Российские этюды – 2

– Молодой человек, попробуйте колбасу нашего комбината. Она очень вкусная, в ней нет ГМО.

– А чего еще в ней нет?

– В ней ничего нет!

***

Прокатился на автобусе. Ничего, но никакого сравнения с трамваем. Трамвай независим. Он катится в параллельной вселенной, в нем по-другому течет время. И люди там едут особенные. Уверенные в следующих десяти минутах.

На даче Капитана

С Капитаном приехали в Новый Иерусалим. Тут все красивее, чем в старом. Красоту охраняют мальчики в темных костюмах. Стены монастыря покрашены в праздничный белый цвет. Мы с капитаном спрашиваем у Сергея – скульптора, который участвовал в конкурсе на реставрацию Воскресенского собора:

– Почему белый, а не оригинальная кирпичная кладка?

– Во-первых, это чистенько и светленько. Во-вторых, всегда можно сослаться на исторический период, когда что-то во что-то красили.

Сергей Косминский – талантливый скульптор. Его талант уникален тем, что, начиная работать, он думает не образами, а текстами. Обычно в скульптурах одна мысль. У Сергея – история. Из его мастерской в поселке под Истрой не хочется уходить. На полках множество историй – простых и с закрученными сюжетами. От его Диогена я не мог оторваться.

– Сергей, можно я дам твой телефон друзьям?

– Можно, но у меня простая Нокия, кому она нужна?

Две красавицы кошки внимательно слушают наш разговор. Мы говорим о спасении мира, как нам жить дальше и как любить.

***

Дача Капитана на улице Адмирала Ушакова. Ну назвал Капитан улицу своим именем. И что такого? Как улицу назовешь, так на ней и жить будешь.

***

Дальняя дача Капитана. Как сейчас прекрасно в лесу, да еще после сытного капитанского завтрака. Тишина такая, что слышно, как растет трава, раздвигая прошлогодние листья.

– Капитан, я сейчас скажу литературным штампом. Это воздух можно пить.

– Надо сфотографировать твою счастливую морду.

– Вот ты сейчас взял и всю весеннюю романтику испортил.

Утром пошли к колодцу за водой.

– Почему нельзя из крана?

Капитан перечислят ионы металлов, которые коварно плавают в водопроводной воде. Набираем воду из колодца. Без ионов.

На даче нельзя пить чай из пакетиков. Пакетики – это для города с его скоростями и рассеянностью мыслей. На даче нужно не спеша рассматривать набухающие чаинки в стеклянном заварочном чайнике и обсуждать, какой чай лучше: с чабрецом или бергамотом. И еще на даче нельзя лупить по клавишам. Запах разогретых елок и фиолетовые пятна апрельских берез на небесной голубизне требуют блокнота с линованными страницами и красивой ручки. Вроде и мыслей нет, кроме как «об поспать после обеда», но все написанное кажется невероятно умным и значительным. Медленно и красиво думается вдали от большого города. Тишина. По траве скачет счастливая лягушка. Трясогузка качается на березовой ветке и осуждающе меня разглядывает.

Из рассказа Капитана. Во время консилиума врачей:

– Пьете? Курите?

– Нет.

– Возможно из-за этого у вас проблемы с сердцем.

– А если бы я пил и курил?

– Тогда бы я развел руками, и вы бы всё поняли без слов.

***

Капитан дал прочитать книгу о парусном спорте – впереди месяц на яхте. Бумажные книги не читал уже лет пять. Книга старая, пахнет пылью и микробами. На ней нет кнопок, чтобы увеличить шрифт. Нельзя копировать текст в файл. Чувствую себя человеком из прошлого. Тянет зажечь свечи и обмакнуть гусиное перо в чернильницу. Но капитан суров:

– Хоть что-то поймешь о жизни на яхте. Поход на яхте – это не времяпровождение, а другой стиль жизни. В прошлом году ты только начал осваиваться, главного еще не понял. Не уловил сути и не выучил все термины.

Я киваю и листаю пожелтевшие хрупкие страницы. Экзамена по книге не будет. Будет укоризненный капитанский взгляд, если он не почувствует моего восторга, когда о борт ударит первая волна и ветер надует паруса.

Из блокнота

Сколько раз я давал себе слово не жить в Москве старыми воспоминаниями. Город стал другим – богатым, красивым, шумным. Но что могу поделать, когда на полке «Перекрестка» лежит сырок «Дружба». Тот самый, о котором мечтал в походах по Кавказу. Полагалась половина сырка к вечернему чаю. И ничего вкуснее представить было невозможно. Не удержался и схомячил «вечернюю» половину сырка на трамвайной остановке. Потом сидел на современном синем сиденье, смотрел в окно на незнакомые магазины и рестораны, вспоминая, как шумит Терек в Дарьяльском ущелье.

И Терек, прыгая, как львица,
С косматой гривой на хребте…

– Гривы у львов, а не у львиц, – говорю я.

– Терек только прыгал, как львица. Львица – главная добытчица в львиной семье. А грива у Терека своя, к львицам отношения не имеет. И вообще – не умничай!

***

Нашел новое философское место в Москве. Это лавочка на холме в саду усадьбы Льва Толстого в Хамовниках. Даже не верится, что рядом шумный город. Лев Николаевич жил в правильном месте. Вокруг одуряюще пахнут синие цветы. Гугл подсказал, что одуряюще пахнут голубые пролески. Фиолетовые крокусы скромнее.

Смотрю на стол писателя. За этим столом с балясинами были написаны «Воскресение», «Крейцерова соната», «Отец Сергий». Почему-то мне это было важно узнать и увидеть.

Я уважаю Толстого, хотя такой восторженности, как к Лермонтову или Гоголю, у меня к нему нет. Но он велик. И был обожаем поклонниками. Когда Лев Николаевич уезжал из Хамовников в Ясную Поляну, то у ворот собирались толпы, чтобы увидеть гения. На Курском вокзале толпа на перроне скандировала просьбу показаться в окошке вагона.

Представил современных писателей, грустно бредущих в магазин. Никем не узнанных.

***

Еду на эскалаторе. Смотрю по сторонам. Девушки теперь обнимают любимых, не выпуская телефона из рук.

***

Дома выпивали и жарили картошку с другом. Он рассказал о наших староверах в Америке. Они покинули Россию почти 400 лет назад. Скитались по разным странам, пока их не приютила Америка. Живут в городе Эри на берегу одноименного озера. Он там был, беседовал со стариками. Они хранят веру и русский язык. Со времен Никона! Но, похоже, они последние. Молодежь уже говорит по-английски. 400 лет жили по своим законам, но натиска гаджетов 21-го века не выдержали.

– А что ты нового узнал о смысле жизни?