Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 2. Французский обиняк

– Я давно не бываю в ДЗК, и нет у меня чеков!

– Ты с такой гордостью произносишь это, как выступление на партсобрании! Не имеешь, так заимей! Ты же матерый! Или я ошиблась в тебе?

Такие накаты стали повторяться все чаще и чаще, которые внесли в его отношение к ней чувство стыда, даже срама, за себя, как за мужчину, который, действительно, только получал, ничего не давая взамен, и довольно долго такое положение вещей сходит ему с рук. Мужское самолюбие было задето, и чувство вины сжигало его, заставляя постоянно думать об этом, а когда спрашивал себя, каким образом он может дать ей все то, о чем она справедливо говорила, то не находил решения. Дополнительного заработка для офицера КГБ, не связанного с внутренними делами страны, а работавшего в мире закордонной разведки, просто не было, не существовало. Даже для того, чтобы купить тот самый коньяк «Наполеон», он был вынужден за- тыривать премии на работе, по червонцу снимать с аванса и получки, отрывать от семьи, чтобы иметь заначку.

Как-то, отчаявшись, решил подкалымить извозом на своем «жигуленке». Промотавшись весь вечер до поздней ночи и зажав в кулаке девять рублей, заработанных от нескольких, снявших его, он горестно ухмыльнулся: «Вот он, замечательный советский строй и великая общность людей новой породы, так называемой социалистической. Рубь за провоз! Да еще найди!» Невыспавшийся, хмурый, стыдящийся сам себя за эту ночную работу извозчиком, приехал на службу и засел за бумаги.

Хоть и стыдно было себе признаваться во всем происходящем, однако он, часто про себя произнося: «Aimer c'est avant tout prendre un risque!»[80 - Любить – это прежде всего рисковать!], – упорно продолжал любовную связь, надеясь, что все само собой утрясется. Марк понимал, что она расчетливо, постепенно хочет обрести власть над ним, но ничего не предпринимал, и не в силу того, что не мог, а просто не хотел. Ему было приятно находиться под напористым влиянием этой молодой, красивой женщины, побывавшей в браке. Она как-то сказала, что сделанная попытка приручения закончилась плохо для ее бывшего мужа.

Вьюгин в общих чертах знал историю своей пассии, начиная с ее приезда из Тамбова, поступления в МГИМО до предложения перейти на службу в Управление «Т» КГБ. Для себя он делал осторожные выводы о том, какие и какого рода усилия она приложила как для поступления в престижный вуз страны, так и для получения предложения от госбезопасности. Основным критерием в его умозаключениях была конечно же ее работа осведомителем, секретным сотрудником или сексотом на всем протяжении не очень пока длинной карьеры. Холодный расчет в общении, прирожденные лукавство и хитрость, как он считал, создали прямой путь к попаданию в самое престижное место работы для простого технического переводчика с языка.

С постоянных обвинений его, как лузера[81 - От англ. loser – проигрывающий, теряющий, неудачник.], начались атаки на его семейную жизнь, которая ей в сущности была совершенно безразлична. Она позволила ухаживать за собой, будучи в звании младшего лейтенанта, заместителю начальника отдела, подполковнику. Это было заманчиво. После года их связи начали рассыпаться радужные мечты и фантазии о плавной и достойной концовке их любовного романа в виде официального брака. Само собой такое не происходило и, как она поняла, не произойдет.

Алена, разобравшись в обстановке и в положении, которое занимал ее избранник, не сомневалась, что в продвижении ее карьеры он ничего сделать не сможет. Дорогие подарки и роскошную жизнь она не получит, а время и силы были потрачены немалые, поэтому, как она приземленно рассуждала, надо брать, что есть, ей самой настойчиво, постоянно нажимать на Вьюгина, чтобы закончить этот затянувшийся любовный роман и ухватить его как мужчину для брака.

Теперь он был для нее не престижной целью, а гирей на ноге. Кто знает, как он поведет себя, разорви она сама отношения с ним? Может и поломать все то, что она наработала для карьерного роста самостоятельно! Знала бы она, что на самом деле происходило с ее кавалером, то постаралась бы как можно скорее свернуть отношения с ним и, мило улыбнувшись, предложить убогую дружбу, как слабый выход из того замеса, в который она ступила и начала погружаться.

Марк включил телевизор, полчаса смотрел невидящими глазами на бескрайние колхозные поля, огромные домны и цехи, лозунги и плакаты, слушал бодрые, приветливые голоса дикторов, думая о своем. Потом выключил и налил коньяк.

«Сколько можно! – подумал он. – Толчешь в ступе воду, как последнее чмо! Решился, значит, действуй! Ты все знаешь, тебя взять будет трудно, почти невозможно!» – Он вздохнул и наполнил стакан.

Вдруг, словно опомнившись, даже вскочив с дивана, он заходил по комнате, бормоча себе под нос в стиле Фигаро, которого только что с таким чувством читал.

«Нет, господа хорошие! Тогда я был никто, не то что сейчас, не тот, что десять лет назад! В то время я не хотел брать, что мне предлагали, как подачку! Поэтому и ушел от них, хильнул в сторону на последних спиралях вербовки!» – Марк хорошо понимал и оценивал свое положение в жизни как тогда, так и сейчас особенно! С пацанских времен из дворовых разборок и толковищ он уяснил себе, что хуже нет быть мелкой шавкой, когда не хватило характера противостоять противнику, и ты продался за ничтожную подачку. Хоть ты и в стае, но презираем и гоним. Такое клеймо ставится на всю жизнь. Этого хватило, чтобы остановиться и не влезть в помойную яму мелкотравчатого предательства. И если все годы, неосознанно думая о шаге, который себе наметил, Марк как бы затихал перед этим действием, то именно сейчас, как прорыв в мыслях, вдруг отчетливо осознал цену своего нынешнего положения и того массива совершенно секретного делопроизводства, к которому его под белые ручки подвели.

«Теперь другие обстоятельства, которые меняют все! Да, меняют все! Я владею тем, чем не владел десять лет назад. У меня ключик есть теперь, золотой ключик, и диктовать им условия буду сам!» – гордо, даже пренебрежительно думал он, как состоявшийся активный составитель реляций, борзописец политбюро, владеющий всеми данными, россыпями государственных тайн. Бери и пользуйся полной информацией о методах добычи научно-технической информации во всех странах, списками имен агентов, источников, офицеров-кураторов, групповодов. Судьба! Ах, черт! Они же сами и подвели к этому!

Вытащить государственные тайны, предложить глубинные секреты конторы и тем самым изменить мир! Стечение обстоятельств подвело к реализации идеи, которая неотступно, призывно блуждала в его сознании столько лет. И если раньше это было как гипотетическое, зыбкое, неосуществимое, то теперь превращалось в реальность. Плоскость повернулась, крышка люка в неизвестность открылась.

Он вспомнил Францию, когда ремонт разбитого им вдребезги автомобиля оплатила французская контрразведка DST и начала готовить вербовку. Проскочила в воспоминаниях Канада, где, очутившись в двусмысленной ситуации, он получил пачку канадских долларов и обещание значительно увеличить вознаграждение. Правда, он выскользнул из плотных объятий контрразведки DST во Франции и контрразведки «всадников»[82 - Оперативники Службы безопасности Королевской канадской конной полиции (КККП). Разведка и контрразведка Канады до 21 июня 1984 года. С этой даты была создана национальная служба разведки и безопасности (фр. Service canadien du renseignement de securite, SCRS).] из КККП в Канаде. Да кто он был тогда, молодой капитан, или позже, майор, не владеющий ничем! Теперь же, имея такой выход на документацию всего объема научно-технической разведки, он может ставить свои условия!

Никогда не имея доступа к такому рода информации, он, размышляя, пришел к своеобразному выводу: «Не зря это все! Неисповедимы пути Господни! Меня Провидение подвело к такому, что может быть оценено не группкой старичков, судорожно заседающих в политбюро, а в реальном мире, там, где все это и происходит, и чем больше прикрыть источников на Западе, тем быстрее закончится противостояние в холодной войне!»

Вьюгин имел представление об объемах информации по добыче промышленных и научных секретов на Западе, которые приходили потоками и передавались в ВПК. Это было в порядке вещей работы отдела, рабочее состояние организма внешней разведки, и смотрелось внешне благополучно и респектабельно.

Стране нужны были передовые идеи, которые хоть и неумело, со скрипом, с переделками и постоянными доводками, но худо-бедно воплощались как в оборонные, так и в наступательные виды вооружения. Первой в мире стране развитого социализма нельзя было отставать от первой в мире супердержавы, Северной Америки, которая, развязав себе руки после Никсоновского шока[83 - Никсоновский шок, или Шок Никсона (англ. Nixon Shock) – серия экономических реформ, осуществленных президентом США Ричардом Никсоном в 1971 году, из которых самой значительной стал односторонний отказ США от привязки курса доллара к золоту, приведший к фактической остановке работы Бреттон-Вудской системы. Поскольку реформы были проведены без согласия членов системы, они получили название «Никсоновского шока». К 1973 году Бреттон-Вудская система де-факто была заменена на систему с плавающим валютным курсом. В 1978 году на Ямайской конференции Международного валютного фонда (МВФ) было зафиксировано окончательное изменение мировой валютной системы. В перспективе шок Никсона привел к стагфляции в США, снизил покупательскую способность доллара и усугубил американскую рецессию 1970-х годов.Отказ от связи между главной резервной валютой мира и золотом обеспечил для США переход к выпуску фиатных денег.], изменившего мировой эквивалент денег, по-джентельменски благородно и честно втянула и позволила всем странам увязнуть в долларовом болоте. Заставила их до умопомрачения кататься на «американских горках» и начала свое восшествие к мировому господству.

Так нет, тебе, сука заокеанская, мы покажем кузькину мать и загребем все, что довели до ума ваши собранные со всего мира инженеры и ученые, которые не прочь увести, уворовать то, что плохо лежит. Стоит только сделать мировое открытие кому-нибудь, а чаще нашим, русским мозгам, до чего это вороватое заокеанское племя даже додуматься не может, стоит только показать им кончик идеи, как они тут же цепко хватаются и вытаскивают на свет Божий разработочку, а то и открытие, на худой конец изобретение, которое заделали все же мы, русские!

Недоучившийся школьник, бездарный студент, скромный инженер-патентовед III класса, Альберт Эйнштейн вдруг в одночасье становится гением, создателем теории относительности. В чем дело? Почему никому не известный, до семи лет не умевший говорить, неудачник-ученый, без фундаментальных базовых знаний, без каких-либо научных подтверждений своей одаренности, на пустом месте, заявляет о себе своей теорией?

Потому что в это самое время нужен был новоиспеченный мессия в вышедшей из подполья Всемирной сионистской организации[84 - Сионизм (ивр. ? ?? ? ??????, цийонут – от названия горы Сион в Иерусалиме) – политическое движение, целью которого является объединение и возрождение еврейского народа на его исторической родине – в Израиле (Эрец-Исраэль), а также идеологическая концепция (большей частью закрытого характера), на которой это движение основывается.]. Движению нужно было знамя, созданный образ гения всех времен и только одного народа. Образ, чей авторитет был бы на уровне Моисея, который вывел еврейский народ из Египта, на уровне Авраама – родоначальника евреев.

Таким человеком, которого надо было поднимать, как знамя, и стал Альберт Эйнштейн.

Кто будет в мире не то что говорить, а даже скромно упоминать, что это Николай Алексеевич Умов первым в 1873 году в своей докторской диссертации открыл теорию относительности. В истории науки в 1900 году, задолго до Эйнштейна, прозвучало, что энергия излучения обладает массой m, равной Е/с

, и появилась великая формула Е = mc

. Масса тела равна его энергии, отнесенной к квадрату скорости света.

Крупный голландский физик Гендрик Лоренц, всемирно известный, и действительно гениальный математик француз Анри Пуанкаре продолжили развитие теории русского математика и философа Н.А. Умова в пользу преобразований четырехмерного пространства-времени и отказа от концепции эфира.

Медленное, на паровозах с угарным дымом из труб, распространение информации в мире позволило захомутать и умыкнуть великое открытие русского ученого и его математическое развитие гениальным французом ничтожному патентоведу.

А потом понеслось! Уведут идею, все откатают, приведут в рамки производственных стандартов, и мы же свою идею, но в технологической оболочке покупаем, да еще за большие деньги, за народные деньги, которые почему-то не идут в народ, а уходят за кордон. Сами не можем, так хоть купим, а не купим, так просто умыкнем, если не продают по-хорошему, у нас бравые ребята, ничего не боятся, действуют смело и решительно. Они там, на Западе, напридумывали свободу и только готовятся запустить в дело, демократически долго решая, кто и за сколько возьмется это делать, а мы досрочно пятилетку за три года замастырим, и будет все у нас хоккей! Все это вытащим и отгребем себе огромным пэгэушным ковшом! Не так это страшно, если смотреть схематически, когда идет выборка всего лучшего, что там есть у них, у этого загнивающего буржуазного Запада! Страшнее результат такого действия.

А в стране секретные ящики и научно-исследовательские институты делают вид, что работают, глубокомысленно рассуждая день напролет про очереди в магазине, про футбольные команды, а то и просто перемывают косточки соседу. Потом вдруг нежданно-негаданно привозят готовую разработку с Запада, и теперь извольте, товарищи ученые, трудиться, кровь из носу, чтобы подвести ее, эту разработочку, к нашим производственным возможностям, с нашими «авось» да «небось».

Все это было как в кошмарном сне, когда Вьюгин до конца понял, осознал происходящее. Утрата реальности везде. Благородные дела построения коммунизма упали до мошенничества и постоянной лжи, массового похищения передовых идей, технологий и научно-технических разработок. Бесконечная толкотня по обе стороны дипломатического барьера между Востоком и Западом. Все трут и перетирают эти бесконечные, черт побери, переговоры, соглашения то по ограничению, то по сокращению! Дипломаты резвятся, команды увеличиваются по численности, аппараты министерства разбухают, говорильня ширится, темы меняются то по стратегическому вооружению или ракетам средней дальности, то по кодам испытаний, то по флоту! Да разве можно утверждать, что эти толпы дипломатов могут или хотят прекратить холодную войну? Вашингтон и Москва так и не отказались ни от одной системы вооружения, которую пожелали создать. Арсеналы по-прежнему были способны многократно взорвать существующий мир.

Северная Америка приступила к аннулированию самой идеи контроля над вооружениями, предложив «нулевой вариант». Мир пошел в разнос, создались условия для начала ядерной войны на полное уничтожение всего живого на Земле! Закрытая система нашей страны, основанная на тайнах и лжи, не в состоянии победить общество открытого типа Северной Америки или Франции! Конец системы неизбежен, но его можно приблизить, ускорить окончание процесса противостояния. Пока военно-промышленный комплекс СССР качает в свои ненасытные закрома на Западе научные и технические достижения, пока широка и разветвлена сеть агентуры за рубежом, конец далек и приносит только мучения, как длительная агония!

Изучая и делая аналитические отчеты по операциям похищения, отжима или даже грабежа, Вьюгин осознавал картину происходящего, где усилия его ведомства привели к такому положению вещей, когда наука и производство на Западе работают на «оборонку» СССР. Научно-техническая разведка экономила миллиарды долларов в наиболее затратных областях ВПК и за счет этого не так уж сильно отставала, однако не была в состоянии по-честному конкурировать с истинной супердержавой, Северной Америкой. Никогда, почти никогда, не удавалось запустить в серию, на заводе, на фабрике работы, приоритеты советских научных достижений, полученных в лабораториях в единичном экземпляре. Производительность труда, качество труда оставались теми же, что и два десятка лет назад, а новые технологии предполагали вступить в иные измерения категории современности.

«Мне нужно, я хочу покончить с холодной войной! Это великая цель, которая перекроет все моральные издержки! Гуманитарное противостояние!» – убеждая себя, твердил Вьюгин, прикрываясь хитрыми словами.

Вьюгину запомнились слова французского контрразведчика, сказанные ему на прощание во Франции, когда он попал в замес, из которого шел прямой путь на вербовку:

– Ты помнишь, Марк, наш разговор о психологическом профиле Иуды! Я знаю, что ты еще вернешься к нам! И если не сейчас, то в будущем обязательно! Помни это и знай, что мы тебя ждем!

Он помнил этот разговор и как глубокомысленно кивал, слушая Даниель, потому что в голове у Марка не было никаких знаний, полного осмысления личности Иуды, кроме ходульных понятий, как стереотипа образа. Хорошо зная по произведениям мыслителей, литераторов классику французского духа, он и там находил такого рода пуансон, вернее, штамп от пуансона, который просто пробегал глазами, не задерживаясь и не задумываясь.

Давно, в юношестве, прочитал рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот»[85 - Повесть русского писателя-экспрессиониста Леонида Андреева, впервые опубликованная под заглавием «Иуда Искариот и другие» в альманахе «Сборник товарищества «Знание» за 1907 год», книга 16.], который не оставил глубокого следа, чувствовалась предвзятость автора в теме. Воспитанный в стране государственного атеизма, где библейская мифология преподносилась в дисциплине «Научный атеизм»[86 - Система взглядов, рассматривающая вопрос существования богов и других сверхъестественных существ, явлений и сил как научную гипотезу. Иначе говоря, это научный скептицизм в отношении сверхъестественного (в том числе богов). Научный атеизм подвергает критическому анализу религию и предполагает ее философскую, естественно-научную и историческую несостоятельность с материалистической точки зрения. Области, в которых «научный атеизм» рассматривает религиозные взгляды, включают в себя естественно-научную критику, обосновывающую несовместимость религиозного взгляда на мир с научными представлениями в таких вопросах, как, например, происхождение жизни и человека, философскую критику, направленную на дискредитацию религиозного мировоззрения, а также историческую критику, объясняющую происхождение и развитие религий как естественный социальный процесс. Получил широкое распространение в СССР с 1954 года после постановлений ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» и «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». В 1959 году курс «Основы научного атеизма» был введен в программы вузов СССР, в период 1964–1991 годах существовал Институт научного атеизма. В 1990-х годах кафедры научного атеизма вузов были преобразованы в кафедры религиоведения.], который не давал объективные ответы, заставил его на следующий день засесть в национальной библиотеке Франции, чтобы изучить трактовки образа Иуды и понять слова, вскользь брошенные ему.

Он вспомнил, что у него до сих пор хранятся записи, сделанные им еще тогда. Вьюгин встал и в самом нижнем ящике письменного стола, нащупав в глубине коленкоровую обложку, вытащил общую тетрадь с надписью на первой странице «Профиль» и чуть ниже «психологический». Вернулся к дивану и начал читать, быстро пролистывая страницы, потому что сразу же почти дословно вспомнил все, что тогда нашел.

«Значит, так! – Вьюгин откинулся на спинку дивана, прокатывая в голове систематизированный поток информации. – Иуда, как предатель Иисуса, совершил свой поступок, который до сих пор остается немотивированным. Ни деньги, ни зависть, ни оскорбленное самолюбие, ничего этого нельзя было в полной мере приписать ему. Тут вступали в дело силы, которые были свыше! Иуде надо было совершить это мнимое предательство, чтобы произошла Великая Жертва, и Сын Божий взял на себя все грехи человечества! Мученически умирал на кресте, а потом вознесся, чтобы оставить после себя великое значение мессии. Если бы не это так называемое предательство, никакого христианства с его центральной идеей искупительной жертвы сегодня и не было бы, да и не предательство это было, а сознательно принесенная жертва, без которой Иисус не смог бы принести себя в жертву ради спасения человечества!» – Марк поймал себя на мысли, что видит в этом и свое предназначение.

«По еврейским верованиям Иисус, а так считали все апостолы, сгрудившиеся вокруг него, нужен был как живой торжествующий Мессия на иерусалимском престоле, но не как распятый на кресте. Иуда, единственный из всех, полагал, что Иисус будет более полезен в качестве мученика и страстотерпца. И в самом деле, не будь Иисус распят, стало ли бы христианство мировой религией? Вряд ли!»

Марк пролистал несколько страниц и нашел место, подчеркнутое им:

Иуда стал первым христианским подвижником, который действовал по «совету» от Бога и был оправдан, как высшее служение, необходимое для искупления мира, предписанное самим Христом, а предательство не что иное, как спектакль, разыгранный Иисусом как по нотам. Иуда нужен был как действующее лицо.

Он остановился на этом месте, даже встряхнул головой, вспомнив свое изумление, когда он смог ответить на вопрос, что такое психологический профиль Иуды, аккуратно вписывая эту мысль на палисандровом столе Национальной библиотеки Франции. Вьюгин объяснил для себя фразу, кинутую ему после незавершенной концовки проводимой вербовки. «Да и не вербовка это была, а тонкая, французская работа на будущее! Он же тогда и сказал, ты еще вернешься к нам! Или как-то по-другому!..»

Сейчас, пробегая глазами по своим записям, он иначе воспринимал концепцию, как бы примеряя на себя. «Вот, допустим, – он сознательно затягивал пример, – кто-то, который не задумывается ни о чем, а как машина прет только вперед, смог получить такую работу на инстанцию. Что толку в его избранности! Такой человек затягивает агонию, преподнося на блюдечке старцам из политбюро новости об успехах, как свежеиспеченные булочки. Они смакуют эти новости, сильнее продолжая верить во все, что так заботливо подкладывает их же система, от победных отчетов на съездах Коммунистической партии Советского Союза до витрины в закрытом от народа продуктовом спецраспределителе и сотая секции на третьем этаже ГУМа с промтоварами с Запада! А если появится разрушитель системы, прибьет ее на крест, который откроет правду, отсечет ложь, чтобы все закончилось! Это будет во благо, а защитить от дракона сможет только такое прикрытие, как политбюро. Они сами! И главное, это во имя чего? Я же не за тридцать сребреников собираюсь сделать, а ради спасения от долгого, губительного противостояния, которое недавно пошло вразнос! Бывает предательство реальное и мнимое, такое, что с виду вроде и предательство, а на самом деле благое дело, совершить которое дано не всем. Провидение выбирает личность, которая может совершить подвиг, который в глазах большинства будет выглядеть предательством!»

И вот тут-то предельно ясно обозначилось решение, которое не пришло случайно, а тлело и разгоралось в нем, начиная с его первых ДЗК, теперь бушевало в нем пожаром. Надо было только успокоиться и не делать опасных шагов.

Вьюгин, опытный, давно работающий в центральном аппарате, как никто другой знал, какими возможностями располагает служба контрразведки в Москве, поэтому он сразу же и окончательно решил предложить себя, как «перебежчика на месте», только центральному аппарату DST в Париже. Французская разведка, SDECE[87 - Служба внешней документации и контршпионажа (фр. Service de documentation exterieure et de contre-espionnage, SDECE). Агентство внешней разведки Франции с 6 ноября 1944 года по 2 апреля 1982 года, когда оно было заменено Генеральным директоратом по внешней безопасности (DGSE).], отпадала сразу, Марк хорошо знал, что там его быстро вычислят. Только контрразведка, DST, интересы которой ограничивались территорией Франции с заморскими провинциями, которую КГБ не отслеживал в СССР. Интересы возникали и пересекались только по работе резидентуры посольства в Париже. К тому же, а он это знал наверняка, в Париже на него лежит досье толщиной с кирпич, которое после незаконченной вербовки хоть и сдано в архив, тем не менее будет поднято, и там, в руководстве, будут знать, с кем они имеют дело.

Помимо досье он также рассчитывал на полноту информации от своего друга Даниеля Фажона, который так ловко организовал его дорожную аварию, произвел мгновенное восстановление машины и сумел поймать Вьюгина на таком шикарном вербовочном моменте. Дело было даже не в том, что Фажон остановился на последней ступеньке вербовки, важно было то, что вербовочная операция тщательно готовилась, возникла не на пустом месте, и, предоставив дополнительные сведения, будет какое-никакое, но определенное доверие.

Работать на англичан или идти под американцев Вьюгин принципиально не хотел. Неизвестно с чего, то ли с дуба рухнули, высокомерные великобританцы с острова, с двойным, а то и с тройным дном вызывали в нем отторжение и брезгливость. Северную Америку с ее разномастным народом, лишенным глубоких корней, как страну, которую не мог понять, испытывая чувство неудовлетворенности, а значит, не воспринимал в целом, как нацию. У него так и остались вопросы по этой стране, где главными вопросами, на которые он не получал ответа, была идеология и уровень культуры населения в целом.

Не понимал он, сравнивая Францию с Америкой, что же представляют собой эти пилигримы, иммигранты, ковбои, основавшие страну. Пусть она стала великой, могучей супердержавой, но ведь это не заслуга нации, из поколения в поколение растившей гениев, а всего-навсего, как он считал, ловко использующая мозги ученых и инженеров, которые приехали, приезжают и будут стремиться приезжать в эту страну из разных уголков мира. Северная Америка по своим пилигримским стандартам охотно принимала ученых-эмигрантов и выжимала из них все, давая взамен высокий уровень жизни, свободу и надежду. Вот они-то и двигали их науку и промышленность. С культурой все обстояло иначе. Много было перебежчиков из мира культуры и искусства, но они, кто смог, продолжая творить в Америке, творили все, не разрывая связь со своими истинными корнями, оставшимися за океаном. Поэтому не было это проявлением американской души, а лишь местом создания.