– Как что? Вы, господин следователь, не всё услышали. Фофанова. А батя её Фофанов был председателем колхоза в Вареневке. Коммунист. И сын его Демка Фофанов в активистах при советах состоял. А с чего Фофановской девке менять имя и фамилию?
– Вы кому про это доложили? – снова задал этот вопрос Лисовин. – Про девку доложили?
– Дак сказал командиру охранного взвода.
– А что он?
– Дураком меня назвал.
– Почему? Сведения не показались ему важными?
– Он сказал, раз начальник полиции эту курочку топчет, то нам дела до этого нет.
– А что же вы?
– А чего мне? Приказано не думать, про это, я и не думаю. Вот вы спросили, и я рассказал.
– Я понял, Авдеев. Но прошу вас никому эту информацию больше не раскрывать. Я сам все тщательно проверю. А вам спасибо за бдительность. Вы можете идти.
Авдеев ушел. Лисовин стал думать, что ему делать с этой информацией. Пока ничего на Третьяка у него не было. Ну, пользует он молодую девку. Пусть отец у девки был коммунистом. Но и сам Третьяк бывший коммунист. Да и Воскобойник при советах должности занимал и Каминский.
Доложить Дитмару? Пока не стоит. Нужно тайно в этом деле самому покопаться.
Лисовин записал в блокноте:
«Селезнева – Фофанова Ирина. Шкатулка Голицына»…
***
Лисовин поднял архивные документы Локтя. Благо большевики при отступлении мало что смогли вывезти или уничтожить. Дело об убийстве председателя колхоза Фофанова имелось в наличии. И в деле нашлись фотографии.
Следователь отправился в хозяйственный отдел. Там сидел шестидесятилетний Семёныч. Он был коренной житель Локтя и многих знает.
– Здорово, Семёныч.
– Здорово, господин следователь. Чего надо?
– Вот хотел тебе одну фотографию показать.
Семёныч посмотрел на пожелтевшую карточку.
– Знаю. Это Иван Фофанов и семья его. Вот жена и вот дети Демьян и Ирина.
– Ты хорошо знал Фофанова?
– Я? Нет. Но я сам в Вареневке родился. Только потом переехал в Локоть. Еще до коллективизации.
– Значит, с Фофановыми не общался?
– Нет. В друзьях не ходили.
– И что с ними сейчас не знаешь?
– Дак Иван погиб давно. Лет десять тому, как погиб. А баба его и по сей день в Вареневке живет. А вот про детей не знаю ничего.
–Уверен?
– Дак из ума еще не выжил.
– А скажи мне, Семёныч, ты про «Золотую банду» слыхал?
– Сказал тоже! Кто в здешних местах про них не слыхал. Это самого Корня команда. Сколь людей перерезали – жуть. Взяли их и Корня кончили. Но вот золотишка не нашли. Про то все знают.
– Все?
– Дак добра у банды было страсть сколь. Не просто так они «золотыми» звались. Но про то тебе не меня спрашивать.
– А кого?
– Начальника нашей полиции. Он ведь дело «золотых» вёл. Кто к тому делу касательство имел, тот его никогда не бросит.
– Это почему же?
– Я сказал, что добра там было – хоть лопатой греби…
***
Лисовин хотел найти хоть какие-то сведения по делу «золотых». Но в уголовном архиве порядка не было никакого. Ему попался только листок с описью голицинского клада. Изумруды (29 штук с описанием каждого камня), сапфиры вынутые из оправы (57 штук), бриллианты 109 штук (с описанием крупных экземпляров). Украшения: броши (20 штук с подробным описанием каждой), браслеты (42 штуки), диадемы (18 штук, 2 уникальные с описанием всех камней), ожерелья (12 штук, 10 из них с описанием).
– С чего бардак-то такой в архиве у вас? – спросил Лисовин у старика-хранителя.
– А мне чего? Большевики как уходили, так и разбросали все. Кое-чего вывезли. Но основные документы было приказано сжечь.
– И почему не сожгли? – спросил Лисовин.
– А некому было. Я к тому времени уже здесь не работал. Это потом, при ваших, меня снова сюда поставили. И паек дали.
– Но почему такой бардак? Ничего найти нельзя?
– Кто мне помощников дал? Как все это самому разгрести?
– Но в архиве с личными делами все в порядке.
– Там люди работали. А здесь только сам начальник полиции заходил.
– Господин Третьяк?
– Он самый. Приказал мне отыскать давнее дело «золотых».