руках – все это указывает на то, что я тебе сказала. Он выполняет тяжелую физическую работу, Кать, причем регулярно. В больнице были условия для такой работы?

– Нет… По крайней мере, я ничего подобного не видела!

Если бы там пациентов заставляли работать, это вряд ли касалось одного Руслана. Однако другие пациенты были истощены и совсем не похожи на него!

– А еще он много времени проводит на свежем воздухе, – добавила Наташка. – Кожа обветренная, есть ровный, пусть и не слишком сильный загар. Судя по состоянию кожи, он часто бывает на воздухе без рубашки, но полностью голым – нет. И загар не тропический, это неяркое солнце, в принципе, соответствует нашим широтам. Если учесть, что сейчас ноябрь и загар частично сошел, можно предположить, что он сильно загорел летом.

– Мне нужно говорить, что это тоже невозможно?

– Нет, я тебе сама это скажу!

В «Серебряном бору» его точно не посылали бы загорать! Допустим, некоторых пациентов заставляли выполнять тяжелую работу – что уже маловероятно. Но это делали бы тайно, тщательно скрывая от посторонних глаз. Их держали бы в подвале или сарае, никак не на открытом воздухе! Это ж Подмосковье, а не глухая Сибирь. Если бы кто-то снял на видео, как пациентов гоняют на плантации, клинике пришел бы конец. Да и зачем им плантации? Я видела их цены, они отлично зарабатывают вполне законным способом!

Но где он тогда был? И зачем Анатолию Александровичу врать мне?

– Уже очевидно, что с этим мы так просто не разберемся, – признала я. – Давай перейдем к шрамам.

– Да уж, это большой переход… Слушай, Руслан ведь не служил нигде?

– Нет… Почему ты спросила? – насторожилась я.

– Потому что многие из этих ран просто нельзя получить в несчастном случае. Вот это – можно, это след открытого перелома. Но вот это – явно зажившее пулевое ранение, а тут его резанули армейским ножом, если я не ошибаюсь. А я вряд ли ошибаюсь, у таких ножей специфическое лезвие.

– И когда все это было?

– В разное время. В целом, здоровье у Руслана отличное, и рискну предположить, что раны на нем заживают быстро. Но даже так… Прости за этот вопрос, но когда вы расставались, что-нибудь из этого уже было?

– Нет, ничего…

– Ты не могла не заметить? – допытывалась Наташка.

– Ты издеваешься? Как я могла не заметить, что моего мужа пырнули армейским ножом!

– Готова поверить. Но раны все равно нанесены в разные сроки, и промежуток времени большой. Можно предположить, что первые из них Руслан получил как раз шесть лет назад.

Когда расстался со мной. Я действительно не знаю, что происходило в его жизни с тех пор. Но вряд ли он отправился на войну! Анатолий Александрович сказал, что пять лет назад у Руслана уже начали подозревать шизофрению. Получается, он был здесь, в России, и показывался врачам.

Все это просто не сходится. Даже с учетом шизофрении, где он мог получать такие ранения? Если бы все можно было списать на агрессию, он пошел бы и подрался в каком-нибудь кабаке. Но пулевые ранения, нож, открытые переломы… Откуда все это?

Наташка продолжала осмотр, и странности накапливались.

– Тут он, похоже, нанизался на что-то… Видишь: шрамы с двух сторон, рана была сквозной. Обработали ее абы как, зашили криво, поэтому и шрам получился такой объемный. Тут плеснули чем-то вроде кислоты, но попали по касательной, и хорошо! Таких шрамов у него несколько, и получены они с разницей не меньше года.

Пока мы говорили о нем, Руслан оставался в привычной для него прострации. Все те чудовищные травмы, которые мы упоминали, будто ничего не значили для него! Он снова был не здесь, не с нами. А я боялась даже предположить, сколько он вынес за эти годы.

– Ну а вот это? – Я указала на тот шрам, что больше всего пугал меня. – Мне кажется, его какой-то зверь порвал… Знаешь, тигр там или медведь!

– Какой еще тигр, Катя?

– Уссурийский, блин! Не знаю, какой тигр, но посмотри на это!

Этот шрам интриговал Наташку не меньше, чем меня, однако она как раз не спешила с выводами. Она осматривала его со всех сторон, осторожно прощупывала пальцами, а потом отрицательно покачала головой.

– Нет, это вряд ли удар лапы.

– Почему? Очень похоже!

– Похоже, но не совсем. Понимаешь, у зверя когти расположены на примерно одинаковом расстоянии и под одним углом. Вот представь лапу тигра или медведя – и так будет. А здесь был разный угол и разная сила надавливания. Да и когти по размеру слишком крупные для звериных пальцев. Хотя это, конечно, не когти!

– Тогда что это? Слушай, я ведь не настаиваю на своей версии, я просто пытаюсь понять, что случилось с Русланом!

– У меня есть одна теория, но она слишком странная, чтобы ее хоть как-то объяснить!

– А есть ли в этой истории хоть что-то не странное? – рассудила я.

– И то правда. У тебя в доме найдется какая-нибудь игрушка?

Тут уж я растерялась.

– Игрушка?..

– Ну да. Кукла Барби там или плюшевый мишка, тоже подойдет.

– Сейчас посмотрю…

У меня был плюшевый заяц – маленький и пушистый, занимавший дальнюю книжную полку. Слишком милый, чтобы его выкинуть, и слишком много мне напоминающий, чтобы хранить его на видном месте. Кто ж знал, что однажды он пригодится!

Наташка не стала спрашивать меня об игрушке, она была слишком увлечена. Она взяла зайца за бок одной рукой, тремя пальцами – и я увидела, что ее пальцы как раз находились на тех местах, где в случае Руслана были лезвия, оставившие шрам.

Только так можно было обхватить кого-то, если у тебя всего три пальца, только под таким углом, только сдавив с силой…

Так что да, ее теория объясняла рисунок шрама, и все равно это был полный бред. Руслан – здоровенный мужик, в природе просто нет такого существа, которое смогло бы поднять его одной рукой. Тогда что это было? Механическая клешня? Допустимо, но такую клешню нужно было сконструировать специально для того, чтобы хватать ею людей, и это снова отсылает нас к определению «бред».

– Я не знаю, как это объяснить, я такого никогда не видела, – вздохнула Наташка. – Да и Руслан, видишь, ничего тебе не скажет. Но, знаешь, Кать… Я б на твоем месте двадцать раз подумала, прежде чем оставлять его в своем доме. Тем более, он не заслужил такой заботы, не заслужил быть спасенным!

– Возможно.

– А заслужил он как раз другое – он дал тебе право бросить его, как он бросил тебя!