Хозяйка северных морей

Поговаривали, что всему виной была личная драма Якова – любовь к московской барышне, которая, покрутив хвостом, бортанула нищего шведа, и укатила с купчиной в Первопрестольную.

«Сила, ум, бульдожья хватка, умение хранить чужие тайны и не высовываться, да ещё и знание языков – и просто поручик?!» – удивится читатель. И будет прав. Не всё так, как видится и не всё то золото, что блестит.

Царь, Пётр Алексеевич был самодуром, извергом, да кем угодно, но вот дураком, он не был точно. Иначе сидел бы себе тишком в Кремле и не рубил «окна в Европу, так что щепки летели во все стороны, и в соседей тоже. Коим это «окно», было как кость в горле, особенно шведам. Кому ж охота барыши терять.

Вот и вредили скандинавы и шпионы ихние, тайно и явно гадили, как могли.

А кто дерьмо убирать будет и вражин из Отечества калёным железом выжигать?

Приказ тайных дел, учреждённый Алексеем Михайловичем, при царевне Софье захирел совсем. Лазутчики иноземные расплодились в родной Державе, что тараканы за печкой.

Начинать войну, когда за твоей спиной засланец притаился, и норовит ножиком пырнуть или бомбу кинуть?

Да вы шутите господа хорошие.

Вот и пришлось Ушакову принимать на себя часть забот, Преображенского приказа, коим заведовал князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский.

Предстояло возрождать Приказ Тайных дел —Тайную канцелярию Петра Алексеевича, по-нашему ГРУ или ФСБ, – это как кому нравится, сущность одна.

Дурака и лизоблюда, на такое дело не поставишь, а знающих людей —кот наплакал, да и не всякий потянет. Тут особый склад характера требуется, хитрость, изворотливость, умение плести интриги.

А что такое интрига? Это не поединок на шпажонках – туда-сюда, прыг скок, железками друг в дружку тыкать.

Интрига – это смертельная схватка, когда и противника зачастую не видишь вовсе, но ты должен знать о нём всё, потому что, он гад стремится к тому же. И удар должен быть только один, но смертельный.

Вот за каким лешим направлялся гвардейский поручик Ушаков в Преображенский Приказ по повелению самого царя.

***

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Близился час обеда, когда к зданию Преображенского приказа, выстроенного на самом берегу Яузы, подъехал всадник на обычной лошадёнке серого цвета. У дверей приказа стояло двое стрельцов с ружьями. Явно изнывая от безделья, они невесело посматривали по сторонам.

Конечно, прибывшего офицера, и наверняка дворянина, заметили сразу, но никого вовнутрь не пропускали. Служба такая.

А на попытку открыть дверь голос подали оба, сразу:

– А ну, стой! Куда прёшь? – злобы в голосе не было, но зверскую рожу скорчили, для порядка и скуки ради.

– По повелению царя, – не особенно обидевшись, гаркнул в ответ "детина", да так, что охранники оглохли на оба уха в момент, а дежурный офицер выскочил на крыльцо с ошалелым видом и зенками  величиной с целковый, причём каждый глаз в отдельности.

—Чего орёшь, дубина, порядку не знаешь?

—По повелению царя я, вот пакет князь-кесарю, – поручик лихо выхватил запечатанный конверт из сумки, висевшей у него на поясе.

Такие посланцы здесь были не редкость.

—Пропустить!

И, уже обращаясь к прибывшему офицеру, негромко добавил:

—Проходи ваше благородие. Сейчас Самому доложу. А пока в прихожей постой или на лавку присядь.

К удивлению дежурного офицера, поручику долго ждать не пришлось. Уже через четверть часа он входил в кабинет Ромодановского, что было удивительно, потому что иные господа и по двое суток дожидались ответа, не жравши, кстати.

Фёдор Юрьевич Ромодановский с вечера напившись медовухи, к которой имел слабость, сверхнеобходимого, сейчас сидел за массивным дубовым столом в просторной комнате, служившей ему рабочим кабинетом.

Главный «изверг Империи» откровенно страдал от мучившего его похмелья. Сушняк был конкретный, голова гудела как медный колокол и во рту было сухо как в пустыне летом.

Да и воняло изо рта Фёдора Юрьевича, таким ядрёным перегаром, что все тараканы за печкой, зажав носы, забились по щелям и не высовывались. Пережидали аспиды газовую атаку.

Большими, чуть навыкате глазами князь-кесарь смотрел не на стоявшего перед ним офицера, а на кувшин с огуречным рассолом, поставленный Марфой прямо перед ним.

Тело у князя Ромодановского было коротким, необъятной толщины. Голова крупная, похожая на тыкву, глаза маленькие, чуть навыкате, как у жабы, и смотрели они на входивших в его кабинет людей с нехорошим прищуром, пытливо, с подозрением. От такого взгляда не укроешься – всё нутро, насквозь видит «антихрист».

Протянув руку, князь-кесарь,решил начать разговор всё же с глечека. Сграбастал своими короткими толстыми пальцами, унизанными дорогущими перстнями кувшин с холодным огуречным рассолом, пригубил и не остановился, пока не выпил всё содержимое, утешив свою ненасытную утробу.

И только после этого, глянул на вошедшего в кабинет поручика. Взирал своим фирменным взглядом, из-под густых ресниц.

Зырк этот мало кто выдерживал, – ломались многие, на колени падали, а иные так и за сердце хватались.

Офицер спокойно смотрел прямо перед собой и на его лице, не отразилось никаких эмоций. Страха не было точно.

« А чего бояться? Меня царь послал, пусть меня и боятся!»

«Ишь ты, храбрец какой выискался, ничего сейчас я тебе рога-то пообломаю» – подумал Ромодановский, но виду не подал, наоборот, улыбнулся и приятельским голосом предложил:

—Брагу пить будешь?

– По повелению Петра Алексеевича я, – чётко ответствовал поручик.

– Вижу. Не слепой. Давай сюда твою бумагу.

Ромодановский неспешно вскрыл пакет и углубился в чтение.

—Хм, – усмехнулся, прочтя депешу, и неожиданно для гвардейца заговорил по-шведски:

—Желаешь послужить на благо Отечества юноша, или государю нашему Петру Алексеевичу?

Вот зараза, подловить хочет «аспид" – невольно подумал Андрей, но даже и бровью не повёл. Ответ был готов:

—Желаю послужить на благо Отечества нашего, Петру Алексеевичу вручённое – спокойно почти без эмоций ответил Ушаков. Подумав, повторил то же самое по-шведски, а затем по-французски и по-голландски, – так на всякий случай ,но уже не так гладко.

В том, что это была заготовленная провокация, Андрей даже и не сомневался.

Выкрутился шельмец. Ну что же : молод, но не дурак и не лизоблюд, по глазам видно, ну погоди у меня" – усмехнувшись, Ромодановский поднялся из- за стола и прошествовав к двери, обернулся, уже открыв её почти наполовину:

—Ну, пойдём голубь сизый, посмотрим на тебя в деле. Пощупает тебя, щипчиками горячими, да угольками из печки попотчуем.

Глаза князя не моргая смотрели в лицо Ушакова. Ромодановскому этот офицеришка становился интересен, и ему хотелось проследить его реакцию – при таких вот словах не то что смерды, бояре и те бледнели, а глаза их начинали бегать, выдавая страх и ужас, заполнявшие душу человека.