Любовь моя, разведка!

При этих словах она глубоко вздохнула.

– Почему Вы вздыхаете, Цветана? – изобразил участие Ион. – Что случилось? Что-то не так?

Женщина снова глубоко затянулась сигаретой и пригубила коктейль. После небольшой паузы она сказала:

– Знаете, я давно замечаю, что есть такие места, в которых почему-то тянет исповедоваться случайным соседям. Так бывает в ресторанах или в поездах дальнего следования. Вот возьмем поезд – пассажир в вагоне находится вне привязки к месту и времени. Он – между пунктом А и пунктом Б, между отправлением и прибытием. Его как будто нет – оттуда он уехал, то есть его уже нет, а там, куда он едет – его еще нет. Отсюда и вагонное поведение, и вагонная откровенность. Или вот ресторан. Вокруг – случайные знакомые, которых ты видишь впервые и потом никогда уже не встретишь. А если и столкнешься случайно где-нибудь, то не узнаешь и не вспомнишь. Вот и мне сейчас кажется, что я подхватила вирус желания открыть душу первому встречному. Почему-то хочется поплакаться Вам в жилетку, хотя это и не в моих правилах.

Понару молчал, изобразив лицом – только лицом, не более – трогательное внимание. Ведь прелесть случайных разговоров состоит в том, что на самом деле никто не пытается узнать друг о друге правду, и все, что ты о себе рассказываешь, никому не важно.

Цветана затушила сигарету и задумалась, собираясь с мыслями:

– Наше супружество началось очень хорошо – муж окружал меня вниманием, постоянно дарил цветы и подарки, не забывал ни одного праздника, ни одной нашей общей даты. Мы были по-настоящему счастливы. Но потом все как-то незаметно пошло на убыль. Когда это началось – я упустила, не почувствовала. Наверное, мои глаза тогда ослепли от счастья. Мало по малу муж стал все меньше времени проводить дома, весь ушел в работу, постоянно начал задерживаться по вечерам. Дальше – больше. Он стал избегать разговоров со мной, обсуждать какие-то проблемы или темы – а ведь раньше мы так интересно с ним говорили и спорили во время прогулок или в длинные зимние вечера! На мои вопросы – как дела на работе, следовал ответ «Я не обязан перед тобой отчитываться». Любящие люди не воспринимают в штыки каждую просьбу рассказать о чем-то подробнее, так ведь?

– Вы совершенно правы, – поддакнул, изобразив грустное лицо, Понару. Он предвкушал – с выбором жертвы в этот вечер получилось точно «в яблочко».

Цветана вздохнула:

– Вдруг я заметила, что мы перестали шутить друг с другом – между нами исчез общий смех, мы больше не радовались чему-то вместе. Фразы «делай как хочешь», «мне все равно», «это не мои проблемы» стали звучать из уст мужа все чаще и чаще.

Непонятно почему, но я стала его раздражать. От него бесконечной чередой пошли мелочные придирки, насмешки какие-то по любому, даже самому незначительному поводу. При этом я вижу, что его нисколько не беспокоит, как я на это реагирую, его перестали волновать мои переживания. Да и вообще, его перестала волновать я.

Помолчав, Цветана продолжала свою исповедь:

– Я больше не чувствую себя с ним защищенной. Вместо спокойствия и счастья ко мне пришли неуверенность и отчаяние. Это ужасно, ужасно!

Девушка подавила наворачивающиеся слезы.

– Но я продолжаю себя обманывать, что у нас все хорошо, и мы по-прежнему играем в идеальную семью. Для мужа статус хорошего семьянина очень важен – в СССР для того, чтобы стать «выездным» – то есть быть допущенным к поездкам за рубеж, – нужно соответствовать целому набору требований. Там что-то такое про партию – надо быть членом КПСС, но не просто так, а проявлять активность – выступать на собраниях, нести общественную нагрузку, еще что-то. Семейное положение – обязательно женатый. Холостых за границу из Советского Союза не выпускают. Разведенных, кстати, тоже.

Поэтому мы и терпим друг друга. Я ему нужна, как необходимое приложение к работе – и как условие для карьеры, и как пропуск за границу. А я… Я еще верю, что все вернется, и мы заживем, как раньше. Что делать, не знаю. Наверное, разлюбил, хотя мне страшно признаться в этом самой себе.

Когда Цветана рассказывала про мужа, в ее голосе явственно звучали усталость и разочарование. Она действительно исповедовалась, но Понару это совершенно не интересовало. Вся эта тема про плохого мужа – не что иное, как дорожка к заветной цели – к уединению в постели с прекрасной иностранкой. Через обманщика-мужа – к телу обманутой и страдающей жены. Безотказный прием развратника-искусителя!

– Ну это он напрасно, – воспользовавшись очередной паузой в повествовании, вставил Понару. – Разлюбить такую красивую женщину – это преступление!

Цветана погрозила пальцем:

– Вы обещали без приставаний!

– Ну какие это приставания, это просто комплимент. Только полный идиот может позволить себе не восторгаться Вашей красотой!

Ион чувствовал, что фальшивит, ему никак не удавалось настроиться на одну волну с девушкой. Очень умна и интеллигентна.

– Ну вот Вы опять за свое! Прошу Вас, не надо! У меня сейчас совершенно тоскливое настроение, – вздохнула собеседница. Затем подняла глаза на Понару:

– Ну что, мой незнакомый сосед по ресторанному столику, обо мне Вы многое узнали. А Вас-то как зовут? Скажите хотя бы это!

– Ион, – ответил Понару.

– Красивое имя, как у библейского пророка. Он – этот Ваш ветхозаветный тезка – довольно противоречивая личность, как Вы, конечно, знаете. Вступил в конфликт с Господом Богом, пытался убежать от него, был им пойман и казнен – Бог отдал его киту на съедение. Но, проглоченный огромной рыбой, будущий пророк сумел справиться с трудностями. Он раскаялся перед Господом и тот его простил – через несколько дней рыба выплюнула его на берег совершенно невредимого. Так ведь?

Цветана посмотрела на Понару, ожидая комментариев. Но тот Библию не читал.

Ион с младых ногтей воспитывался в духе коммунистической идеологии. В школе до четырнадцати лет дисциплинированно носил красный треугольный галстук с трехцветной окантовкой и с такими же, как и он сам, пионерами маршировал под бравурные марши. Затем был принят в ряды Союза коммунистической молодёжи Румынии, а в двадцать три года получил партийный билет члена коммунистической партии Румынии. Но у молодого Понару как-то не получилось проникнуться идеями Маркса-Энгельса-Ленина. Заветы о том, что если все будут одинаково бедны, то обязательно будут счастливы, противоречили его внутреннему настрою. Он не хотел быть бедным, «как все», и не желал этого делать. Он жил намного лучше «всех» и это его полностью устраивало.

А что касается Библии – при коммунистах возможность легально читать ее отсутствовала. Их идеологи беспощадно боролись с любой другой религией, поскольку для них единственно правильной религией была только одна – их, коммунистическая. И Библия в странах победившего социализма находилась под строгим запретом.

Поэтому Ион ничего про пророка не знал и предметом не владел. Тем не менее, ему стало слегка досадно, что девушка знает что-то, чего не знает он. Ион немного замялся, но Цветана быстро пришла ему на помощь:

– Давайте на этом и остановимся, – произнесла девушка. – Я хочу знать о Вас только одно – что Ваше имя Ион. Только имя. Больше не рассказывайте о себе ничего. Я полагаю, это наш единственный вечер, более мы наверняка не встретимся. И в моей памяти Вы останетесь как просто приятный прохожий, которого зовут, как библейского пророка с непростой судьбой. Так интересней! К тому же это придает нашей случайной встрече флер романтичности. Таинственный незнакомец, вышедший из ниоткуда и исчезнувший в никуда.

Специально для охмурения женщин майор располагал массой заготовок вранья о себе. Он выступал то кинорежиссером, водившим знакомство с Витторио де Сика, Бернардо Бертолуччи, Софи Лорен и Марчелло Мастроянни, то писателем, то секретным, особо опекаемым властями, инженером. Выбор образа зависел от объекта, которому, точнее – которой, эта легенда вкладывалась в уши для создания необходимого ореола своей личности. То, что Цветана не захотела о нем ничего знать, Понару воспринял с облегчением – перед ним сидела умная, образованная и загадочная женщина, которая – вполне возможно – и сама знакома с Бертолуччи или де Сика. Тогда позору не оберешься.

– Вы столь же романтичны, как и прелестны! Что же мы сидим просто так? Мы же в ресторане, где не только исповедуются незнакомцам, но и отдыхают! – непринужденно сменил тему Ион. – Давайте закажем вина, чтобы отметить нашу случайную встречу. Вы не против?

– Я уже пью джин с тоником, этот коктейль очень кружит голову, – сказала болгарка, поглаживая запотевший хайбол с коктейлем своими маленькими изящными пальцами. – Мне кажется, я уже и так немного пьяна.

– Ну, это не страшно, это только аперитив, – Понару уверенно взял алкогольную тему в свои руки. – Вы не против бутылочки местного сухого белого вина? Румынские вина, особенно белые, очень неплохие. Вы пробовали уже какое-нибудь?

– Нет, не доводилось.

Понару подозвал рукой официанта:

– Любезный, будь так добр, какое самое лучшее из румынских вин у вас в наличии?

– Очень рекомендую «Котнари».

– О, чудесно! Вы знаете, – обратился Ион к Цветане, – Румыния – это латинская страна, которая по какому-то географическому недоразумению попала в славянское окружение. На самом деле мы очень близки к Италии и Франции. Буквально во всем, в том числе и в виноделии. Вино «Котнари» обязательно нужно попробовать. Уверен, что Вам понравится.

– Ну что же, давайте. Гулять так гулять!

Понару сделал заказ:

– Любезный, бутылочку охлажденного «Котнари» и что-нибудь легкое к вину.

– Сию минуту, – ответил официант и исчез. Через две минуты прохладный напиток уже был разлит в бокалы.

Майор спросил, поднимая свой фужер:

– Цветана, а почему Вы сказали «гулять так гулять»? Что празднуем?

– Да нечего мне праздновать, – ответила она. – Я говорила, что у нас с мужем идет что-то не так. А с недавних пор и того хуже – я стала чувствовать, что он мне изменяет. Доказательств нет, да я и не опустилась бы до того, чтобы рыться в его карманах, копаться в его записной книжке, исследовать его одежду на предмет женских волос, или – упаси Господь! – начать следить за ним. Но незримое присутствие других женщин между нами, каких-то его мелких и скоротечных связишек я просто ощущаю. Как он пахнет, возвращаясь якобы с работы, чужими духами, чужой помадой, как он отстранен от меня. Сердцем чувствую! И мне это причиняет боль – ведь я все еще надеюсь! Вот и сейчас он, видимо, договорился о встрече с какой-то женщиной. Наплел мне ерунду про сверхурочную работу и ушел, а меня просто бросил здесь, в одиночестве. Поэтому я и думаю – может, гульнуть сегодня? Ему назло!

Майор с трудом скрывал свое возбуждение – фишка в игре на соблазнение не просто шла – она поперла. Заброшенные мужьями жены были его коньком. Этому контингенту со стороны Понару предлагалась игра-ловушка под названием «Мне тоже грустно и одиноко, я тоже несчастен». Срабатывало практически стопроцентно. Главное – откровенность на откровенность. Она ему – о своей беде, он ей – о своих проблемах.

Выпив свой бокал, Ион примерил маску легкой меланхолии. Подняв печальные глаза на красавицу, он со вздохом произнес:

– Цветана, Вы даже не представляете, как я Вас понимаю. У меня тоже не все ладно на семейном фронте. Не буду скрывать – я женат. Женился совсем молодым, по глупости. Когда осознал, что мы с женой совершенно разные люди, разводиться было поздно – пострадает моя репутация, мое положение в обществе. Вот так и мучаюсь. Говорят, что счастье – это когда утром с радостью идешь из дома на работу, а вечером с радостью спешишь с работы домой. Так вот – я, наверное, несчастлив, потому что радостно бегу лишь на работу. Впрочем, постороннему человеку это понять невозможно. Тоска, безысходная тоска – вот что я чувствую дома.