Голубая моль

– Тут, понимаешь, надо привыкнуть, к Москве, – говорил Мазин – усвоить московские повадки. Это непросто. Я уж сколько времени здесь, и вроде всё делаю правильно: хожу на белых подметках, шарф завязываю только удавкой, постоянно – к месту и не к месту говорю «на самом деле» и много ещё чего, что требуется. Но всё равно чувствую некоторое отчуждение аборигенов – они каким-то образом определяют, что я не коренной москвич. Но ты этим не заморачивайся, занимайся своим делом. Ведь и в Сибири свои порядки.

За разговорами о сибирском житье-бытье и о житье московском незаметно употребили полбутылки и, без сомнения, одолели бы и всю, но хозяйка озабоченно напомнила о завтрашнем важном для Андрея дне и что ему уж точно, потребуется свежая голова. Замечание было резонное.

– Стало быть, вернемся к этому процессу, как только Андрей, у тебя утрясутся первые дела – заключил Мазин и ужин на этом закончился. Гость уснул сразу же, как только добрался до отведенного ему места.

Утром рано Андрей с первыми тружениками института был уже в этом почтенном учреждении, на этот раз вполне вовремя. Успешно пройдя собеседование, он получил все нужные направления, в том числе, в общежитие и, не медля, отправился туда с напутствием после устройства быта явиться непосредственно для определения научных задач. По дороге решил, что надо уж заодно захватить из камеры хранения вещи, что и было сделано. Общежитие ничем не отличалось от массы ему подобных, даже при том, что здесь был достаточно интернациональный контингент. В том числе и в комнате, где должен был поселиться новый аспирант.

Комната была рассчитана на троих. И два постояльца были в наличии, когда сюда, постучавшись, вошёл Андрей Ребров.

Один из них, кучерявый и темноволосый, со светлой кожей, сидел за столом и что-то писал, другой, тоже кучерявый и темнокожий, делал что-то вроде утренней зарядки, чередуя глубокие приседания с элементами буги-вуги. Оба немедленно прервали свои занятия и воззрились на вошедшего. Его чемодан свидетельствовал, что зашёл он не просто так, а с вполне определёнными намерениями.

–Я к вам пришёл навеки поселиться, – скромно заявил он и представился:

– Андрей Ребров!

Протянутую для пожатия руку схватил танцор:

–Мокумба Зебе!

– Олига Хачатрян, – отрекомендовался вставший из-за стола и крепко стиснул руку гостя.

«Похоже, тут спортсмены подобрались» – решил про себя Андрей и сказал дежурное:

–Очень приятно!

Было ли очень приятно старожилам комнаты, оставалось неясным, но дальнейшая беседа носила вполне дружеский характер.

– Энтомология? – спросил Мокумба Зебе.

–Энтомология, – подтвердил новоприбывший.

– Прямокрылые? – поинтересовался Олига Хачатрян

– Прямокрылые, – заверил его Ребров, – саранча.

Хачатрян удовлетворенно кивнул головой, а Мокумба Зебе подытожил:

– Халеги. Уководитель – Петхов?

– Петров.

–Ха-аоший бой… как это? – муцик!

– Надеюсь.

– Даже не надеись: ха-аоший!

Далее Андрей Ребров принялся за своё устройство в комнате: разобрав содержимое чемодана, повесил, что нужно, в шкаф, что-то сложил в тумбочку, подумав, переложил содержимое с верхней полки на нижнюю, а с нижней – на верхнюю; небольшой запас непортящегося продовольствия – в холодильник.

– Ну, а за знакомство – чуть погодя, – сказал он .

За этими мелкими хлопотами прошло почти три часа, приближалось время обеда. Андрей решил использовать оставшееся для того, чтобы отзвониться – родителям и Ирине Ветровой. Особенно их порадовало, что всё устроилось с жильём. После обеда свежий аспирант снова был у своего куратора, Ивана Петровича Лузина, большого знатока насекомых и педанта. Он порасспросил молодого человека о его начальных научных трудах, пообещал за пару дней просмотреть их в компьютере и определиться с дальнейшей работой. Как раз через два дня и состоялся этот замечательный разговор, резко изменивший размеренное, в общем-то течение жизни аспиранта из Сибирска.

– Вот какое дело, коллега, – с подъемом начал профессор Лузин, – в ряде регионов Африки большую озабоченность вызывают периодические нашествия марокканской саранчи. Вы наслышаны о марокканской саранче, не меньше, понятно, чем и о нашей доморощенной, нестадной. О сибирской кобылке, я имею в виду, исследованием которой вы начинали заниматься. Так вот, наши товарищи из Западной Африки обратились с просьбой о сотрудничестве с ними по борьбе с этим вредителем. Они кое-что узнали о наших новых разработках в этом направлении, и связывают с ними определенные надежды. Как вам известно, марокканская саранча с большим презрением относится к ядохимикатам, моментально вырабатывая иммунитет и химические обработки не дают большого эффекта. Хотя учёные продолжают искать инсектицид-панацею. – Лузин перевёл дух:

– Мы пошли другим путём: сделали ставку на биологические методы борьбы, в частности, на применение клещей, когда обнаружили, что часть из них паразитирует на личинках саранчи. Они погибают. Очень перспективная, обнадеживающая мера борьбы с этим насекомым. Дело теперь за полевыми испытаниями. Но их надо делать на месте, в совершенно естественных условиях.

Лузин помолчал, с сомнением пощёлкал пальцами возле подбородка и продолжал, уже без прежнего воодушевления:

– Надо ехать туда, в Магриб. И вот это мы и хотели поручить вам, коллега. Трудности, конечно, будут, но зато будет и первостатейный материал для диссертации!

Он замолчал, ожидая реакции Реброва и, поскольку тот безмолвствовал, ошарашенный неожиданным предложением, добавил:

– Наши туристы платят серьезные деньги, чтобы побывать в тех краях, вам же это не будет стоить практически ничего: дорога за наш счет, питание и проживание – за счет принимающей стороны. Туда же едет тамошний житель и ваш коллега Мокумба Зебе, вдвоём будет веселей и сподручнее.

– А Олига Хачатрян – он не едет?

– Он не едет.

– Но ведь и у нас на Кавказе тоже есть эта саранча, ему бы и карты в руки.

– У Хачатряна несколько другие интересы – уклончиво отвечал профессор и на лицо его набежала легкая тень. А насчет Кавказа: если мы заведем там клеща, неизвестно ещё, как он там начнёт действовать. Вдруг навалится на пчёл, наподобие варроатозного клеща? Это нам совершенно ни к чему. Да и потом – африканские товарищи просили провести все исследования именно у них – всё-таки не только страны, но и континенты у нас разные. Кстати, насчет пчёл мы имели с ними разговор и параллельно вам придется проследить за состоянием пчёл в зоне действия клеща. Всё это будет под контролем.

– Мокумба уже в курсе?

– Да, он постоянно готов в дорогу – сгорает от нетерпения. Но, правду сказать, я больше надеялся бы на вас. Загубить эту работу нельзя.

– На какой срок она рассчитана?

– Месяца три и, по обстоятельствам – плюс – минус две недели.

– Можно подумать?

– Да, конечно. Но я бы такой шанс упускать не стал. Мы можем сделать великое дело.

Полный сомнений, Андрей Ребров вышел из здания и уселся на скамейке неподалеку, в тени жидких акаций. Надо действительно подумать. С одной стороны, Африка – это все-таки не Антарктида, опять же и диссертация, с другой – три месяца тоже не пустяк. Вдруг он понадобится в Сибирске? Родители старые, а с указанного черного континента враз не доберешься. Ирина Ветрова… Но взялся за гуж, не стони, что не дюж. Надо ехать. Авось, они с Мокумбой смогут сделать все за более короткое время.

Вновь он принялся звонить в далекий свой Сибирск. Родители немного взволновались перспективой такой дальней и длительной командировки, но никаких возражений не высказали:

Чай, не на околоземную орбиту сроком на год, – рассудил отец. – Давай, валяй, дави саранчу, чтоб ей пусто было!

Ирина Ветрова, выслушав московского аспиранта, ответила почти профессорскими словами:

– Если представилась такая возможность, надо воспользоваться, я думаю. Три месяца – не так уж долго. Правда, там местами как будто неспокойно, да ещё эти всякие лихорадки. Не напугала я тебя? Нет? Но будь осторожней! Что ты молчишь? Алло!

– Видишь, – не успели познакомиться, тут мне надо в Москву, теперь уже в Африку… Как-то всё неправильно складывается. Я даже на пару дней заехать не успею. Может, лучше отказаться?

– Не надо. Не станем же мы караулить друг друга день и ночь. Вернешься оттуда – подумаем насчет Москвы, как нам там угнездиться. Хорошо?