Братья не по крови

– В понедельник утром передай Маринке для шефа.

– Бу сделано!

– В курс дела вводить нужно?

– Я в курсе. А чего не знаю, по дороге расскажешь…

Было без четверти семь, когда серебристый «Кариб» Андрея выехал с парковки напротив здания, в котором располагался офис «Энергетика», и с трудом вклинился в поток машин идущих настолько быстро, насколько позволяла плотность этого потока. Это была ещё не пробка, так как Андрей медленно, но всё же ехал, и на перекрёстках подолгу не стоял.

Вводить Серёгу в курс дела долго не пришлось. Практически обо всём, что касалось родного отдела региональных продаж, он знал: знал все проблемные ситуации, знал про все подводные камни, знал об отчётности, кому, что и в какие сроки представлять – не раз оставался за Андрея. Тем не менее, Андрей ещё раз повторил всё, что считал нужным, заострил внимание своего зама на основных рабочих моментах. Серёга слушал внимательно, а может быть, делал вид, что слушает, а сам думал о чём-то своём. Андрей изредка бросал на Серёгу взгляд и видел, что на губах инструктируемого застыла лёгкая, едва заметная улыбка.

Андрей вновь подумал о Кривошапкине, как о человеке, который запросто может его подсидеть. Проще всего это сделать, замещая своего начальника. Нужно только продемонстрировать руководству рвение в работе, ещё раз подтвердить тезис, что незаменимых людей не существует и мягко указать на ошибки всеми уважаемого начальника отдела. Не исключено, что у Серёги в загашнике есть пара-тройка Инзаринских проколов. Странно, но почему-то это мысль не напугала Андрея. Может быть, он просто устал? А может, инстинкт самосохранения заглушён давно уже возникшим разочарованием в том выборе, который он сделал, когда избрал карьеру коммерсанта? Что греха таить – не коммерсант он, Андрей Инзарин. Не торгаш! Всё чего он добился (не многого, если честно), всё – благодаря его исполнительности, работоспособности, уму и порядочности. Нет у него, у сына военного и у внука крестьянина, коммерческой жилки. У Кривошапкина есть, а у него нет. Может быть, прав был отец, когда настаивал на том, чтобы Андрей не маялся дурью, а поступал в военное училище?

– Здесь останови, пожалуйста, – попросил Сергей, когда впереди показался перекрёсток. Андрею нужно было ехать прямо, а Кривошапкину направо, ещё парочку остановок на трамвае. – Ну, что? Как говориться: счастливо отдохнуть! – Кривошапкин протянул руку, она показалась Андрею влажной и… липкой что ли.

На семейный ужин у родителей Андрей опоздал всего-навсего на десять минут. Он бы вообще не опоздал, если бы не пришлось долго искать место для парковки (запарковаться удалось, только дождавшись, когда освободил место чёрный «Лексус») и если бы работал лифт в родительском подъезде.

Алёна с Алёшкой, конечно же, уже пришли. Дверь Андрею открыла Алёна, дежурно чмокнула его в щёку и тут же ушла на кухню, помогать маме. Алёшка сидел с дедом в обнимку на кожаном диване в гостиной, на коленях у Олега Алексеевича лежала красивая толстая книга с лощёными листами. На развороте были изображены военные всех родов и войск, облачённые в парадную и полевую форму. Внук с интересом разглядывал изображения военных и внимательно слушал пояснения деда. Увидев вошедшего отца, Алёшка оторвался от созерцания картинок и весело заорал:

– Привет, отец! How are you?

– I`m ok, – улыбнулся Андрей.

– Не опоздать ты естественно не мог, – осуждающе заметил Инзарин-старший, пропустив мимо ушей аглицкий трёп сына с внуком.

– Здравствуй, папа. Извини за опоздание. Дела сдавал. – Андрей поглядел на часы, потом перевёл взгляд на стол, заставленный закусками. Посредине стола красовался маленький хрустальный запотевший графинчик с водкой и второй, побольше – с красным вином. Для Алёшки был предусмотрен и стоял в компании с графинами кувшин с мутноватым грейпфрутовым соком.

– А у нас уже всё готово, – объявила мама, войдя в гостиную. – Здравствуй, сынок.

По случаю семейного застолья на маме было красивое тёмно-зелёное бархатное платье, её любимое, и видно было, что сегодня она посетила парикмахера. За маминой спиной стояла Алёна, в руках она держала соломенное блюдо с хлебом. С кухни вкусно тянуло жареным мясом, похоже, баранина. Готовила мама классно. Андрей моментально почувствовал, что сильно проголодался, в обед ему удалось закинуть в себя только один хот-дог и чашку кофе со сливками.

Первый тост был как всегда за них за всех, за семью Инзариных.

Алёна чокнулась со всеми фужером с соком, она вообще почти не пила, а сегодня ей к тому же ещё и за руль.

Алёна получила права одновременно с Андреем, три года назад, когда они купили свою первую и единственную пока машину – Тойоту «Кариб». Но опыта вождения у неё было мало, автомобиль всегда был под Андреем, да и не любила Алёна это дело, говорила, что управление автомобилем – сугубо мужское занятие, а на самом деле, просто не верила в собственные силы и боялась дороги. Более или менее сносно она чувствовала себя за рулём, когда муж сидел рядом и в любую минуту мог что-то подсказать, прийти на помощь. А что ты будешь делать, если меня не будет рядом, спрашивал её Андрей, пешком всю жизнь проходишь? Ты всегда будешь рядом, отвечала Алёна. А если я заболею или умру? Не имеешь права. Ну а если? Не имеешь права, чётко, по слогам отвечала супруга…

Водка была холодной, а рюмка маленькой, Андрей не ощутил вкуса водки и, проглотив её, набросился на холодец, мамин фирменный.

– Ой! Про горчицу-то я забыла, – воскликнула мама и поднялась со своего места. Увидев, что и Алёна вскакивает, она опустила на её плечо свою тяжёлую руку и твёрдо сказала: – Сиди, Леночка. Я сама. В моём возрасте движение – это жизнь! Ты лучше за мужем поухаживай. Салат ему положи, рыбку, колбаску. Грибочков маринованных. Что-то наш Андрюшка совсем худой стал. Видать плохо ты его кормишь, не следишь совсем. Хорошо, что семейную традицию поддерживаете, приходите по пятницам. Хоть раз за неделю поест сыночек по-человечески.

Проходя мимо Андрея, мама не удержалась – остановилась за его спиной, наклонилась и нежно поцеловала в русую макушку. И повела носом, словно пыталась уловить среди ароматов дорогого парфюма тот самый родной, только ей одной знакомый с рождения запах своего единственного, любимого больше жизни ребёнка. Андрей скосил глаза и увидел, как изменилось лицо Алёны, услышавшей несправедливые обвинения свекрови. Внешне почти ничего не было заметно, но в карих глазах жены блеснула обида. В такие минуты Андрею было стыдно за себя. Не за маму, нет. Маму он понимал – все мамы одинаковы, впрочем, как и свекрови. Они любят, и считают, что так, как они, их ребёнка любить никто не может. И ещё они ревнуют. Это чувство существует в них помимо их воли. Такова природа… Андрею было стыдно за себя, за то, что он ничего не может с этим поделать. Он не может заставить маму по-другому относиться к Алёне, он не может пресечь маминых редких, но колких и часто несправедливых замечаний в адрес своей жены. Единственное, что он может – это просто любить обеих женщин, таких разных и таких замечательных, каждая по-своему.

Когда мама с Алёной подали горячее (Андрей не ошибся, это была баранина), графинчик почти опустел. Отец потянулся к бару, за бутылкой, но мама сказала:

– На сегодня хватит. Андрюша пусть ещё выпьет, а тебе, Алик, уже достаточно. Вспомни о своём сердце.

– Да я чуть-чуть, – просящим тоном сказал Олег Алексеевич. – Полрюмочки…

– Нет. – Мама сказала, как отрезала. – Это приказ!

Олег Алексеевич вздохнул, но спорить не стал. Он хоть и мужчина, хоть и глава семьи, но человек военный, приказам вышестоящего командования привык подчиняться. Сказано нет, значит, нет. Это на службе он когда-то был генералом и сам отдавал приказы, а дома всегда считал себя рядовым бойцом, а теперь к тому же – демобилизованным бойцом.

Под баранинку Андрей допил водку. Он нисколько не захмелел, был совершенно трезвым, словно и не выпивал совсем, да и откуда ему, хмелю, взяться при такой закуске? Баранину в семье Инзариных уважали. Олег Алексеевич в начале своей военной карьеры долгие годы служил в Средней Азии – в Узбекистане, – а потом в Северокавказском военном округе. Воевал в Афгане. Так что баранина стала для него и для его семьи блюдом почти национальным. Андрей умял две порции, вызвав очередной взрыв материнской любви и сострадания к его «святым мощам». Алёна к баранине столь пламенных чувств не испытывала. Она была из местных, и предпочитала рыбу и морепродукты. Но из уважения съела маленький кусочек. Алёшка же вообще к мясу не притронулся, оставлял место для торта и десерта.

Пока женщины убирали со стола грязную посуду и недоеденные салаты, а мальчик смотрел мультики, Инзарин-отец и Инзарин-сын уединились в генеральском кабинете, чтобы передохнуть перед чаем (подождать, чтобы жирок завязался, как говорила мама) и предаться пагубной привычке – курению. Андрей с удовольствием закурил – в кабинете отца, перед камином, имеющем хорошую вытяжку можно. Разрешается. Естественно, при обязательном условии – дверь в кабинет должна быть закрыта. Во всех других помещениях, даже в туалете, нельзя, а в кабинете можно. Это было одним из элементов домашнего уклада, при котором главное – порядок и неукоснительное соблюдение установленных раз и навсегда правил.

Олег Алексеевич тоже вытянул из пачки сигарету, но курить не стал, только понюхал и засунул её обратно. Отец не курит уже три года. Бросил решительно и бесповоротно, по-военному. Без мук и сопливого нытья. Поводом к тому был четвёртый инфаркт и рекомендация военврача.

– Что у тебя на работе? – спросил Олег Алексеевич у сына, усаживаясь в широкое кожаное кресло в глубине кабинета, стоящее за огромным столом, похожим на бильярдный, благодаря такому же изумрудному суконному покрытию.

Андрей пожал плечами:

– Нормально…

Наверное, прозвучало неубедительно.

– Вижу, что не нормально. Что, начальство не ценит?

– С этим, мне кажется, всё в порядке.

– Что тогда? – настаивал отец. – Мало платят?

– Как везде: сколько заработал – столько и получил. – Андрей выпускал дым в каминную пасть. На отца он не глядел – боялся, что едва посмотрит ему в глаза, как тут же придётся во всём сознаваться. – Закон рыночной экономики: за красивые глаза никто платить не будет…

– Да уж, глаза у тебя, как у великомученика на иконе. Не нравиться мне, как ты выглядишь.

– Устал просто. Вот отдохну месячишко…

– Вот об отпуске твоём я и хотел поговорить. Как планируешь отдыхать? Активно или пассивно?

– Особых планов нет, – пожал плечами Андрей, по-прежнему не глядя на отца. – Кроме одного небольшого планчика, я тебе рассказывал: мы с Алёной решили на недельку сгонять в Японию. Может машину посвежей и побольше присмотрим. Мама согласилась с Алёшкой неделю посидеть.

– «Джип» решил брать?

– Внедорожник, – поправил отца Андрей. – «Джип» – это американская марка. Конечно, в Японии «Джипы» тоже есть, но я хочу «Лексус» или «Хариер».

– Машина – дело нужное, – согласился Олег Алексеевич. – Но я, вообще-то не о машинах японских с тобой поговорить хотел… Когда, говоришь, вы на острова собрались?

– Числа двадцатого.

Отец придвинул к себе настольный календарь.

– А две недели перед поездкой, чем будешь заниматься?

– Особых планов нет, – повторил Андрей. – Может, к родителям Алёниным в Славянку прокатимся. – Он выбросил в холодную топку камина докуренный до фильтра бычок и повернулся к отцу. – Тёща по Алёшке соскучилась. Тесть на рыбалку зовёт – скоро кета попрёт.

– А с отцом на рыбалку съездить не желаешь?