Приговор при свечах / Judgment in candlelight
Владимир Анатольевич Арсентьев
Один из 676-ти правосудных приговоров написан судьёй Владимиром Арсентьевым короткой ночью при свечах в далёком северном посёлке Восточной Сибири на рубеже веков и спустя 20 лет, пока цвела весна 2020 года, родилась эта книга.
Исходя из своих дел, автор свидетельствует о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства, справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества, определяя всё наше поведение.
One of the 676 judicial sentences was written by Judge Vladimir Arsentiev on a short night by candlelight in a remote northern village of Eastern Siberia at the turn of the century. This book was born 20 years later, while the spring of 2020 was blooming. Based on personal experience, the author tells about the human right to be not a means, but the goal of the existence of the state, where the ideals of freedom, equalityjustice constitute the highest principles of criminal justice and ensure the tranquility of the legal state of civil society, determining all our behavior.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Владимир Арсентьев
Приговор при свечах. Judgment in candlelight
В оформлении обложки использовано фото автора «Жар-птица над Ангарой»
Переводчики: Анастасия Даур и Татьяна Аргунова
В авторской редакции
Художник Е.В. Пикалова
© Арсентьев В.А., 2023
© Пер. Даур А., Аргунова Т., 2023
© ООО «Издательство Родина», 2023
Владимир Арсентьев
Приговор при свечах
Посвящается памяти
Анатолия Васильевича Арсентьева
(1938–2007)
Введение
В «Жизни Арсеньева» Иван Алексеевич Бунин (1870–1953), лауреат Нобелевской премии по литературе, точно подметил душевное состояние брата главного героя романа – социалиста Георгия, задержанного в родительском доме и сопровождаемого жандармами «в Харьков, где было то подполье, за причастность к которому и был он арестован». При этом брат имел вид «арестантской обособленности и бесправности: он и сам хорошо понимал её, чувствовал всю свою униженность и неловко улыбался».
Замечательно, пишет Бунин, что в то самое утро, когда жандармы арестовали Георгия, доносчика убило деревом, которое по его распоряжению, рубили в саду.
На самом выезде из города высился необыкновенно огромный и необыкновенно скучный желтый дом, не имевший совершенно ничего общего ни с одним из доселе виденных мною домов. В нём было великое множество окон, и в каждом окне была железная решётка. Он был окружён высокой каменной стеной, а большие ворота в этой стене были наглухо заперты. И стоял за решёткой в одном из этих окон человек в кофте из серого сукна и в такой же бескозырке. С жёлтым пухлым лицом, на котором выражалось нечто такое сложное и тяжкое, что я ещё тоже отроду не видывал на человеческих лицах: смешение глубочайшей тоски, скорби, тупой покорности и вместе с тем какой-то страстной и мрачной мечты…
Конечно, мне объяснили, какой это был дом и кто был этот человек. Это от отца и матери узнал я о существовании на свете того особого сорта людей, которые называются острожниками, каторжниками, ворами, убийцами. Но ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь – есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся. Для тех чувств, которые возбудили во мне решётка и лицо этого человека, родительских объяснений было слишком мало: я сам почувствовал, сам угадал, при помощи своего собственного знания, особенную, жуткую душу его. Страшен был мужик, пробиравшийся по дубовым кустарникам в лощине, с топором за подпояской. Но то был разбойник, – я ни минуты не сомневался в этом, – то было нечто очень страшное, но и чарующее, сказочное. Этот же острожник, эта решётка…[1 - Бунин И. А. Жизнь Арсеньева: роман. М., 2015. С. 15–16, 105, 108.].
Гений Ивана Алексеевича Бунина «сам почувствовал, сам угадал, при помощи своего собственного знания, особенную, жуткую душу» заключённого, исследовав его арестантскую обособленность и бесправность с помощью собственных чувств, совести, интуиции и знания. Тогда как человеку современному с той же целью, скорее всего, наряду с перечисленными способами познания, потребуется жизненный опыт других людей, выживших в критических условиях своего существования. Знание, вытекающее из подобного опыта, может привести к собственному благополучию в силу мирного состояния души и гармонии. Такое состояние возникает при воздержании от соблазна и осуждения себе подобных, попавших в беду не всегда по своей воле. Интуиция проложит путь чувствам, следуя по которому разум откроет для себя правовую реальность, где созидателем мира человека является сам человек и наглухо запертые большие ворота в тюремной стене откроются сами, как это случилось некогда с автором и его арестантом.
Ощущая и познавая окружающую действительность, естественный человек пытается ради жизни реализовать свои естественные права, принадлежащие ему от рождения, о которых он не может не знать. Не только быть, но и жить человеком, вне которого право не существует. А вне права, по слову М. М. Сперанского (1772–1839), основателя российской юридической науки, – «действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов»[2 - М. М. Сперанский: Сибирский вариант имперского регионализма. Иркутск, 2003. – С. 45.]. Поэтому граф Сперанский, разработав и реализовав первое комплексное законодательство Сибири (1819–1822), затем впервые систематизировал и кодифицировал законодательство Российской империи.
Урожай от трудов Михаила Михайловича Сперанского наряду с отменой крепостного права гражданское общество России получило в 1864 году в виде судебной реформы, положившей правовые начала в судопроизводстве.
О праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства, справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества, определяя всё наше поведение, – в этой книге.
Глава I
Истина никогда не торжествует без борьбы и препятствий
1.1. Особое мнение
Особое мнение судьи при коллегиальном рассмотрении уголовного дела в российском уголовном судопроизводстве не представляет уголовно-процессуальной ценности как таковой, поскольку не имеет процессуальной самостоятельности и не влечёт за собой правовых последствий. Поэтому остаётся редчайшим правовым явлением в отечественном уголовном процессе. Судья, оставшийся при особом мнении, обязан подписать приговор, вынесенный двумя другими судьями. Своё принципиальное несогласие с решением коллег судья вправе письменно изложить в совещательной комнате в виде отдельного документа, либо не позднее 5 суток со дня провозглашения приговора. При изложении своего особого мнения судья не вправе указывать в нём сведения о суждениях, имевших место при обсуждении и принятии судебного решения, о позиции отдельных судей, входивших в состав суда, или иным способом раскрывать тайну совещания судей.
Однако особое мнение судьи как феномен уголовного правосудия в своём культурологическом аспекте способно проявить родовые качества представителей интеллигенции, вовлечённых в правосудие. Например, такое демократическое качество как независимость судьи, чем и заслуживает внимание.
Так, не раскрывая охраняемую законом тайну совещания судей, исследуем несколько шире уголовно-процессуальных рамок, насколько это возможно, проблему личного мнения судьи, связанного с выполнением своих прямых обязанностей по осуществлению уголовного правосудия и возможность реализации своего выбора в реальных условиях уголовного судопроизводства.
Имея в виду, что с психологической точки зрения источником мышления человека являются его ощущения, поступающие через собственные органы чувств. Если судья сам не исследует доказательства непосредственно, то не получает ощущений, в связи с чем у него не возникает мышления. Отсутствие критического мышления лишает судью воли, как регулятора поведения и принятия решения. У него нет выбора, поскольку соотношение между явлениями и предметами окружающего мира ему не открывается. Следовательно, утрачивается возможность их преобразования и упраздняется компетенция судьи как исследователя. Возникает тип судьи – чиновника, для которого правосудный, то есть вступивший в законную силу оправдательный приговор в принципе становится невозможным, поскольку для этого требуется критическое отношение к обвинительной версии следственных органов, необходимым условием которого выступает свобода воли.
То есть речь идёт применительно к общим условиям или общему порядку судебного разбирательства, содержательной основой которого является судебное следствие, когда исследуются доказательства. Само доказывание виновности обвиняемых в преступлениях происходит в суде гласно, непосредственно и устно. В этом состязательном уголовном процессе задействуются культурные коды, в частности функции речи – коммуникативная в виде передачи информации другим людям и интеллектуальная как способ формирования и формулирования мыслей. В результате чего возникает понимание, достигаемое с помощью всего культурного комплекса выразительных средств. Описываемые гуманистически ориентированные идеалы представляются автору – почётному судье безусловной ценностью. В этом гуманистическом ключе естественного и позитивного права исследуются феномены уголовного правосудия, в том числе особое мнение.
Особое мнение судьи способно «смягчить» ответственность виновного в случае обжалования приговора, обратив на себя деятельное внимание вышестоящей судебной инстанции.
Особое мнение судьи строго ограничено в публичности и для общественности закрыто, поскольку «приоткрывает» тайну совещательной комнаты судей. При указанных в законе условиях особое мнение доступно исключительно представителям сторон в уголовном процессе в виде гарантии реализации их прав.
Особое мнение не расщепляет личность судьи, а свидетельствует о её нравственной цельности: как законопослушный гражданин судья, выполняя свой долг, участвует в правосудии и подписывает итоговый документ – приговор суда, а придя к иному существенному для исхода уголовного дела выводу, благодаря демократическим началам уголовного правосудия, выражает особое мнение.
Приведённые рассуждения в отношении особого мнения нашли своё подтверждение при конкретном практическом применении исследуемого правового положения.
Когда уголовное дело в отношении гражданина Клюева[3 - Здесь и далее фамилии изменены.] оказалось в производстве судьи, организовавшего и руководившего его рассмотрением по существу предъявленного обвинения, уже истекали десятилетние сроки давности уголовного преследования Клюева. По делу ранее выносился обвинительный приговор, отмененный вышестоящей судебной инстанцией в середине 1990-х годов в связи с нарушением права на защиту.
В ХХI веке новый (в ряду многих по этому делу) состав суда, после получения председательствующим дела в своё производство, направил уголовное дело прокурору области для производства дополнительного расследования. Основанием послужило то, что уголовное дело по обвинению Клюева органами предварительного следствия прекращено за недоказанностью ещё 16 апреля 1999 года. Данный факт исключал уголовное преследование подсудимого и лишал суд возможности принять решение по существу дела без обращения уголовного дела к доследованию. Возможно, в связи с прекращением уголовного дела остались без исполнения органами предварительного расследования указания по этому делу областного суда, Верховного Суда Российской Федерации от 27 января 1997 года, а также Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 6 августа 1997 года.
В результате чего дело имело многолетний затяжной, волокитный характер. Конкретное обоснование любого из всего двух возможных решений о (не)виновности представляло непреодолимую сложность весьма длительное время, в течение которого Клюев содержался под стражей в тюрьме. Арестант имел учёные степень и звание, будучи человеком науки и ни в чём предосудительном замечен не был. Был женат и воспитывал детей. После разлада с женой оказался надолго в тюремном заключении, но никаких компромиссов по поводу своей невиновности с органами следствия не допускал. Через пять лет семь месяцев и девять дней предварительного заключения Клюев добился в судебных инстанциях своего освобождения из-под стражи под залог.
Рассмотрев в закрытом судебном заседании уголовное дело по существу, областной суд в составе председательствующего судьи и двух народных заседателей признал Клюева виновным в совершении некоторых преступлений из инкриминируемых ему деяний. При этом ограничился наказанием, равным предварительному содержанию под стражей в тюрьме, освободив его от отбывания наказания в порядке пункта 2 части 6 статьи 302 УПК РФ[4 - Архив Иркутского областного суда, дело № 2-15-03.].
Одновременно с этим председательствующий по делу – судья в порядке части 5 статьи 301 УПК РФ остался при своём особом мнении по постановленному приговору и письменно изложил его в совещательной комнате (исходя из запрета законодателя, содержание особого мнения не раскрывается).
Руководитель судебного заседания подписал приговор последним, что видно из подлинника приговора, который провозгласила в зале суда одна из двух других судей, участвовавших в рассмотрении уголовного дела.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации приговор областного суда изменила, исключив осуждение Клюева по эпизодам, по которым к тому времени (после вынесения приговора) истекли сроки давности и по эпизодам, по которым прокурор отказалась от обвинения за отсутствием события преступления, прекратив дело в этой части. В остальной части приговор оставлен без изменения, а кассационные жалобы Клюева без удовлетворения[5 - Архив Верховного Суда Российской Федерации, дело № 66-О03-113.].
Так закончилась долголетняя и сложная, в то же время уникальная история этого уголовного дела и зрелая часть жизни и судьбы профессора Клюева, никак не ожидавшего особого мнения. Публично выразившего суду свою личную признательность и благодарность за принципиальное соблюдение его прав и свобод, особенно – презумпции невиновности.
Что касается особого мнения, то вступлением приговора в законную силу поставленная цель осуществления правосудия была достигнута. При всей своей процессуальной ничтожности особое мнение выразило должное, категорически противоречащее основному принципиальному выводу в приговоре как сущему. Вышестоящая судебная инстанция в составе трёх профессиональных судей Верховного Суда Российской Федерации высказала своё законное мнение, приведённое выше. При этом строгая законность судебной процедуры осуждения Клюева не вызвала никаких сомнений высокой инстанции, что и указано в соответствующем судебном решении.
В законодательной модели постановления приговора в совещательной комнате, при котором все вопросы разрешаются большинством голосов, председательствующий голосует последним. В крайне ограниченных процессуальных условиях мнение председательствующего, принципиально противоположное уже высказанному мнению двух других судей, становится особым мнением. Если не исполнять это законоположение, то коллегиальное рассмотрение уголовных дел теряет свой смысл. Когда судья, поступая иначе, становится законодателем по конкретному делу, то оказывается выше закона и тем самым отчуждается от правосудия.