Тень в тени трона. Графиня

– Не просто кардинал, а Его Высокопреосвященство кардинал-архиепископ – примас Новой Испании. Примерно лет семьдесят, может больше, невысокого роста, крепкого телосложения. Помирать в ближайшее время не собирается. В Новом Свете уже одиннадцать лет, умен, коварен, беспощаден, хитер, любит интриговать, жаден до денег и золота, до назначения в Новую Испанию шесть лет был помощником Великого инквизитора Испании. А еще у меня есть его портрет, – Герд не без гордости достал из своей папки очередной лист бумаги и протянул губернатору.

– Интересно, откуда он у тебя. Примас позировал перед твоими шпионами? – съехидничал губернатор, беря в руки протянутый листок.

– Да нет, кардинал честолюбив и любит заказывать свои портреты. Кстати, портрет сделан без малого четверть века назад. А это черновой эскиз эпического полотна. Мне пришлось выложить за него приличную сумму. Эскизы нынче дороги. Но для дела не жалко.

Губернатор взял эскиз. Хватило и пары секунд, чтобы гримаса удивления, бывшая на лице губернатора, сменилась презрением и желанием разорвать и сам портрет, и того, кто на нем был изображен.

– Но ведь это дон Хуан де ла Фуэнте. Я знаю этого испанского негодяя, – губернатор зло бросил эскиз на стол.

– Дядя Габриэль! Мы оба его знаем. Просто вы не рассказывали мне эту историю так, как ее видите вы. Как ее видят остальные, я уже в курсе – служба такая, знаете ли. Отсутствуют некоторые фрагменты, картинка не складывается, и мне бы хотелось услышать вашу версию тех событий.

– Да, не рассказывал, – согласился губернатор, – и правильно делал. Тебе не стоило влезать в это дело. Слишком опасно. Можно сгореть, быстро и качественно.

– А может быть, сейчас пришло время и шанс поквитаться. Я не настаиваю, – Герд поднял правую руку, давая понять, что он не давит на дядю – решение за ним.

Губернатор молчал. Прошло двенадцать лет, как они покинули родной Амстердам, спасая свои жизни и потеряв близких им обоим людей.

Опасность отступила, и стоит ли опять бросаться в пропасть – он не знал. Но они поклялись отомстить за тех, кто их любил, и кого любили они. Видно, пришло время платить по счетам.

– Хорошо, я расскажу. Слушай – верить или нет, решать тебе. Рассказ будет долгим. А после – решим, что делать и стоит ли делать что-нибудь вообще.

Исповедь Габриэля сыграла ключевую роль во всей этой истории.

«Что же произошло?» – спросите вы. И вопрос будет более чем уместен. А произошел ряд событий, о которых следует рассказать.

Так что оставим на время дядю с племянником на острове Кюрасао и переместимся в Амстердам, за двенадцать лет до описанных выше событий.

Глава вторая

Жадность, предательство и интриги

Верфи вблизи Амстердама основал Ханс Нортон – отец Артура и Габриэля, двух юношей, ничем особо не отличавшихся от своих сверстников. Купив заброшенную, разоренную, никому не нужную верфь, он за двадцать лет стал из простого корабельного плотника одним из лучших корабелов Соединенных Провинций Нидерландов.

Талант и удача, а еще труд и умение сплотить вокруг себя людей, создать свою команду единомышленников, помешанную на кораблях, каждодневный труд и желание отдать всего себя делу – вот разгадка его успеха.

Каждый новый корабль был лучше предыдущего, и это сразу оценили торговцы и моряки. Корабль – это и дом, и крепость в океане, среди бурь, штормов и штилей. Старина Нортон просто нюхом чуял, кого и куда нужно поставить, кому что можно поручить. На ощупь и глаз мог без ошибки определить качество древесины: здесь не досушили, там не додержали, это можно использовать, а это ни на что не сгодится. Торговцы лесом быстро поняли, что «шутки» с материалами и оснасткой на этой верфи не пройдут, и везли только то, что действительно нужно было для дела, и только лучшего качества, плутни не проходили, дерьмо впарить не получалось, хотя поперву и пытались.

Платил он честно и в срок, не забывая, конечно, и о своей выгоде. Точно мог определить, что пойдет для остойчивости корабля, что для скорости. Смотря на чертеж, мог на ходу предложить новшество, которого не было на других верфях. Потом, уже по прошествии времени, это копировалось мастерами на других верфях.

А еще он ценил своих мастеров, готов был ради них горы свернуть, даже если потребуется нарушить закон. Парочку, если не более, подлецов даже по-тихому утопили в городских каналах, на неглубоком месте. А что тут такого, рыбам тоже кушать хочется, а без мерзавцев, которые портят хорошим людям жизнь, жить как-то становилась лучше и веселей. Люди ему отвечали тем же.

Дела шли в гору, сыновья учились на верфях – своими руками и головой, постигали науку корабелов. Слава о верфи Нортона была заслуженной. Заказы на корабли выполнялись в оговоренные сроки, к качеству судов претензий не было – за все время существования верфи ни одного некачественного корабля. Дорого! Но море – лучший проверяющий, и корабли с честью выдерживали любые, даже самые жестокие испытания океаном. Верфь становилась популярной и пользовалась заслуженной славой.

Через двадцать лет после покупки верфи «старик», как его часто называли за глаза, отошел от дел и вскоре тихо скончался в кругу семьи, окруженный заботой и вниманием.

Управление верфью перешло к его старшему сыну – Артуру. Габриэль – младший из братьев, стал его правой рукой. Артур стал достойным наследником и продолжателем дела отца.

Талант корабела и администратора – это у него было не отнять. У Габриэля такого не было, но зато он неплохо справлялся с бухгалтерией и поднаторел на этом поприще не хуже чиновников из городской управы. Кстати, умение налаживать знакомства с нужными людьми у Нортонов было в крови. Братья были обеспечены материально, уважаемы в обществе и вполне счастливы.

Все изменилось с того дня, когда на верфи появился дон Хуан, в сопровождении охраны из полдюжины монахов в белых шерстяных одеяниях и черных мантиях с капюшонами, говорящими о принадлежности к ордену святого Доминика.

Сам дон Хуан для обоих братьев был интересен уже тем, что им еще ни разу не приходилось общаться с испанскими священниками столь высокого ранга. Кардинал, будучи помощником Великого инквизитора, занимался хозяйственными делами, надзирал за казной и, по слухам, весьма преуспел в обогащении Святого Престола, не забывая и о себе любимом. Состояние его было огромно, жадность была еще больше.

На вид это был мужчина примерно лет семидесяти, с живым подвижным лицом и неподвижными серыми глазами, в которых сквозило презрение и высокомерное спокойствие. Облачен он был с ног до головы в красную мантию. Небольшая естественная лысина, окруженная седыми волосами, служила своеобразной тонзурой и покрывалась алой кардинальской шапочкой. На руках Его Высокопреосвященства были красные перчатки с обязательным епископским сапфиром на безымянном пальце правой руки.

На фоне красной сутаны выделялся белый, тонкого пленения воротник, на груди поблескивал золотой крест, рядом с крестом на простом темном шнурке висел голубой лунный камень в платиновой оправе.

Опытный ювелир, знающий себе цену, мог бы без труда определить, что голубой минерал медальона был из Южной Индии, крайне редкий, хотя особой ценности и не представляющий, но суеверий и мистики вокруг лунного камня было много. Как выяснилось позже, уже в ходе беседы за обеденным столом, этот медальон действительно являлся «амулетом-хранителем» и кардинал с ним никогда не расстается, что, конечно, являлось нарушением этикета, но на амулет было разрешение самого Папы и короля Испании, если верить слову дона Хуана.

Появление кардинала на верфи было сугубо деловым. Испания нуждалась в галеонах для транспортировки товаров между Севильей и колониями Нового Света.

Корабли, которые строились на верфях Гаваны, были дороги из-за дорогого материала – красного дерева, добываемого в Мексике. Галеоны, построенные на верфи братьев Нортон, уступая в качестве материала, были значительно дешевле гаванских и строились вдвое быстрее. По мореходности голландские корабли были, по оценке капитанов, значительно лучше и удобней в управлении.

Испанская корона, а точнее испанская церковь в лице дона Хуана де ла Фуэнте, хотела сделать заказ на пять сорокапушечных трехмачтовых галеонов для транспортировки грузов, и в то же время могущих достойно защитить себя и груз от разного рода негодяев, промышлявших на просторах океана.

Сотрудничество с испанцами сулило хорошие прибыли и перспективу. Сомнения вызывала лишь финансовая сторона сделки. Испанцы вносили оплату только за два корабля, за остальные три обещали оплатить лишь по окончании строительства и сдачи заказчику. Обе стороны не были настроены потерять свои барыши, и поэтому торговались весь день с перерывом на обед. К ужину сошлись на том, что Святая Церковь в лице дона Хуана выдаст кредит на постройку трех кораблей под оговоренный процент, который будет погашен при сдаче кораблей. Нортоны, конечно, получали несколько меньше, чем им бы хотелось, но зато работой были загружены на ближайший год и получали хорошую перспективу продолжения сотрудничества с богатым клиентом.

На следующий день, подписав договор и оформив все бумаги на кредит, обе договаривающиеся стороны расстались, довольные друг другом, оговорив порядок, сроки сдачи и контроля над строительством заказанных галеонов.

Через полгода, когда началась зашивка бортов, а мачты были готовы для установки, неожиданно случился пожар. Три галеона, наполовину построенные, сгорели, остальные удалось спасти. Сгорели и складские помещения, в которых хранился лесоматериал для постройки.

На следующий день на верфь явился дон Хуан со своими монахами. Осмотрев последствия пожара, он заявил, что заказ в срок не будет выполнен, и потребовал возврата кредита. Предстояли переговоры.

* * *

Как обычно в конце февраля, перед наступлением Великого поста в магистрате Амстердама устраивали карнавал. Приглашались почтенные горожане с женами и детьми. Идти братьям не хотелось, было не до праздника, но на таких мероприятиях можно было поговорить за кружкой пива с нужным человеком, завести полезные знакомства, да и вообще просто отдохнуть, что тоже было немало в их положении.

Артур с братом пришли одни. Эмми – жена Габриэля, будучи беременной, осталась дома. Карнавал шумел по всему городу, пиво было доступным и недорогим, женщины были веселы и тоже доступны, и этим пользовались все, кто хотел и имел возможность. Праздник удался на славу. В магистрате тоже было весело, мужчины чинно сидели за столами и попивали пиво, женщины вертелись рядом, сплетничали, молодежь танцевала под музыку оркестра, расположившегося на балконе. В такой день старались не говорить о делах, но о чем тогда говорить почтенным людям, если пиво еще недостаточно ударило в голову, а жена крутится рядом?

Все шло, как всегда, Артур встретился с нужными ему людьми из магистрата, по поводу испанского заказа, и было видно, что ему пообещали поддержку, не бескорыстно, конечно, но лучше пожертвовать малым, чем потерять все. Габриэль вел весьма полезную беседу с одним из судовладельцев об особенностях перевозки коров, свиней, рабов и прочей скотины. Намечался заказ на постройку торгового судна, как раз для этих целей.

Возле Артура уже несколько раз прошлась весьма приятная во всех отношениях женщина, и не просто прошлась, а сделала все, чтобы ее маневры не остались незамеченными. Чертовка была соблазнительна и сама шла в руки. Артур, будучи не женат, мог себе позволить приударить за женщиной, тем более когда сама она не против. Мужчина был молод, красив, богат, да и пиво туманило мозги и активизировало нужные части организма. Если представлялась возможность завалить в постель красотку, особенно в такой праздник, то это грехом не считалось, обществом не осуждалось, к этому относились с пониманием.

Женщины, бывшие время от времени в объятиях Артура, были им не разочарованы и материально вознаграждены. Приличия соблюдались строго и неукоснительно.

В общем, когда он в обнимку с дамочкой исчез за одной из многочисленных портьер, это не вызвало никакой реакции окружающих. Этим пользовались многие, особенно молодежь, ну а что тут такого неприличного, праздник же.

Прошло не так уж много времени, как за портьерой, куда исчезла парочка, раздался женский визг, что было необычно, но такое тоже встречалось.

«Неужели она девственница?! Везет же людям!» – легко было прочесть по физиономиям находящихся поблизости мужчин. Зависть присутствовала, осуждение – нет. По лицам женщин, обернувшихся на этот визг, явно читалось презрение к негодяйке, посмевшей сохранить невинность, в ее-то возрасте.

За визгом послышался треск разрываемой материи. Это становилось интересным. Количество слушателей прибавилось.

«Какой мужчина! Какой темперамент, не то что мой тюфяк», – на лицах прислушивающихся женщин появилась ясно читаемая зависть к незнакомке, уже столь явно, что мужчинам, которым посчастливилось быть мужьями этих прелестниц, стало откровенно не по себе.

Новый визг и звук пощечины послышались почти одновременно, и на свет божий выскочила растрепанная фурия.

Другими словами было трудно назвать женщину, представшую на обозрение почтенного общества, собравшегося в зале.