Скорачи

Скорачи
Владарг Дельсат

Хроники Тридевятого #2
Варя и Сергей – скорачи. Так называют тех, кто работает в скорой помощи. Варя с Сергеем спасают множество жизней. Но свои им спасти не удается. Один несчастный случай – и они погибают в машине скорой помощи.

Смерть оказывается новым началом. Варя с Сергеем попадают во времена Второй мировой войны. В новом суровом мире паре предстоит начать всё с нуля и заслужить свой шанс на счастливую жизнь. И для этого им нужно выжить. Но это не так просто, ведь проходить ужасы войны Варе с Сергеем предстоит в телах двенадцатилетних детей.

Владарг Дельсат

Скорачи

Глава первая

Варвара Никитична

– Тридцать третья! Спецы! Восемнадцатая! – хрипит прибитый в незапамятные времена под потолком «салона» матюгальник[1 - Сленговое название громкоговорителя].

Сонная комната отдыха подстанции скорой медицинской помощи, называемая «салоном», моментально оживает. Вскакивает Наташка – фельдшер скорой помощи и по совместительству студентка шестого курса, готовящаяся сдавать государственные экзамены, то есть без пяти минут врач, но при этом смешливая и совсем юная девчонка, от наших пациентов мало отличающаяся. Я потираю руками лицо, привычно топая к окошку диспетчерской за карточкой вызова. Здесь уже толпятся коллеги, хотя сейчас дернули только три бригады, но общения никто не отменял. Вижу Ванечку из двадцать девятой, значит, сейчас дернут и всех остальных. О Ванькином чувстве предвидения легенды сложены.

– Варвара Никитична, – уважительно обращается ко мне Лариска, сегодняшний диспетчер, – судороги.

– Спасибо, Лариса, – киваю я, принимая карточку.

Судороги – это что угодно – от икоты до агонии, родители наших пациентов выражаются зачастую так, что даже простую икоту могут изобразить неотложным состоянием. Я спускаюсь на улицу, где за рулем немолодого автомобиля уже сидит разбуженный неугомонной Наташкой Сережа – наш бессменный водитель, виртуоз дороги, смешливый парень лет тридцати пяти. Он незримо, совсем незаметно заботится о нас, будто укрывая крылом. Тепло очень от его заботы, да и сам он теплый.

– Сережа, судороги, – протягиваю я карточку.

– То есть что угодно, – кивает наш водитель, включая батарею проблесковых маячков. Машина аж приседает в момент ускорения.

Сережа имеет квалификацию фельдшера, что нам часто помогает, поэтому понимает, о чем говорит. Но сейчас он ведет машину по скользким после дождя улицам, а я вспоминаю. Семь лет прошло с того страшного дня, перевернувшего мою жизнь. Семь долгих лет… Мы тогда в числе многих прибыли на вызов за город, я даже сначала не идентифицировала искореженный автомобиль. Это Сережа вскрывал машину, он пытался реанимировать мою уже мертвую доченьку, гасил мою истерику и был рядом все эти годы.

Сережа меня вытаскивал из депрессии, не давал унывать, но никогда не переходил некой черты, хотя я уже не против: до смерти устала от одиночества, от пустой квартиры, хранящей детский смех и фотографии Машеньки… Странно, Валеру я почти не вспоминаю, но вот Машенька… Жизнь будто навеки разделилась, а я даже себе боюсь признаться в том, что для меня Сережа значит, как будто это что-то изменит.

Наташка напряжена, ящик с медикаментами держит под рукой, значит, что-то чувствует. Что-то предчувствует и Сережа, благо опыта у него очень много. Он бы и мед закончить мог, будь у него время, а свое время он отдает нам… Да кого я обманываю! Мне он отдает это время, мне! А я… глупая сорокалетняя баба, у которой нет никого, кроме Сережи. Но вот как он ко мне относится – это загадка.

Машина останавливается, Наташка хватает ящик. Надо двигать наверх. Этаж пятый, лифта нет. Сережа мягко отбирает ящик у Наташи, вызывая у той смущенную улыбку. Все она чувствует, все видит, только… Ладно, сначала работа.

Взлетаю на пятый этаж легко, как в молодости, оцениваю состояние родителей – паника, значит, состояние ребенка для них страшно и необычно. Недавно девочку с удлиненным ку-тэ[2 - Удлинение интервала QT (ку-тэ) наблюдается, когда сердечной мышце требуется более долгое время для сокращения и расслабления. Это состояние может увеличить риск развития аномальных сердечных ритмов и привести к внезапной остановке сердца.] возили и генетикой какой-то сложной. Там родители были скорее уставшими; все знали, ни на что особо не надеялись, а тут паника, что уже нехорошо. Ну, посмотрим.

Родителями занимается Сережа, я же смотрю, с чем мы столкнулись, и недоумеваю – эпилепсия остро не начинается, почему тогда паника? Это необычно, надо будет потом ребенка на всякие препараты проверить. Мы начинаем работу, но заглянувший в комнату Сережа показывает три пальца и упаковку. То есть нужно вводить и специфические для пищевого отравления препараты, а у родителей девочки только что возникли серьезные проблемы. Ну хоть не классическая эпилепсия.

– Везем, – коротко командую я.

Напуганная Сережей мама ребенка уже на все готова. Я объясняю Наташке, с чем мы столкнулись, пока наш водитель бережно несет почти не соображающего ребенка вниз. «Витаминчики», «ничего плохого не будет» и тому подобные сказки мы слышим ежедневно, потому пусть родителям в больнице объяснят, что они натворили, давая ребенку эти добавки, неизвестно кем произведенные.

И снова кричит сирена, а машина скорой помощи несется по улицам. Больница, слава Асклепию[3 - В древнегреческой и древнеримской мифологиях бог медицины.], недалеко, поэтому есть шанс, что дадут отдохнуть. Драйв – это то, за чем люди приходят на скорую. Любители покоя и кабинетной работы к нам не пойдут, у нас чего только не бывает… Сдаем малышку в больницу и уже мечтаем о сладком сне, но что-то мне подсказывает, что хрен нам, хоть немного подремать можно. Мгновенно отключившийся за рулем водитель, отрубившаяся на каталке фельдшер – привычная картина.

Есть что-то волшебное в том, как Сережа реагирует на рацию. Вот и сейчас, стоило ей тихо зашипеть, и Сережа вскидывается, мгновенно перейдя в состояние бодрствования. Как у него это получается, я даже не могу себе представить. Но «Луна» зовет тридцать третью бригаду, то есть нас, и бодрый голос Сережи сразу же отвечает на вызов. Опять что-то случилось, опять кому-то очень нужна педиатрическая бригада.

– Улица… – голос диспетчера быстро поговаривает адрес. – Задыхается ребенок, три года… – Лариса еще трещит, рассказывая, что случилось, и сообщая возраст, а машина уже срывается, вжимая меня в кресло, а мгновенно проснувшуюся Наташу сдвигая по каталке в сторону хвостовых дверей.

Над головой тревожно и как-то тоскливо воет сирена, мотор машины скорой медицинской помощи набирает обороты. Ночные улицы расцвечиваются отблесками синих маячков, а я лезу в укладку, проверяя все еще раз. Скорая помощь несется по темным улицам, с ревом входя в повороты и игнорируя абсолютно все правила движения, зато на месте мы уже через пять минут. Выскочивший из машины Сережа хватает ящик укладки, легко взлетая на третий этаж, а за ним спешу и я. Звонок в дверь, за ней испуганная мамочка, полупьяный папочка. Проскальзываю в комнату, где пытается вдохнуть посиневший малыш, а Сережа в это время спокойным голосом объясняет, что теперь будет. Мне же все понятно. Шприц, еще один, и…

– Сережа, Квинке, быстро везем! – командую я. – Наташка, работаем!

А мать ребенка уже готова, и как это все сумел проделать водитель всего за несколько минут, совершенно непонятно. Не позволяя никому прикоснуться к малышу, Сережа заворачивает того в одеяло, устремившись к машине.

Сергей Викторович

Эх, Варя…

Даже не знаю, как тебе сказать, что я чувствую… впрочем, об этом можно подумать и позже. Ребенок с Квинке, задыхается, значит. Нужно быстро-быстро перебирать колесами, чем я и занимаюсь. Взревывает сирена, и машина устремляется по мокрым улицам в сторону больницы. Ничего, здесь зато никто не хочет в доктора пострелять, хотя разное случается, конечно. Внимание нужно – ну оно всегда нужно, это без вариантов.

Работают в салоне Варя с Наташей, горько плачет «мамочка», до которой дошло, что малыш на грани. Ничего, девчонки спасут, они умеют. Мы обычно называем родителей детей «мамочками» и «папочками», и в этом нет издевки или нежности – мы все просто так привыкли. Помню, когда, оправившись после ранения, пришел на «скорую», увидел Варю – и запал на нее, так захотелось быть рядом… Ну а тут выяснилось, что моя врачебная квалификация – это «ах», но ни разу она не педиатрическая, поэтому подсуетился, записавшись водителем, ну и фельдшером, потому что умище не спрячешь. А то, что врачом не работаю, так Варя важнее, чего уж тут…

Экстренная медицина бывает разной. Скорая вот спокойная работа, а бывало, помню, скакали мы по горам – в одной руке укладка, в другой автомат, потому что отдельным бородатым личностям наплевать на красный крест. Ну и набегался я. Раньше или позже приходит такой момент, когда чувствуешь: все, сил нет. Вот и я после того ранения почувствовал. Ушел спокойно, но без драйва не могу – привык. И девчонки у меня хорошие, что Варя, что Наташка. Так и катаемся… Оп, по-во-рот.

Останавливаюсь. Теперь ребенка заберут в отделение, и малыш будет жить, а мне можно и подремать немного. Ночь началась динамично, значит, роздыху не будет. Примета такая скоропомощная, значит. Шуршит ночным эфиром рация, переговариваются в ночи бригады, а я дремлю, привычно ловя ухом происходящее.

Всю жизнь я на войне… Суворовское училище для сироты было благом, потом военно-медицинская, ну и понятно… Заметили меня военные разведчики, и понеслась жизнь – от «точки» до «точки». Денег скопил, квартиру купил, но что мне та квартира, кого я в нее приведу. Так и живу бобылем, только Варя дни мои скрашивает. Ее улыбка, ее глаза, ее голос… Помню, семь лет назад, когда родные у нее погибли, она и руки на себя наложить хотела, да не дал я ей. Она же все для меня, просто смысл жизни.

По-моему, вся подстанция это видит, забиваясь каждый год на тему даты свадьбы. Да какая уж тут свадьба, если я даже признаться боюсь. Смешно – боевой офицер и боится…

Скоро и смене конец. Варя отправится к себе, я к себе отсыпаться, а могли бы… Эх… Вот только ощущение какое-то странное, будто перед тревогой. Кажется, что прямо сейчас зазвенят колокола громкого боя, прозвучит сигнал боевой тревоги и кинемся мы к «вертушке»[4 - Вертолет (сленг)]. «Чуйка» это называется, и значит она на войне очень многое. Вот и сейчас проснулась, с чего вдруг?

– Все, кто слышит! – вдруг оживает рация, подавая необычный и оттого страшный сигнал. – Все, кто слышит! Массовое ДТП! Ребята, школьный автобус!

Я наступаю ногой на газ, врубая вообще всю иллюминацию. Это не просто вызов, это отчаянный крик о помощи. Школьный автобус, а в нем два-три десятка детей, которым вот прямо сейчас, экстренно нужна помощь, и со всех концов города несутся, как и мы, автомобили скорой, полиции, даже МЧС… Я словно слышу эти сирены спешащих ребят и девчат. Громкий крик о помощи будто стоит над городом, заглушая, кажется, даже десятки сигналов мчащихся машин. Я выжимаю из нашей машины все возможное и невозможное, и спустя совсем короткое время мы уже на месте.

Даже не вспомнив о том, что записан фельдшером, я чувствую себя снова на войне. Выдернуть, рассортировать на экстренных и тех, кто может потерпеть, погладить, успокоить. Перепуганные, плачущие, стонущие дети. И я падаю на колени, ощущая себя в бою, ведь мы действительно сейчас в бою – в бою за детскую жизнь. Налево тех, кого в первую очередь, направо – тех, кто может немного подождать. Суровая военная сортировка раненых выглядит обычной, если не вспоминать, что это дети.

– Варя, помоги, остановка, – выкрикиваю я, и Варя опускается на колени около меня.

Мы работаем рядом, а Наташа дрожащими руками набирает шприц… А ведь пациентов не один-два – их десятки, и то, что для меня привычно, для девчонок моих – жуткий стресс. Ничего, мои хорошие, после поплачем, сейчас у нас работа, а потом я вас отпою да отогрею. Вот спасем всех, и будет нам…

– Стабилизация, – кидает Варя, а я киваю, молча переходя к следующему. Сейчас она командир, она знает лучше.

Со скрипом тормозов подъезжают другие машины, и прямо с колес доктора бросаются в бой. Сейчас неважно – «спецы», «психи», «родовспоможение» – работают все. Десятки врачей зубами держат детей на этом свете, дерутся за их жизни, и Смерть отступает. Страшная старуха с косой делает шаг назад, потому что погибших сегодня не будет. Мы победим, обязательно!

– Не стабилизируется, – сквозь зубы выплевывает Варя, на что я мягко отодвигаю ее, беря ребенка в свои руки. – Ого, – замечает она.

– Ну, научился, – шучу я. А ситуация грозная, просто очень.

– Что у вас? – «спецы» пожаловали.

– Похоже, внутреннее, – сообщаю я Палычу, их старшему. – «Хоть как» я сделал, но тут нужно экстренно.

– Понял, – кивает один из немногих знающих о том, что я врач. – Давай, забираем.