Братья не по крови

Мысль, промелькнувшая в моей не очень-то умной голове, была ужасна. Новый поворот вёл в никуда. Меня нет, я лежу в могиле, придавленный серой мозаичной плитой, на которой выбита моя фамилия, имя, отчество и две даты: первое мая одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года (дата моего рождения), потом тире, и ещё одна дата – та самая, которая стояла в подписанном мною контракте. Двадцать седьмое июня две тысячи пятого. Жизнь моя закончилась двадцать седьмого июня сего года, сорок дней назад. Именно в этот день, подписав контракт, я подписал себе и смертный приговор заодно. Я уже сорок дней, как труп. И душа моя отлетела в рай или погрузилась в глубины чистилища. Можно смело поминки справлять!

Итак: я – труп. А зачем трупу деньги? Программа, о которой разговаривал по телефону Носорог, предполагала моё участие в секретных операциях, неизвестно кем финансируемых, после прохождения мною переподготовки в спецотряде. А если программа закрывается, то и я должен быть закрыт. Мы все должны быть закрыты. Нас убьют и закопают прямо здесь, в песчаной дальневосточной земле. В братской могиле.

Я бросил окурок в ведро, вкопанное посредине курилки (он коротко пшикнул) и повернулся, чтобы вызвать из казармы Рэбэ и поделиться с ним своими мыслями. Но Рэбэ, закончив бинтовать ногу Хоббита, сам вышел на крыльцо.

– Что случилось? – спросил он, подойдя ко мне.

Я огляделся, так же, как это недавно сделал Выкидыш и всё ему рассказал. Рэбэ слушал внимательно, пощипывая щетину на подбородке. Когда я умолк, выложив всё, что узнал, и то о чём думал минуту назад, он сказал коротко и ясно:

– Надо линять.

Меня слегка удивила поспешность его решения.

– Ты со мной согласен? – спросил я. – Что нас здесь грохнут?

– Я предполагал подобное развитие событий. Мне с самого начала всё показалось странным. ООО это…

– Зачем же тогда контракт подписывал?

– А ты?

– Деньги нужны были, – со вздохом ответил я.

– Вот-вот. Тебе бабки нужны были, мне… кое-что другое. У каждого свои причины… Линять сегодня нужно.

– Без подготовки? – удивился я.

– Тебя пять недель готовили. Мало?

– А еда? А оружие? Не с муляжами же в поход идти?

– Жрачки в лесу полно, а оружие…. Пуля, говоришь, с Носорогом улетел? Это хорошо. Оружейка до его прибытия без контроля. Подломим оружейку, возьмём три автомата и три тесака, патронов побольше.

– Почему три?

– Пойдём втроём: ты, я и Гуинплен, – Рэбэ посмотрел на мою вытянувшуюся, недовольную физиономию. – Знаю, что ты его недолюбливаешь. Надеюсь, со временем ты своё отношение к нему изменишь. Гуинплен не только сильный, как Шварценеггер, он надёжный. Я этого парня, Хохол, лучше, чем тебя знаю. Ещё с первой чеченской компании. Я тогда командиром роты был, а он взводом командовал. Он мне дважды жизнь спас.

– А как же другие? Лось? Хоббит? Другие? Мы их здесь умирать оставим?

– Человек человеку – волк. Помнишь?

Я помолчал, потом заявил решительно:

– Выкидыш с нами пойдёт.

Рэбэ пожал плечами. Надо полагать, согласился.

Глава 2. Планы на отпуск

Андрей Олегович Инзарин, начальник отдела региональных продаж преуспевающей коммерческой фирмы с банальным названием «Энергетик», регулярно задерживался на работе допоздна. В его обязанности входило ежедневное составление отчёта по продажам: сколько продукции отгружено за сегодня, сколько оплачено наличкой, сколько отдано с отсрочкой платежа, сколько денег пришло на расчётные счета за ранее отгруженную продукцию – и всё такое прочее, касающееся обыкновенного коммерческого процесса. Составить такой отчёт заранее нельзя, только после того, когда будет удовлетворён последний клиент, когда закроются склад и касса, когда все менеджеры и торговые агенты разойдутся по домам, и когда тишину в отделе будут нарушать лишь редкие телефонные звонки, потерявшихся во времени клиентов.

А сегодня, помимо традиционного отчёта, Андрею нужно было ещё сдать дела Серёге Кривошапкину, которого он оставлял за себя всегда, когда уезжал в командировки или, что было значительно реже, если болел. Сегодня была пятница, рабочий день закончен, впереди выходные, а с понедельника Андрей уходил в отпуск на целых четыре недели. В такой долгий отпуск в «Энергетике» не уходил никто. Как правило, отпуска предоставлялись два раза в год – две недели летом и две зимой. Для Андрея сделали исключение, учитывая то, что он не был в отпуске четыре года, расщедрились – за каждый год дали по одной неделе отпуска.

Вот и сидел он за компьютером, составлял отчёт и нервничал. Нервничал, потому, что часто ошибался, а ошибался, потому, что торопился поскорее закончить с делами и начать медленное и приятное погружение в состояние человека, которому предстоит на целый месяц забыть о контрактах, прайсах, инвойсах, переговорах и прочей коммерческой лабуде. А ещё он нервничал потому, что знал: сегодня он обязательно получит выговор от отца.

Встреча с родителями должна состояться через час. Каждую пятницу, ровно в семь (время «Ч») у Инзариных-старших традиционный семейный ужин, опаздывать запрещено. Отец Андрея, Олег Алексеевич – генерал в отставке. Порядок и пунктуальность для него – понятия не то, чтобы святые, но к беспорядку в делах и мыслях, к отсутствию чёткости, к необязательности он относится очень болезненно. Он всегда негодует, когда Андрей опаздывает на назначенную им встречу. Потому что не понимает: как это возможно – не уметь грамотно распланировать своё рабочее время? Жаль, говорит, что ты у меня – пацифист. Армия, говорит, из тебя быстро бы человека сделала. Слово «пацифист» отец произносит с нескрываемой неприязнью. Андрей знает, что отец до сих пор не может простить ему его решения не поступать в военное училище, как на том настаивал отец, а подать документы в политехнический.

Это решение далось Андрею не просто, и если бы не мама… Кто знает: возможно, у Андрея неплохо бы сложилась военная карьера, как-никак отец генерал! Но с другой стороны – перспективы, которые открывала перед сообразительным и расторопным парнишкой рыночная экономика, манили его очень настойчиво. Перед ним выстелились две широкие и бесконечно длинные дороги, концами уходящие в неизвестность. Андрей топтался на развилке, не решаясь сделать первый шаг, а мама не стала ждать, когда авторитет отца подтолкнёт сына сделать шаг, который может оказаться роковым, и о котором в будущем её сын может пожалеть. Она сказала строго и убедительно, как всегда умела: «В армию я тебя, сынок, не пущу. Хватит нам в семье одного военного. Все эти учения, командировки, переезды бесконечные. А что в итоге? Язва, четыре инфаркта и два ранения. Слава богу, из Афганистана живым вернулся. Не хочу я такой жизни ни для тебя, ни для твоей будущей семьи! Ты у меня один-единственный. Если бы братик твой в живых остался, тогда… не знаю, может быть, и не пошла бы против воли нашего папы. А так – нет. Не пущу тебя в армию! Ни за что не пущу!». Брата у Андрея не было. Вернее он был, но умер, родился мёртвым вслед за живым Андреем. Через несколько минут. В семье Инзариных о мертворождённом Алёшке помнили всегда. И он, Андрей, не забывал… «А как насчёт долга, как насчёт патриотизма?» – уже зная ответ, осторожно спросил Андрей. Мама горестно вздохнула: «Не нужны нынче России патриоты». Андрей посмотрел ей в глаза и сказал: «Подаю документы в политехнический. Но… если не поступлю…». «Поступишь» – уверенно сказала мама. «Ну а если?». «Значит, поступишь на следующий год. А чтобы тебя этой осенью и будущей весной не забрали, я уже с Софой договорилась». Софья Абрамовна, лучшая подруга мамы, была главврачом военного госпиталя. Связи в медицинском мире были у неё железобетонные. У Андрея нашёлся огромный букет хронических «заболеваний», среди которых сколиоз был самым безобидным.

Военная карьера для Андрея закончилась не начавшись…

Алёна звонила уже трижды, последний раз – минут пятнадцать назад. Беспокоится, знает, что и ей не поздоровится. Свёкор обязательно скажет: «Плохо обеспечиваешь тылы. Если Андрюха задерживается на работе, значит, его голова занята чем-то посторонним. Он думает не о том, как быстро и рационально выполнить поставленную перед ним задачу, а о том, о чём, видимо, ты должна думать. Бери пример со своей свекрови. Я с ней жизнь прожил, а не знаю, как чай сладким делается. Потому и до генерал-майора дослужился. Она меня к домашним делам на пушечный выстрел не допускала. Её дело – хозяйство вести, моё – Родине служить. Ну и деньги, само собой, домой приносить». Алёна не спорит, головой кивает, не возражает старику, что она ведь тоже работает. Ну, не ходит, как все, на работу к восьми утра и не несётся, как угорелая, домой, едва часовая стрелка к пятёрке доползёт. Другая у неё работа. Писательница. Свободный художник. Свёкор сочинительство работой не считает, тем более, что ещё ни одной книжки Елены Инзариной в свет не вышло. Алёна пишет в стол, что называется. Разослала синопсисы своих рукописей по издательствам. Пока результат нулевой. Либо молчание, либо стандартный отказ: «Ваше произведение нашему издательству не подходит». Пока – это уже три года!

Три года… Алёшке, сыну Андрея и Алёны, шесть лет. Меньше, чем через месяц у него начинается взрослая жизнь – пойдёт в школу в первый класс. Можно было бы не торопиться со школой, дать ребёнку ещё годик побездельничать, но Андрей с Алёной решили твёрдо – пора. Ну и что, что семи Алёшке ещё нет? Семь будет в феврале. Подумаешь – какие-то пять месяцев с хвостиком! Алёшка к школе давно готов – читает уже бегло, и не детские книги, а журналы и газеты. Правда, мало, что понимает, зато вопросов задаёт – Андрею иной раз Алёну жалко бывает. Пишет она, пишет свои романы, щёлкает по клавишам, сюжетные линии обдумывает, и вдруг: «Мам, а что такое конвергенция?». «Что?» – не сразу понимает смысл вопроса Алёна. – «Ну, понимаешь…». Попробуй, объясни шестилетнему ребёнку, что такое конвергенция. Можно, конечно, отмахнуться. Мол, папа с работы придёт – объяснит. Но это опасно, так и уважение сына потерять можно. Элементарно. Это к папе, то к папе, глядишь – и вовсе к маме с вопросами обращаться перестанет. Поэтому нужно срочно переключаться с романа на реальную жизнь и объяснять, если знаешь, а если не знаешь или сомневаешься – лезь за словарём, выясняй и пересказывай своими словами прочитанное. Хотя, лезть за словарём никуда не надо, ни на верхнюю полку, ни во второй ряд книг, ни в нижний ящик письменного стола. Словарь уже давно на самом виду и всегда под рукой. К словарю приходится обращаться часто. Чего уж там – значения многих мудрёных слов, которых в последнее время появилось великое множество, мы не знаем, а если знаем, то не вполне уверены, что знаем их правильно. А ребёнку вкладывать в голову неточности нельзя.

Раньше, до рождения Алёшки, Алёна работала сначала корректором в газете «Дальневосточный комсомолец», а затем, после окончания филфака дальневосточного пединститута, редактором в одном из книжных издательств. Недолго она там работала. Издательство-скороспелка, которое возникло, казалось, только для того, чтобы выпустить десятитомник Александра Дюма и трёхтомник Рафаэля Сабатини, просуществовало чуть больше года. Обанкротилось оно так же внезапно, как и возникло.

Сочинительством Алёна заболела, став мамой. Сначала она сочиняла сказки для Алёшки – короткие и смешные, похожие на анекдоты. Алёшка был первым благодарным слушателем (пока не стал читателем) маминых произведений. А когда сын освоил азбуку и осознал, что такое печатное слово, он с жаром накинулся на детскую литературу, на время забыв о маминых сказках. Алёне стало чего-то не хватать. Не сочинять она уже не могла…

…Резко и противно зазвонил межгород. Андрей поморщился и хотел встать, но Серёга Кривошапкин, который сидел за соседним компьютером и безжалостно расстреливал монстров, выползающих из всех щелей и бесчисленных боковых коридоров, поднялся первым. Сделав успокаивающий жест (сиди, мол, я сам всё сделаю в лучшем виде), он направился к трезвонящему телефону. Андрей снова погрузился в отчёт, но краем уха слушал разговор Серёги с неизвестным абонентом.

– Здравствуйте. Компания «Энергетик», слушаю вас… Очень приятно… Видите ли, у нас рабочий день уже закончен, и он ушёл домой… Да, разница во времени у нас с вами два часа… Да, да, я понимаю ваши проблемы… Нет, вы не правы, нам не наплевать… Я очень сожалею… – Серёга взглянул на Андрея, – но его тоже нет… Да, вы совершенно правы, пятница… Теперь только в понедельник… Да, да, можете звонить в восемь часов утра…. У нас будет уже десять… А знаете что, вы лучше меня спросите… Сергей… Сергей Кривошапкин… Менеджер… Я прямо с утречка займусь вашей заявкой… Конечно… В понедельник всё и решим… Да… Всего вам доброго… Жду вашего звонка… До свидания.

Молодец, Кривошапкин, подумал о Серёге Андрей, настоящий коммерсант. Университетов не кончал, но коммерсант замечательный, что называется – от бога. Цепкий. С клиентами разговаривает правильно – спокойно и вежливо, никогда не срывается, если даже клиент раздражён и позволяет себе говорить в оскорбительном тоне. О продукции, которой торгует «Энергетик» знает всё, что может интересовать покупателей. В документации и финансовых вопросах Серёга разбирается не хуже его, Андрея, начальника отдела региональных продаж, имеющего высшее экономическое образование. По объёму личных продаж Серёга на первом месте в отделе. Если рассматривать Кривошапкина как возможного конкурента, то, пожалуй, он – главный конкурент Андрея. И если Андрей позволит себе быть невнимательным, и хотя бы изредка будет допускать косяки в работе, то руководство компании не станет долго искать ему замену…

Кривошапкин положил трубку и, весело подмигнув Андрею, вернулся к компьютеру добивать оставшихся в живых орков. Андрей почти закончил с отчётом, осталось только распечатать.

– Кто это был? – спросил он.

Серёга назвал клиента.

– Матафоновский клиент, – вспомнил Андрей. – Чего хотел?

– Лёнька затянул с ответом на их заявку. Нервничают. У них там подготовка к зиме идёт полным ходом.

– Раздолбай!

Таким «лестным» эпитетом был награждён Леонид Матафонов, один из менеджеров отдела. Лёньку уже давно пора было выгнать за необязательность, забывчивость и безграмотное оформление документов. Да и с объёмами продаж у Матафонова было не ахти. Но он приходился генеральному директору «Энергетика», Сандалову Виталию Петровичу, каким-то дальним родственником, а с этим приходилось считаться.

– Вздрючь его в понедельник, – попросил Андрей.

– Угу, – пообещал Серёга, но Андрей ему не поверил. Серёга Кривошапкин не тот человек, он не будет дрючить Лёньку, и требовать от него быстро решить вопрос со своим клиентом, он лучше по-тихому перетащит этого клиента на себя и будет грамотно его окучивать, увеличивая процентную составляющую своего заработка.

– Не знаешь, шеф уже ушёл? – спросил Андрей, вкладывая отпечатанные листочки отчёта в пластиковый уголок.

– Да-а-вно-о, – протяжно ответил Серёга. – Чего бы это Сандалетову в пятницу на работе засиживаться? Уикенд – святое дело… И Маринку с собой прихватил, – в голосе Кривошапкина прозвучали нотки не вполне объяснимой ревности, с Маринкой у него ничего не было. – Приёмная на замке. Из всех сотрудников фирмы только мы с тобой на посту. Да ещё охранники. Скоро придут нас выгонять… Ну, что, подбросишь меня ближе к дому?

Андрей кивнул и протянул Сергею уголок с отчётом.