То, что девочка может умереть, понимала и демиург, потому что цена той досталась не самая простая, а малышка куда-то уже умчалась, явно готовясь принести в мир решение этого вопроса. По обыкновению, шаловливая демиуржка разбиралась с проблемами как в песочнице, то есть – без оглядки на последствия. Берт потратил всего себя ради защиты самой близкой девочки, его можно было и вернуть, что Ария, кстати, и собиралась сделать.
– Так, я договорилась! – сообщила появившаяся Забава. – Теперь нужно законы магии творить!
– Так есть же вроде? – удивилась демиург, но малышка смешно помотала косичками.
– Нет, нужен целитель, по воле тёти Магии! – радостно заявила Тринадцатая. – Здесь такие есть?
– Есть, – сообщила улыбавшаяся Магия, став материальной. Малышку Тринадцатую знали все и во всех мирах.
– Ви-и-и-и, тетя Магия! Ура! – запрыгала Тринадцатая. – Теперь вот в мальчика… хм… Если сразу взрослого, то, наверное, плохо будет… А давай их объединим?
– Давай, – не совсем поняв, что имеет в виду всем известная малышка, но заранее на всё согласная, Ария кивнула. Потому что за проваленный тестовый мир могло быть очень грустно, а «грустно» девушка не любила. Да и людей было жалко.
Вот только согласившаяся душа не смогла оказаться в Берте. Сам мир сопротивлялся этому, поэтому душу снова и снова выбрасывало из тела. Когда Ария хотела уже просто вернуть мальчика, все увидели, как душа девочки вылетела из тела. Вот это уже была катастрофа – сказка, придуманная демиургом, на этом заканчивалась. Возможно, где-то ошиблась Ария, или что-то недоглядела малышка, но Викки устремилась прочь из тела, да так быстро, что остановить её не смогла даже Смерть.
– Мия! Мия! – закричала Тринадцатая.
– Что случилось, горе моё? – поинтересовалась моментально появившаяся Мия. – Что натворила? Привет, Ария!
– Привет, – улыбнулась наставнице малышей демиург. – У нас мир… Отец семейства забил сына, а девочка не захотела больше быть.
– Мия! В мальчика не лезет никто! А теперь ещё и она убежала, – показала пальчиком на ускользающую душу Тринадцатая.
– Мальчик созданный? – с пониманием спросила Мия, покачав головой. – Ох, Ария, как ты только курс закончила? Нельзя в созданного самим миром никого вселить. Только вернуть, а вот девочка…
Проблема девочки была в том, что изначально это должен был быть мальчик, отчего душе было не очень комфортно в женском теле. Где неумная мамаша достала описание ритуала, неизвестно, но в нём самоуверенная магичка, разумеется, налажала, поэтому при первой же возможности душа Виктора Томпсона женского пола покинула своё вместилище, ибо в такие игры играть нельзя, особенно смертным. Мир, тем не менее было жалко, тем более что он адаптировался под героя женского пола, даже предназначенную пару подобрал, хотя изначально демиург этого не предусматривала. Справедливости ради стоило бы заметить, что Ария очень многого изначально не предусмотрела, решив скопировать подсмотренную в одном из миров историю Вилли Шнайдера[1 - Существование книги с подобными героями является плодом фантазии автора.], но при этом поместив героя гораздо севернее.
– Ладно, – вздохнула Мия, улыбнувшись Тринадцатой, уже сообразившей, что ей ничего не будет. – Иди уговаривай.
– Ура! – подпрыгнула малышка, исчезая.
– Какой-то перекошенный мир у тебя, – сообщила Арии наставница демиуржек. – Ну да пусть будет началом новой истории.
– Главное, чтобы не влетело… – тихо проговорила юная демиург.
Тринадцатая помчалась на поиски. Подходящих душ не было, зато была одна тётя, лечившая как раз такие болезни. Тётя сейчас спала, и ей снились плохие сны, отчего Забава решила схитрить, потому что «это всё равно же не навсегда», как оправдалась маленькая демиуржка перед самой собой. Ей очень хотелось узнать, как тётя доктор вылечит саму себя. А еще… тётя доктор оказалась почти бякой и такое разбякивание точно-преточно заслужила, потому что детям надо верить, вот.
История, придуманная совсем юной Арией, обещала стать интересной, ибо там, где отметилась Тринадцатая, скучно точно не было.
Глава 1
Елена Викторовна была врачом, как ей казалось, всю свою сознательную жизнь. Родители её погибли в автомобильной катастрофе, когда девочке было двенадцать, поэтому остаток детства она провела в детском доме, где было бы совсем плохо, если бы не Димка.
Димка встретился ей в школе. Он сиротой не был, но, тем не менее потянулся к Ленке, принявшись её поддерживать всегда и везде. Им было по четырнадцать, и Димка, совершенно не слушая возражений девушки, носил за ней сумку, следил за её питанием и заботился о ней, как ни о ком другом. Считая юношу другом, Ленка оттаивала душой в его присутствии.
За школой был институт и педиатрический факультет, а Димка исчез на долгие два года – в армию. Девушка ни с кем не встречалась, переписываясь с юношей. Окрестные парни считали, что она ждёт его из армии. Так оно, впрочем, и получалось – без Димки было пустовато. Но лекции, практикумы, дополнительные занятия отнимали время, не позволяя ей сосредоточиться на своём отношении к Димке.
В институте Ленка стала личной ученицей профессора Квитке, специализировавшегося на редких и крайне редких заболеваниях, потому пропадала в клинике днем и ночью, учась лечить именно таких детей. Это было очень интересно и непросто, потому что можно было лишь облегчить состояние больного, а не полностью вылечить, но юная педиатр очень старалась.
Вернувшийся из армии Димка продолжал оказывать внимание Ленке, не видевшей других парней, но по-прежнему считавшей, что с Найдёновым они друзья. Ухаживавший за Ленкой годами мужчина не унывал, потому что ему просто не был нужен никто другой. Дмитрий Красармович был человеком упёртым, уверенным в себе, работал сначала в свите депутата, а потом уже и сам двинул в политику, отчего больница, где Ленка работала, была обеспечена всем, чем возможно и невозможно.
В эту рождественскую ночь у Ленки было суточное дежурство. Доктор, которую очень, по её мнению, любили пациенты, легко срывалась с места, чтобы прибыть туда, где кто-то плакал, отчаявшись от боли и обиды. Ибо редкие заболевания – это часто неверие, наказания за «обман» и «симуляцию». Пока поверят, что ребёнку больно…
Обход завершился, дети капризничали, а младшая, Маша, навыдумывала себе ещё большие боли, чем у неё были, хотя Ленка точно знала – так болеть не может. Уставшая женщина уселась за свой стол, уронив голову на руки. Спустя неизмеримо долгое мгновение зазвонил телефон.
– Педиатрия редких, – устало произнесла в трубку Ленка.
– Елена Викторовна, звонили из области, у них что-то странное, – проговорил голос дежурного диспетчера. – И, судя по всему, срочное.
– Погода позволяет? – прогоняя сонную одурь, сразу же спросила врач. Вопрос был нелишним – если погода не позволит вертолёту подняться, то ей предстоит ночная дорога, чего Ленка не любила.
– Сегодня Евсеич за рулевого, – хмыкнул диспетчер. – Так что ждёт!
– Иду, – бросила она в трубку, резко поднимаясь.
Евсеич личностью был известной – в прошлом военный пилот, он не признавал словосочетания «нелётная погода», и летать с ним было иногда страшновато, но почти всегда безопасно. По крайней мере, еще никто не убился. Усмехнувшись своим мыслям, доктор, накинув пальто прямо на халат, двинулась к лифту.
Когда она вышла из здания, вертолёт санитарной авиации раскручивал винты, чтобы унести доктора туда, где было «что-то непонятное». Сколько она таких видела, скольким помогла… Не счесть, да и не считала никогда доктор Капустина. У неё была совсем другая работа.
– Ленка, вечером отчеты занесёшь? – поинтересовался начмед, перекрикивая гул моторов, едва догнав женщину почти у самой машины.
– Занесу, чего б и не занести, – пожала плечами женщина, настраиваясь на работу. «Что-то непонятное» на поверку могло оказаться чем угодно.
– Взлетаем! – предупредил пилот.
Вертолёт был маленьким, потому летали вдвоём – Елена Викторовна и пилот. Надев шлем, женщина отрешилась от звуков, думая над своей статьей по поводу редкого васкулярного типа синдрома Элерса-Данлоса[2 - Группа наследственных заболеваний, которые поражают соединительные ткани: в первую очередь, кожу, суставы и стенки кровеносных сосудов.]. По какой-то причине этот тип отличался от давно известного, перемешав симптомы, отчего вести пациентов оказалось делом сложным, но интересным.
Вертолёт шел невысоко, тут и лететь было совсем немного – сравнительно, конечно, потому что местность была накрыта туманом так, что непонятно, как пилот ориентировался. Но не ответить на отчаянный призыв Елена не могла, вот и летела. Внезапно машину дёрнуло, стекло перед доктором разлетелось, и последнее, что видела детский доктор, была какая-то железяка, устремившаяся в неё.
Открыв глаза, Елена Викторовна обнаружила себя на лесной полянке. Журчал ручей, а напротив женщины оказался ребёнок, девочка, судя по косичкам, лет, наверное, пяти. Платье на ребёнке сияло как подсвеченное, а на лице сверкала широкая улыбка. Присев перед девочкой, доктор Лена внимательно осмотрела на вид совершенно здорового ребенка. О предсмертных галлюцинациях Капустина знала, потому не удивилась.
– Тётя доктор, ты умерла, – сообщило ей милое создание. – Но я тебя хочу попросить, можно?
– Можно, – улыбнувшись, ответила Елена Викторовна, поразившись богатству своих предсмертных галлюцинаций.
– Там девочка одна, она жить не хочет, а она главная, потому что мальчик, без которого мира не будет, – сумбурно объяснила малышка. – Давай ты ею станешь, а? Чтобы мир был, ну пожа-а-а-алуйста!
– Давай, – сразу же согласилась доктор, поражаясь своему воображению. Ну а почему бы и нет?
Поторопившаяся Тринадцатая многое забыла рассказать избранной ею, но Мия остановила её по просьбе Арии, вернувшей магию Берту, а того – в своё тело. Мир вновь пришел в движение. Мальчик упал, потеряв сознание, Александра почувствовала резкое головокружение, да громко треснул о ступеньку череп Герберта, спасать которого демиурги не подумали. Почему Ария решила не рассказывать «избранной» о законах этого мира, Мия не знала, считая, что демиург имеет право – её же мир.
В следующее мгновение картинка сменилась. Осознав себя в темноте, доктор Лена сначала подавила панику, затем осмотрелась, насколько хватило света. Она стала девочкой лет навскидку семи. Не самой здоровой, о чём свидетельствовали сильно отекшие суставы рук и, похоже, ног. Одежда на ребёнке была почти нищенской, хуже детдомовской, что заставило Лену тяжело вздохнуть, а проделав это несложное действие, доктор поняла, что и с сердцем тоже не всё ладно.
Следующим ощущением стала навалившаяся боль, вполне характерная для суставов в таком состоянии. «Надо же, всю жизнь описывала, а в галлюцинациях и почувствовать удалось», – хмыкнула доктор, решив принять правила игры. Галлюцинации могли субъективно длиться долго, а раз она по-любому уже всё, то почему бы и нет.
***
Будто очнувшись, Александра кинулась к телефону, подумав, что муж убил сына. Вызвав полицию и парамедиков, женщина кинулась к Берту, осмотрев которого, увидела, что он жив. Что произошло, Александра осознавала с трудом. С неё будто бы что-то стекало, по консистенции вызывая ассоциацию с клеем. При этом миссис Вилсон подумала о девочке, обнаружившейся, судя по всему, в кладовке.