Личный опыт

– А что ты хочешь… – грустно произнес его коллега, которого Лена не видела. – Они через такой ад проходят каждый день, мы и представить себе не можем.

– Не генетика это, коллега, – с улыбкой сообщил нависавший над девочкой реаниматолог. – На рентгене переломы. Неправильно сросшиеся переломы, сама смотри, – и он положил перед девочкой снимки.

Врач, конечно, не надеялся на то, что малышка разбирается, но, демонстрируя уважение, он успокаивал девочку. А вот его пациентка неожиданно спокойно взяла «плёнку»[23 - Снимок (сленг).], привычно разглядывая её на просвет. Удивлённо переглянувшись с коллегой, врач пожал плечами. Удивляться чему-либо его отучила жизнь и работа в реанимации.

Доктор Лена разглядывала снимок, не чувствуя катившихся по лицу слёз. Неправильно сросшиеся переломы были хорошо видны на снимке довольно хорошего качества; это, правда, не исключало генетики, но вот причина болей была именно в этом. Поэтому теперь у полиции и психиатра было много работы, а психиатр был нужен, если били…

– Я умерла? – тихо поинтересовалась лежавшая на соседней кровати Лира, медленно, будто нехотя, раскрывая глаза.

– Тебя подруга твоя спасла, – улыбнулся ей все тот же реаниматолог. – Полежите, дети, отдохните, а лучше – поспите. Всё плохое уже закончилось.

– Где сестрёнка?! – раздался голос Берта из коридора, и в палату ввалился мальчик, сразу же кинувшийся к Ленке.

От этой сцены Лира заплакала, её монитор загудел, вызывая врачей, а доктор Ленка гладила Берта, успокаивая перепугавшегося за неё брата. Но ещё ставшая девочкой доктор очень хорошо понимала, какой же страшной, на самом деле, была жизнь этой самой Лиры.

– Всё хорошо, Берт, – тихо произнесла девочка, а потом тихо-тихо, одними губами попросила брата: – Погладь Лиру, пожалуйста.

Абсолютно доверявший сестре мальчик только едва заметно кивнул, потянувшись к новой подруге. Стоило Берту проделать эту простую операцию, как в палате на мгновение всё замерло – перестала плакать кудрявая девочка, с таким неверием глядя на мальчика, что аккуратно обнял её, подсознательно желая согреть. Наблюдавшие эту сцену врачи задались вопросом: что делали с ребёнком, раз она так реагирует?

Александра же настолько сильно испугалась за дочь, что теперь спала в отдельной палате, накачанная успокоительными по специальному распоряжению кардиолога, не желавшего рисковать.

Доктор Ленка решила расспросить Лиру о том, за что её так избивали. Ощущение именно показушного садизма её не отпускало, а это могло значить очень многое. О магии и магах девочка не думала, так как они пока ещё не вписывались в её картину мира.

– Лира, тебя били по пальцам? – поинтересовалась доктор Ленка.

– Ну да… – кивнула её новая подруга. – Это обычное наказание, – принялась рассказывать Лира. – Чтобы писала красиво, и чтобы не было помарок. Потом очень-очень больно было, но я справлялась.

– Тебя как, палкой били? – удивилась доктор Лена, знавшая, что пальцы в этом возрасте сломать не так просто.

– Железной линейкой, – ответила не понимавшая, в чём проблема, подруга. – Это не самое страшное, вот если в школе оценка плохая… Тогда… Тогда… – она всхлипнула.

– Не надо, не рассказывай, – попросила Ленка, уже всё поняв просто по реакции кардиомонитора, моментально замигавшего красным сигналом.

Происходившее с Лирой было очень ненормально, даже для Великобритании, но как это исправлять, доктор Ленка сходу понять не могла… «Какой-то слишком демонстративный садизм», – поняла девочка-доктор. Вот причины этого… Не было видимых причин для такого, просто не было. Лира казалась совершенно забитой, а это значило, что либо её родители получали удовольствие от боли ребенка, либо здесь было что-то совершенно ускользнувшее от Ленкиного внимания.

Выяснив у врачей состояние детей, миссис Свенсон нахмурилась. По всему выходило, что всё очень непросто. Продемонстрировав какие-то бумаги руководству больницы, женщина приказала на разговор с Вонсонами пригласить гипнотизёра и психиатра. То, что миссис Свенсон совсем не та, за кого себя выдает, до поры ни детям, ни Александре известно не было.

Медики с мнением миссис Свенсон согласились, потому что им и самим была совершенно непонятна такая явная неадекватность родителей ребенка. Вопросы к школе, правда, тоже имелись – например, почему там никак не отреагировали на страх ученицы. Как и вопросы к соседям…

Пока дети отдыхали в реанимации, врачи объясняли полиции, что именно сделали с Лирой, чем для неё закончились различные «наказания», и тому подобное, рекомендуя присутствие на допросе психиатра и гипнотизёра, при этом сославшись на миссис Свенсон. Распоряжение человека с такими полномочиями следовало исполнять. С этим согласилась и полиция.

Врачам же пока надо было думать, что делать с травматическим артритом восьмилетней девочки. Пиелонефрит и цистит мисс Вонсон были вторичными, первичной оказалась мочекаменная болезнь, вызванная неправильным питанием, переохлаждением, стрессами… Стрессы, по-видимому, нарушили и работу сердца. Лире предстояло длительное лечение, потому что, в отличие от Виктории, помочь ей современная медицина могла.

Глава 5

Родителями и братом Лиры занимались очень серьёзные специалисты, также обнаружившие именно этот показной садизм. Как удалось установить при помощи гипнотизёра, причина садизма была не в психическом заболевании, а в некоей гипнотической установке, которая, впрочем, психиатрии не исключала, так как Вонсоны ей совершенно не сопротивлялись.

Лире предстоял долгий период лечения и восстановления – несколько месяцев, что девочку скорее обрадовало. Этот факт всполошил психиатров, работавших с ребёнком – предстояли очень непростые недели.

Викки же готовилась пойти в школу. Не очень хорошо представляя себе, что там может произойти, доктор Ленка понимала, что дети разные, провокации будут и нужно себя держать в руках. Раз за разом напоминая себе, что она взрослая женщина, врач, Ленка давила рефлекторные реакции тела, которое ни в какую школу не хотело. Скорее, хотелось забиться в щель и чтобы никто не трогал.

– Завтра мы идём в школу, – задумчиво проговорил Берт, думая о том, сможет ли защитить сестру. О себе он не думал, зато подумала Александра, сходив в учебное заведение и объяснив тамошней дирекции причину недопустимости физических наказаний. – Как-то там будет?

– Мы справимся, – слабо улыбнулась доктор Ленка, почувствовавшая при этих словах скорее ужас. Через что девочка проходила каждый день до её появления, Ленка даже помыслить не могла.

– Викки, оценки мне не важны, – что-то вспомнив, наставляла девочку новая мама – Александра. Она оказалась очень доброй, отчего её все чаще хотелось называть именно мамой, и Ленка не видела причин этого не делать. – Важна только ты. Ничего не бойся, хорошо?

– Спасибо, – улыбнулась девочка, принявшая своё состояние и семью. Всё-таки врач остается врачом даже после перерождения в маленькой девочке, это доктор Лена очень хорошо поняла, несколько шокировав больничных коллег. Коллеги таких знаний и специфического чувства юмора от ребёнка не ожидали.

– Йогурт для Викки и бутерброд для Берта я положу утром, – сообщила Александра, хорошо усвоившая инструкции врачей. – Берт, после первого урока надо будет покормить нашу девочку.

– Я не забыл, – вздохнул мальчик, помня о том, как было плохо сестрёнке ко второму уроку, когда поесть было просто нечего. Правда, Берт быстро выучил, что хотя бы корочку хлеба Викки дать нужно.

Дети улеглись спать. Отдыхала и Александра, не понимавшая, как так вышло, что ей пока не надо работать, – откуда-то появились страховые выплаты, пенсионные да пособие по уходу за больным ребёнком, поэтому пока можно было просто заниматься детьми. По Герберту женщина отнюдь не скучала, пытаясь вспомнить, как появился на свет сын, но ничего пока не вспоминалось. Адаберт на Герберта совершенно не был похож, он и на Александру-то не особо походил, именно поэтому женщина пребывала в размышлениях.

Здание новой школы оказалось скорее ровным, отчего Берту было проще везти коляску сестры, пытавшейся ему помочь по мере сил. Доктор Ленка решала вопрос подвижности, но никак не могла его решить. Электрические коляски были или запредельно дорогими или вообще пока отсутствовали, что заставляло мучиться обоих. Войдя в школу, девочка оглядывалась, но ничего плохого не замечала – никто не пытался ни напасть, ни оскорбить, а встреченные взрослые мягко улыбались.

Вот, наконец, и класс. Ленке вдруг стало страшно. Девочка едва справлялась с этим страхом, потому что просто не могла представить, как будет писать, а дети боли очень не любят. Дело было не только в письме, судя по реакциям тела. Едва сумев задавить непрошеный плач, Ленка вздохнула. Рефлекторные реакции говорили о том, что легко не будет.

Берт погладил уже задрожавшую сестрёнку. Он всё очень хорошо понимал, надеясь только на то, что сможет её защитить. Спокойно закатив коляску за парту и отставив стул в сторону, он зафиксировал тормоза, только затем достал тетрадь и пенал своей сестрёнки, погладив её по голове. Эта ласка брата девочку неожиданно успокоила, что опять говорило о привычных реакциях.

Находившиеся в классе мальчики и девочки с удивлением смотрели на новеньких – к чему-то готовую девочку и явно стремившегося её защитить мальчика. Прозвенел звонок, в класс вошла улыбавшаяся учительница. Берт немедленно насторожился, готовясь защищать сестру от злого педагога, но учительница только снова улыбнулась, отчего уже и мальчик чуть не всхлипнул: доброе отношение учителей для него было внове. Женщина реакцию ребенка заметила, чуть нахмурившись, но потом снова вернула улыбку на место.

– Здравствуйте, дети, – негромко проговорила она. – С сегодняшнего дня с нами учатся Виктория и Берт Грант. Виктория далеко не всё может делать сама, поэтому я прошу вас помнить, что вы люди.

– Здрасти… – придушенно пискнула Ленка, вдруг понявшая, что сейчас целиком зависит от доброй воли взрослого. Ощущение было не из приятных, но, сосредоточившись на нём, девочка успокоилась.

На самом уроке начались проблемы – Ленка быстро утомлялась. Спустя каких-то двадцать минут девочка устало прикрыла глаза, а всё понимавший Берт чуть приспустил спинку коляски, вызвав этим очередную улыбку учительницы, будто бы желавшей поддержать Ленку. Почему-то всё видевшая учительница совсем не старалась унизить или оскорбить Викки, что для Берта было внове. Но работалось сравнительно спокойно, писать было не нужно, отчего доктор Ленка совсем успокоилась.

Только лишь прозвенел звонок, учительница даже не успела выйти из класса, как мальчик полез за ложкой и йогуртом. Сестрёнку необходимо было покормить, а Викки, как видел Берт, могла похвастаться слегка дрожащими руками, что имело шанс сделать процесс еды непростым. Но заняться едой и кормлением мальчик не успел. Дети действительно разные…

– Кале-е-ека! – прозвучал чей-то насмешливый голос, на что Ленка только грустно улыбнулась, вздохнув и давя желание разреветься.

– Да… – проговорила девочка, глядя в потолок, и от тоски в её голосе учительница остановилась, с тревогой посмотрев на Ленку. – Только не калека, а инвалид… Хотя врачи говорят «особенная», чтобы мы не плакали. Они знают, как опасны для таких, как я, слёзы. Но тебе они, наверное, нравятся… – прервавшись, Ленка всхлипнула. Детское тело хотело зареветь, женщина же пока справлялась. Её голос обрёл силу. – Я не могу ходить, мне постоянно больно, ты рад? Тебе же нравится делать больно! Почему ты не радуешься? – продолжить она не успела. Слёзы хлынули из глаз, Берт прижал сестру к себе, стараясь успокоить, а учительница молча вывела какого-то мальчишку из класса.

Доктор Лена не ожидала от себя ни такой экспрессии, ни подобных, совершенно детских, слов, а другие школьники с удивлением смотрели на девочку, которую, вытерев ей слёзы, очень осторожно кормил брат. Очень ласково, не забывая погладить, рассказывая, какая она хорошая девочка, как хорошо кушает. Берт кормил сестрёнку крайне аккуратно, зная об опасности аспирации[24 - Попадание пищи или жидкости в дыхательные пути вместо пищевода.], но мягкость его движений заставляла доктора Ленку расслабляться.

Именно от этих интонаций, оттого что девочка точно не могла сама поесть, на глазах обычных школьниц выступали слёзы. Они что-то начинали понимать.

***

– Итак? – поинтересовалась женщина, которую Гранты знали как миссис Свенсон.

– Вонсоны имеют гипнотическую установку на запугивание и ломку личности ребенка, при этом есть вопросы к их психике, – доложил мужчина с военной выправкой, одетый сейчас в строгий костюм. Они стояли на балконе высокого здания, с которого открывался вид на Темзу. – При этом брат девочки получает удовольствие от её слез, по мнению психиатра, это ненормально.

– Ещё бы это было нормально, – вздохнула женщина. – Что мы можем сделать быстро?

– Лишить прав, но это может быть хуже, по мнению врачей, – сообщил всё тот же мужчина. – Приют ей сейчас…