Стрелец государева полка. Меч падишаха

Сколько уже было этих рад за последнее время! Голова могла пойти кругом. Рада в Гармановцах, где низложили Выговского, и предварительно утвердили молодого Хмельницкого. Сколько сил она забрала у него, и посеребрила виски.

Затем, после избрания Юрия, именно он, Иван Брюховецкий, вынужден был отправиться на Запорожье, чтобы поддержали запорожцы нового гетмана, и не возникло в Украине новой усобицы.

Сколько тогда он золота потратил на подкуп и на подарки куренным атаманам. Сколько горилки поставил братчикам-запорожцам, пока убедил их поддержать нового гетмана единогласно. Сам Иван Сирко тогда похвалил его расторопность и ум.

– Умеешь ты говорить с казаками, Иван, – сказал тогда Сирко. – Даже я так бы не смог их убедить.

– Это благодаря тебе у меня все получилось, – произнес ответный комплимент Брюховецкий. – Казаки в тебя верят. Ты отличный кошевой атаман, пан Иван.

– Я за то чтобы сын Богдана стал нашим гетманом. Я всегда был против Выговского. Он продал Украину ляхам!

Затем Брюховецкому пришлось отправиться в Белую Церковь и там снова, на новой казацкой раде, добиться очередного избрания Юрия Хмельницкого в гетманы. На этот раз Юрий был провозглашен гетманом единогласно и его булаву уже никто не оспаривал. Признал его власть и царь Алексей Михайлович. И вот тебе новая рада в Ржищеве!

Первым Брюховецкого встретил Яким Сомко.

Этот казацкий полковник был родственником Богдана Хмельницкого. Первая жена гетмана была сестрой Сомко и он, в 1648 году, выступил вместе с Богданом против поляков и был участником многих битв.

После битвы под Конотопом и после отречения Ивана Беспалого, стал наказным гетманом слободских полков. Он одним из первых во главе своего отряда в пять тысяч сабель выступил против Выговского в надежде самому стать гетманом Войска Запорожского. Но на Раде утвердили Юрия Хмельницкого. Сомко смирился, но мыслей достигнуть булавы не оставил.

– Уже знаешь вести из Ржищева? – спросил Сомко Брюховецкого.

– Знаю. Но как ты, полковник, узнал про это так быстро? – Брюховецкий был удивлен тем, что осведомители Сомко работали не хуже его собственных.

– Неважно как я узнал. Важно, что мы будем делать? Казаки требуют усиления власти гетмана, пан Иван, и полной самостоятельности украинской православной церкви.

– Я это знаю, – угрюмо произнес в ответ Брюховецкий. – Царь никогда не пойдет на это. Ты, пан полковник, ведь знаешь, что за требования привез в Чигирин полковник Ляпунов.

– Как не знать. Царь требует слишком много и сразу. Стоит действовать немного осторожнее.

– Пан Яким, так и не понял, что московские цари хотят получать то, что желают. У них на Москве иные порядки, чем у нас. А две армии князя Трубецкого и боярина Шереметева могут поддержать эти требования.

–Наших казаков мутят известные тебе полковники. Не со своего же голоса они поют! И теперь нам не обойтись без новой Рады! И созвать её надобно в Переяславле, там, где созывал раду Богдан. До биса (до бiса – к черту) Ржищевскую раду!

Они вошли в зал, где уже собрались многие властные люди в Украине. Это были те, от кого зависели судьбы страны. Паны полковники и паны старшина генеральная. Сколь разными они были! И выходцы из шляхты православной, блестяще образованные и умные; и выходцы из низов, из буйной казацкой голоты, что саблей прорубила для себя место на этом украинском Олимпе; и вчерашние мещане, и недоучившиеся спудеи (студенты); и славные своими подвигами казаки.

– Панове, а где же гетман? – спросил киевский полковник Екимович.

– Он давно должен был вернуться!

– Пана гетмана нет в Чигирине! – произнес полковник Сомко.

– Но когда он вернется?

– Да на кой он вам сдался? – спросил нежинский полковник Василий Золотаренко. – Мы и без него все решим. Наш гетман еще зело молод. Пусть слушает старших, и учится управлять.

– Оно так, пан Василий, – согласился с Золотаренко Брюховецкий, – но он наш законный гетман.

– А мы Рада генеральная Войска Запорожского, пан Иван. И ежели гетмана нет, то дела нам все одно делать надобно. Вопросов много накопилось.

– Верно! Если гетман не соизволил явиться, то все решать станем без него! – произнес Яким Сомко.

Совет начался…

2

Москва: Кремль, покои царя Алексея Михайловича.

Царь и великий князь Всея Руси Алексей Михайлович всегда соблюдал дворцовый этикет. Никогда он не позволял себе показываться на людях без византийской пышности. Подданные всегда должны были видеть в нем не простого человека, но помазанника божия.

В глубине души государь страдал от того, что не от Рюрика происходит. А межу тем князья Долгорукие от него род свой вели и везде кичились этим. Мол Рюриковичи мы истинные. Князья Милославские от Гедимина род выводили. Знатнейшими на Руси себя называли, хотя и добавляли «после государя великого». А получалось, что были на Руси роды древнее царского.

Поэтому царь никогда не допускал никаких вольностей в отношении с нижестоящими и даже самые знатные именовали себя его холопами, и назывались уничижительно Ивашка, Романка, Богашка, Петрушка.

Сейчас в этот ранний час государь одет в белый кафтан с золотыми шнурами. Волосы его тщательно ухожены и перехвачены золотым обручем. Пышная волнистая борода расчесана и пахла заморскими благовониями.

Царь принимал в палате ближних людей. Это Афанасий Ордин-Нащекин и дьяк иноземного приказа Алмаз Иванов. Люди они незнатные и возвышены самим царем за ум и таланты к делам государственным.

Ордин-Нащекин, сын мелкого дворянина, по рождению своему не мог подняться в государстве Российском выше сотника, но судьба благоволила ему, и он стал первым боярином и руководителем внешней политики государства Московского. В 1660 году его звезда поднялась особенно высоко.

– Что за вести принес ты, Афанасий? – спросил царь.

– Вести из Малороссии, великий государь. Гетман Хмельницкий, твой подданный, слишком подвержен влиянию разных людей. И от того он ненадежен.

– И что он сделал такого, чем мог прогневить меня, своего государя? – строго спросил царь.

– Пока ничего. Но слишком он нерешителен в исполнении воли твоей. Воевода Шереметев особой подмоги от него пока не дождался. Хотя Юрий ему и не отказывает прямо, но и помогать не спешит. Не радетель этот гетман дела твоего. Что нам с того, что он сын Богдана Хмельницкого? Сам Богдан не бог весть какая важная птица.

– Ты про что это?

– Род Хмельницких не слишком знатен. Я просмотрел родословные списки, что мне в приказе составили и…

– Афанасий, а ты сам разве из великого рода? – прервал боярина Алексей Михайлович.

– Я, государь? Я тобой возвышен, – смущенно пролепетал Ордин-Нащекин.

– Именно мной, Афанасий. И возвысил я тебя за ум, но не за знатность рода. И чин тебе пожаловал высокий, и боярство сказал[20 - Сказал боярство – пожаловал в бояре.]. И надо многими знатными вельможами тебя я поставил. С чего это ты вздумал родословные списки читать? Али дела иного нет? А Богдан Хмельницкий был тем знаменит, что сделать смог!

– То мне ведомо, великий государь. Но все равно не радетель сын Богдана дела твоего.

– Мне все, что ты говоришь хорошо ведомо, Афанасий. Али ты думаешь, что твой государь ничего не видит?

– Что ты, великий государь! Велика прозорливость твоя и ум твой. Но не досуг тебе во все дела-то вникать. Нам в Украине верный человек надобен.

– Ты прав, – с улыбкой согласился царь.

– Прав? Но тогда за что коришь своего слугу Афоньку, великий государь?

– Ибо ты не понял всего, Афанасий. Пока пусть Хмельницкий для нас кое-что сделает. А затем мы подумаем, кем и когда его заменить.