Год 1943 – «переломный»

– Товарищ генерал, ведь там, наверное, есть мины на дорогах, закопаны танки, пушки стоят. Надо все разминировать, разузнать, пусть пехота сначала пойдет, а мы за ней.

Я знал, что командир бригады только что пришел из резерва. Он был преподавателем. В его ответе была какая-то правда (?), он мыслил строго по-уставному. Но не ко всем случаям жизни можно применить уставные требования. Я решил, что такого командира бригады не следует сразу посылать в бой, а в этот бой послать более опытного командира».

Последовали замена комбрига (заметьте – не командарма), короткий митинг, и уже через час «бригада рванулась».

К 30 ноября «колечко» удалось сжать вдвое, но не расколоть. Генерал Паулюс вывел свои соединения из малой излучины Дона и укрепил ими позиции западнее реки Россошка. Сократив линию фронта, сформировав боевые подразделения из обозов, штабов, связистов, прочих тыловых частей, уплотнив боевые порядки, он активно маневрировал резервами внутри своего «овального фронта» протяженностью 30 – 40 километров с севера на юг и 70 – 80 километров с запада на восток. В центре, в районах Питомника и Гумрака, имелись недосягаемые для советской артиллерии аэродромы, к которым Люфтваффе начали «строить» воздушный мост. Немцы умело использовали систему советских укреплений, построенных еще летом, превратили в узлы сопротивления населенные пункты, заняли высоты, приспособили железнодорожные насыпи, выбывшие из строя танки, вагоны, паровозы и сумели удивительно быстро организовать прочную оборону по всему периметру. Оставалось дождаться обещанной фюрером помощи.

Солдаты Вермахта, несмотря на холод и сокращение продовольственных пайков, сражались стойко, умело, активно, побежденными себя не считали и не теряли надежды на благополучный исход – ведь имелся пример Демянского котла, когда 100-тысячная группировка в течение ряда месяцев снабжалась с воздуха и сражалась в окружении до тех пор, пока не был пробит рамушевский коридор, – и сдаваться в плен не собирались. Не привыкли еще арийцы быть битыми.

Да и многим нашим бойцам не верилось, что в войне наступает перелом, что в конце концов они сумеют сокрушить прекрасно организованную германскую военную машину. Бдительные органы фиксировали высказывания «антисоветского элемента» в красноармейской шинели:

«Красноармеец 680 СП, 189 СД Пономаренко... из крестьян, украинец, беспартийный, 30.12.42 года группе бойцов говорил: «Сейчас зима и мороз, а вот подождите, летом немцы всех нас потопят в Волге. Сейчас не поймешь, кто в окружении, не то немцы не то мы...»

Красноармеец 273 СД Яковлев... русский, беспартийный, 10.12.1942 года среди красноармейцев высказывался: «Хоть наши и окружили немцев, но нам их все равно не взять, т.к. наши воевать не могут и не умеют. Поставили командиров из детей, не обученных военному делу. А у немцев уж если кому дают чин офицера, то он знает свое дело...»

Красноармеец 29 СД Звягин... из крестьян, беспартийный, будучи а/с настроен, среди бойцов и мл. командиров подразделения проводит а/с и пораженческую агитацию: «Газетам не верьте, что Красная Армия стойкая и храбрая. В газетах пишут в основном неправду, а вот в отношении немецкой так прямо скажу, что это армия образцовая и нам ее вряд ли победить. Хотя мы сейчас и имеем успех, но это ненадолго. Получится опять как прошлой зимой. Немцы перезимуют здесь под Сталинградом, а весной они нам покажут, как нынешним летом...»

Более того, почти не уменьшилось количество дезертиров и перебежчиков с советской стороны. Они не верили, что 6-я армия действительно окружена, и бежали к немцам в котел! По неполным данным, в ноябре – декабре особыми отделами Донского фронта было арестовано 94 труса и паникера (из них 22 приговорены к высшей мере наказания), еще 103 человека были расстреляны перед строем без суда. По-прежнему, согласно докладной записке майора госбезопасности В.М. Казакевича, «исключительно большую роль» играли находившиеся позади стрелковых цепей армейские заградотряды и дивизионные заградительные батальоны, придававшие войскам «устойчивость», неоднократно «предупреждавшие неорганизованный отход», неустанно помогавшие бойцам «выполнить свой долг перед Родиной».

В котле находилось более 20 тысяч «русских», кто-то – в качестве военнопленных, кто-то, и их было немало, надели форму солдат Вермахта, служили во вспомогательных частях и даже сражались на передовой с оружием в руках. Так вот, что касается советских пленных, то, судя по всему, основная их масса была, что называется, самые «свежие». Иначе, как бы командарм-21 генерал Чистяков в конце января, после освобождения лагеря в Гумраке, смог набрать из них около восьми тысяч бойцов, сформировать восемь батальонов и направить на передовую – ведь немцы пленных почти не кормили и уже в декабре смертность среди них достигла двадцати человек в день и были зафиксированы случаи людоедства.

В первой декаде декабря по требованию Ставки и под присмотром начальника Генерального штаба Василевского была предпринята новая попытка уничтожить окруженную группировку, и снова безрезультатно. Рокоссовский приводит разговор с командующим 65-й армией генерал-лейтенантом П.И. Батовым:

«Я спросил, как развивается наступление.

– Войска продвигаются, – был ответ.

– Как продвигаются?

– Ползут.

– Далеко ли доползли?

– До второй горизонтали Казачьего кургана.

Я сказал ему: раз уж его войска вынуждены ползти и им удалось добраться только до какой-то воображаемой горизонтали, приказываю прекратить наступление, отвести войска в исходное положение и перейти к обороне, ведя силовую разведку, с тем чтобы держать противника в напряжении».

В неудаче сыграли роль два фактора. Во-первых, бестолковость организации и отсутствие единого руководства, поскольку все рассчитывали на быструю победу. Если генералу Ватутину поставили задачу отодвигать внешний фронт окружения, то Сталинград освобождали сразу два командующих – Еременко и Рокоссовский, независимо друг от друга. 4 декабря Сталин прислал Василевскому вразумляющую телеграмму:

«Ваша задача состоит в том, чтобы объединять действия Иванова и Донцова. До сего времени у вас, однако, получается разъединение, а не объединение. Вопреки вашему приказу, 2-го и 3-го числа наступал Иванов, а Донцов не был в состоянии наступать. Противник получил возможность маневра. 4-го будет наступать Донцов, а Иванов окажется не в состоянии наступать. Противник опять получает возможность маневрировать. Прошу вас впредь не допускать таких ошибок. Раньше чем издать приказ о совместном наступлении Иванова и Донцова, нужно проверить, в состоянии ли они наступать».

Во-вторых, сильно недооценили противника. По данным разведки, численность группировки Паулюса составляла 80 – 85 тысяч человек. Фактически в котле находились не менее 220 тысяч солдат и офицеров, 3200 орудий и минометов, 200 танков. В составе Сталинградского и Донского фронтов на 1 декабря насчитывалось 480 тысяч человек, 8490 орудий и минометов, 465 танков. Правда, по нашим войскам цифры даются «без зенитной артиллерии и 50-мм минометов», а по немецким – с учетом всего, что имело калибр 20 миллиметров и выше. В общем, все равно «сил явно не хватало».

В связи с этим было принято решение о выделении из резерва Ставки для Донского фронта 2-й гвардейской армии, укомплектованной отборными соединениями, – 1-й и 13-й гвардейские стрелковые и 2-й гвардейский механизированный корпуса, и разработан новый план разгрома Паулюса. Начало операции назначили на 18 декабря, с тем чтобы закончить не позднее 23-го. Кстати, получался прекрасный подарок к дню рождения товарища Сталина.

Однако противник «не замедлил внести свои коррективы». 12 декабря от Котельниково к Сталинграду выступил 57-й танковый корпус группы «Гот» и за пять дней сумел продвинуться на 75 километров. Три танковые дивизии, в которых насчитывалось около 500 танков и штурмовых орудий, стальным клином пробивали коридор, по которому должны были проследовать колонны грузовиков и тягачей с 3000 тонн запасов для гарнизона «крепости на Волге». Выводить армию из города в намерения Гитлера не входило.

Как сообщает Василевский, такой вариант развития событий он предвидел и еще в ноябре предупреждал, что «гитлеровцы примут все меры, чтобы при максимальной помощи извне выручить свои войска», и даже имел факты, свидетельствующие о том, что в ближайшие дни немецкое командование «попытается осуществить наступление на котельниковском направлении». Но получилось – не ждали. Во всяком случае, Готу удалось достигнуть тактической внезапности. Запаниковавший Еременко затребовал подкреплений. Чтобы спасти положение, Василевский вырвал согласие Сталина прибывающие соединения 2-й ударной армии направить на разгром котельниковской группировки врага. Возражения Рокоссовского не были приняты во внимание.

Попытка Манштейна пробиться к Паулюсу в конце концов провалилась, группа Гота, потеряв 230 танков, начала отход, но операцию по ликвидации сталинградской группировки, получившей кодовое наименование «Кольцо», пришлось отложить на месяц. Вместе с тем Ставка требовала «продолжать систематическое истребление окруженных войск противника с воздуха и наземными силами, не давать противнику передышки ни днем, ни ночью, все более сжимать кольцо окружения, в корне пресекать попытки окруженных прорваться из кольца». Дивизии продолжали ходить в атаки, изматывая врага, заставляя его расходовать драгоценные боеприпасы, улучшая свои позиции и отгрызая от вражеского «плацдарма» по кусочку. Так, войска генерала Батова к 28 декабря «доползли» до гребня Казачьего кургана. Немцы в долгу не оставались и непрерывно контратаковали, пытаясь вернуть утраченное. Советская артиллерия изнуряла врага систематическими обстрелами и внезапными налетами. Среднемесячный расход боеприпасов в Сталинградской наступательной операции не имел аналогов в военной истории и составил 3 миллиона снарядов и мин, более 90 миллионов патронов к стрелковому оружию – 64 вагона в день. Соединения авиации дальнего действия и трех воздушных армий наносили удары по аэродромам в самом кольце и за внешним фронтом окружения, 102-я авиационная дивизия ПВО и 395 зенитных орудий подстерегали транспортные самолеты, доставлявшие осажденным необходимые припасы и осуществлявшие эвакуацию раненых. Когда огонь на передовой стихал, на передовой включались громкоговорящие установки и начинали вещать на немецком языке, обрисовывая безвыходность положения германской армии и призывая сложить оружие. Над котлом было разбросано полтора миллиона листовок с предложением сдаться.

Для оказания помощи при подготовке и проведении наступательной операции в штаб Рокоссовского 21 декабря прибыл представитель Ставки – главный артиллерист страны генерал-полковник Н.Н. Воронов. Он должен был координировать действия Донского и Сталинградского фронтов. Однако через неделю Сталин решил упростить систему управления и возложить ответственность на одного из командующих. С подачи Г.К. Жукова дело окончательной ликвидации группировки Паулюса поручили генералу Рокоссовскому. Чем смертельно, на всю жизнь, был обижен генерал Еременко. Андрей Иванович участвовал в Сталинградской битве с самого начала и вполне обоснованно считал, что раз его фронт выдержал самые тяжелые испытания, отстоял город, перешел в контрнаступление, то именно ему, по справедливости, должны были доверить поставить в сталинградской эпопее победную точку. Но Иосиф Виссарионович решил иначе. Директивой от 30 декабря Донскому фронту были переданы 62, 64-я и 57-я армии Сталинградского фронта.

Оскорбленный в лучших чувствах Еременко писал в дневнике: «Первостепенное значение имеют не заслуги, а взаимоотношения с начальством...»

План операции, утвержденный 4 января 1943 года, предусматривал нанесение рассекающего удара с запада на восток силами 65-й армии (27, 40-я гвардейские, 23, 24, 304, 321, 252, 258, 173, 214-я стрелковые, 1, 4, 11-я артиллерийские дивизии, 91-я танковая бригада). На первом этапе операции на нее возлагалась задача наступать в юго-восточном направлении на Новый Рогачик и во взаимодействии с 21-й армией (52-я и 51-я гвардейские, 278, 293, 277, 96, 120-я стрелковые, 19-я тяжелая артиллерийская дивизия, 121-я танковая бригада) и ударными группировками 64-й и 57-й армий уничтожить противника, оборонявшегося к западу от реки Россошка. В составе 65-й армии сосредоточивалось более четверти сил и средств всего фронта: 36 артполков, в том числе два большой мощности с 203-мм орудиями, пять зенитных полков и пять полков реактивных минометов (как утверждает маршал К.П. Казаков, «на каждых трех пехотинцев приходилось по два артиллериста»). В ее интересах должна была действовать основная масса авиации 16-й воздушной армии. Левый фланг Батова обеспечивала 24-я армия Галанина (120, 49, 84, 233, 298, 260-я стрелковые дивизии).

На втором этапе главный удар планировалось перенести в полосу 21-й армии, которая, взаимодействуя с 65, 57-й и 64-й армиями, должна была развивать наступление на Воропоново. Затем предусматривался общий окончательный штурм.

Из резерва Ставки ВГК в состав фронта передавались еще одна артиллерийская дивизия, два полка и один дивизион артиллерии большой мощности, пять истребительно-противотанковых артполков, две дивизии реактивной артиллерии, один зенитный артиллерийский полк, семь гвардейских танковых полков прорыва, 20 тысяч человек маршевого пополнения.

Всего к началу проведения операции в составе Донского фронта насчитывалось 39 стрелковых дивизий, 10 стрелковых, мотострелковых и морских бригад, 7 авиационных дивизий, 45 минометных и артиллерийских полков РГК, 10 полков реактивной артиллерии, 5 танковых бригад, 14 танковых полков, 17 артиллерийских полков ПВО. Плотность артиллерии на главном направлении составила 220 орудий и минометов на километр фронта, а в полосе 24-й Самаро-Ульяновской Железной стрелковой дивизии – 338 стволов. Как вспоминает генерал А.Д. Попович: «Под Сталинградом мы приобрели массовый опыт применения орудий прямой наводки. Это было именно в полосе 65-й армии. Орудия стояли не только рядом, но и почти в затылок». Генерал Батов сообщает, что по количеству артиллерии его армия превосходила противника в 15 раз.

65-й армии Батова и 21-й армии Чистякова противостояли 384-я и 44-я пехотные, 29-я и 3-я моторизованные дивизии. Последняя, к примеру, имела 36 орудий, 25 танков и по 80 активных штыков в каждом из шести батальонов. Большинство танков, из-за нехватки горючего, располагались сразу позади пехоты в качестве неподвижных огневых точек. Резерв дивизии состоял из 150 человек саперного батальона.

8 января советское командование предъявило Паулюсу ультиматум с предложением во избежание напрасного кровопролития прекратить бессмысленное сопротивление и «организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии». Документ подписали генерал-полковник Н.Н. Воронов и генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский. Текст ультиматума передавался по радио и сбрасывался с воздуха в листовках. Немцы не стали отвечать, а советских парламентеров завернули обратно.

И дело не в том, что фюрер запретил им сдаваться (можно подумать, Сталин кому-то разрешал), а в том, что любая армия «не имеет права капитулировать, пока она еще хотя в какой-то степени способна вести бой». По твердому убеждению Манштейна: «Для генерала Паулюса отклонение предложения о капитуляции было его солдатским долгом. Единственным оправданием для капитуляции было бы отсутствие у армии боевой задачи, то есть полная бессмысленность дальнейшего сопротивления». Стойкость 6-й армии имела для германского командования огромное значение: «6-я армия – как бы бесперспективно ни было ее сопротивление в будущем – еще должна была в течение возможно большего времени играть решающую роль в развитии общей оперативной обстановки». А чтобы поднять руки в гору, приказ не нужен. Этот вопрос каждый решает для себя сам, в индивидуальном, так сказать, порядке. Кроме того, обещаниям «большевиков» почти никто не верил, а обещаниям фюрера верило большинство.

Буквально накануне прямиком из ставки Гитлера вернулся в котел командир 14-го танкового корпуса генерал Ганс Хубе, сообщивший Паулюсу последние новости: «Относительно Сталинграда фюрер полон уверенности. Теперь перед 6-й армией стоит историческая задача держать Сталинград до последнего, даже если к концу фронт окажется в черте города. 6-я армия должна сковывать крупные силы русских, чтобы дать возможность перестроить южный участок восточного фронта, занятый прежде союзниками». (Когда на первом допросе Воронов и Рокоссовский спросили у Паулюса, почему он не сложил оружия сразу после того, как безысходность положения его армии стала очевидной, и продолжал бесцельно проливать кровь своих солдат, фельдмаршал ответил, что этого требовали стратегические расчеты Германии.) Кроме того, Гитлер обещал, что до середины февраля все будет подготовлено к нанесению «мощного контрудара значительными свежими силами», который изменит всю обстановку «в сторону победы». Для этого предполагалось использовать часть соединений, отходивших с Кавказа, и начавший передислокацию из Франции в район Харькова танковый корпус СС.

В 8 часов утра 10 января «разверзлась преисподняя» – армии Донского фронта после мощнейшей 55-минутной артиллерийской подготовки со знаменами в боевых порядках перешли в наступление. Артиллерия поддерживала атаку пехоты и танков огневым валом на глубину до 1,5 километра, затем двинулась их сопровождать. К концу первого дня, преодолевая ожесточенное сопротивление, советские войска на отдельных участках продвинулись на 6 – 8 километров, а 12 января, срезав западный выступ немецкой обороны, вышли на реку Россошка. Соединения смежных флангов 64-й и 57-й армий, наступая в направлении станции Басаргино, прорвали оборону противника на реке Червленая.

Задача первого этапа была выполнена. Полному разгрому подверглись 29-я моторизованная и 376-я пехотные дивизии. Ввиду отсутствия топлива противник вынужден был при отступлении бросать технику и тяжелую артиллерию. Долбить мерзлую землю на новых рубежах у немецких солдат уже не было сил, и они, обмороженные, голодные, завшивленные, в голой степи на тридцатиградусном морозе возводили укрытия из снега, льда и трупов. «Во всей армии не найдется ни одного здорового человека. Самый здоровый по меньшей мере обморожен, – записывал Паулюс. – Командир 76-й пехотной дивизии доложил вчера, что множество его солдат замерзли насмерть».

«Сверхчеловеки» оказались в тех же условиях, что и красноармейцы, которые точно так же находились под открытым небом, насмерть замерзали в снегу и страдали от педикулеза.

«Все дни перехода мы не ели хлеба, так как наши интенданты заблудились и не могли нас найти, – вспоминает бывший минометчик 1034-го стрелкового полка 293-й дивизии М.Г. Абдуллин. – Мы были до того истощены, что я уже уверился в скорой своей гибели не от фашистской пули, а от голодной смерти. Ослабли мы и физически и морально. Сил не было даже говорить. Было бы лето, съел бы хоть травки какой или корешков, уж я бы нашел... Про баню боязно и думать, такая мечта кажется совершенно сказочной. В продолжение целого месяца мы ни разу не уснули в помещении. В зимних условиях степной местности это трудно выдержать даже такому здоровому и молодому организму, как мой. Изнуряли вши. Я пробовал дустом травить – бесполезно. Куда ты денешься зимой от них? Никуда... Нерегулярное питание, хронический недосып, холод, постоянные физические нагрузки... Пьем грязную воду из грязных котелков, оттаянную из грязного снега...» И далее рассказывает, как всей ротой варили в котелках брикеты комбикорма «и с голодухи съели вместе с мякиной».

Чтобы как-то согреться, бойцы забирались в ямы, воронки, укрывались плащ-палатками и что-нибудь жгли, например тол, извлеченный из противотанковых мин. И угорали целыми подразделениями. Так что всей разницы, что наши одеты были добротнее и огнеприпасов могли не жалеть, их доставляли в первую очередь.

Боевые действия продолжались без передышки днем и ночью. К исходу 17 января советские войска вышли на рубеж Большая Россошка – хутор Гончара – Воропоново, где вновь встретили упорное сопротивление на внутреннем обводе городских укреплений. Протяженность линии фронта сократилась со 170 до 110 км. Особенно ощутимой для 6-й армии стала потеря основного аэродрома в районе Питомника, там же находился и более-менее оборудованный полевой госпиталь. Только теперь из опроса пленных наши генералы «вдруг узнали, что после стольких боев наш противник насчитывает около 200 тысяч человек!» и в очередной раз подивились беспомощности своей разведки.

На этой стадии надежды окруженцев на внешнюю помощь полностью развеялись, в плен начали сдаваться батальоны, вернее то, что от них осталось, но большинство подразделений, даже осознав безнадежность положения, продолжало отчаянно сражаться, приводя в смущение советское командование (за время двухмесячной осады в 6-й армии было вынесено 360 смертных приговоров за попытку дезертирства и неподчинение приказу, что не так много, учитывая отчаянность положения).

«Прошло пять суток нашего наступления, – недоумевал Н.Н. Воронов и ежедневно по два-три часа допрашивал пленных немецких офицеров. – Откуда же у него брались силы и средства? Неужели не сказываются трудности с продовольствием? Как же немцы дерутся, получая голодный паек? Разведка доносила, что суточный рацион немцев состоит из 150 граммов хлеба, 60 – 75 граммов мяса, супа из конины и изредка 25 – 30 граммов масла».

«Мы тогда не раз удивлялись, – вспоминает генерал И.М. Чистяков, – кажется, уж не на что было рассчитывать гитлеровцам, но они продолжали ожесточенно сражаться... дрались, как смертники».

Сказать просто, что немецкие солдаты проявляли героизм, сохраняли верность долгу и присяге, что они имели понятия о воинской чести, у советских мемуаристов язык не поворачивался. Ничего подобного у «гитлеровской солдатни» за душой быть не могло. Ведь каждый советский человек знает: только «в боях за коммунизм рождается героизм» и лишь под ленинским знаменем «сердце горит пламенем».

Хотя вот весточка домой, отправленная бойцом 9-й зенитной дивизии ПВО: «Я горжусь тем, что могу с чистой совестью назвать себя защитником Сталинграда! Будь что будет! Когда придет мой последний час, я умру с радостной мыслью о том, что исполнил свой долг перед фатерляндом и отдал жизнь за нашего фюрера и свободу германского народа». Если последнюю строчку слегка изменить, вставив: «За Родину! За Сталина!», то получится письмо героя-комсомольца, хоть на первую полосу «Правды» помещай, а так – всего лишь свидетельство «ложно направленного чувства немецкого патриотизма и фанатизма оболваненного пропагандой захватчика-расиста».

Ложные посылки приводят к ложным выводам. Поломав голову над тайной немецкого упрямства, Воронов сообразил, что «разведка не учитывала тех тайных запасов продовольствия, которые имели немецкие соединения и части (?)» и которые, видимо, поедали втайне от разведки.

Советское командование решило сделать паузу и еще раз предложило окруженной группировке капитулировать. Но и на этот раз предложение было отвергнуто. Войска Донского фронта приступили к подготовке завершающего штурма. Паулюс для продолжения обороны потребовал у Манштейна срочно перебросить по воздуху несколько пехотных батальонов, но командование группы армий «Дон» «уже не считало себя вправе перебрасывать войска или пополнение» в обреченный котел.

Каждый день, на который удавалось задержать под Сталинградом советские дивизии и тем самым оттянуть их переброску на другие направления, имел решающее влияние на общую обстановку на Восточном фронте. Потому фюрер настаивал на том, чтобы продолжать бой до последней возможности. И 6-я армия, выигрывая для германского командования драгоценное время, по-прежнему приковывала к себе семь советских армий.