Российские этюды – 2

***

В музее Набокова. На стене фотографии домов, где он жил в Америке. Я насчитал десять. Похвастаюсь, что был в долине Аризоны, где Набоков ловил бабочек. Там красиво и без бабочек – красные скалы, голубая вода…

Почему-то обидно, когда писатель тратит время на бабочек, кухню, рыбалку… На женщин – нормально. Это жизнь. Но вот бабочки!

Хорошо, что меня никто не спрашивал.

***

«Большой» дом на Литейном. Сначала не понял, что это «тот самый». Спрашиваю у полицейского, мерзнущего на ветру:

– А что было в этом доме?

– Что надо, то и было.

– А до революции?

– Ничего интересного.

И взгляд такой усталый, колючий.

***

На доме (Чайковского, 29) написано, что это особняк Трубецких, потом Нарышкиных, но юный следопыт знает, что этот дом был построен для Абрама Петровича Ганнибала (арапа Петра Великого).

Кстати, о таинственном. В 2012 году здесь нашли клад Нарышкиных. Они покинули Россию в 1917, им было не до клада.

***

Беседа о Есенине:

– Как можно сравнивать поэзию с прозой? Никак! Поэзия – это живопись слов. Поэт думает над каждым словом, страдает. А прозаики только по клавишам стучат.

– А как же Гоголь, Флобер?

– Они в душе были поэтами.

***

В Питере вспоминаю санаторий в Юрмале. Первый визит к врачу:

– Вам надо делать массаж шеи и плеч. Это улучшит кровообращение и работу мозга.

– У меня мозг работает отлично.

– Это вам кажется, если вы отказываетесь даже от бесплатных процедур.

Мозг в Питере работает плохо. Только картинки может рассматривать. Зря я отказался от массажа шеи и плеч.

***

Обожаю питерские дворы. Эстетически обожаю. Полюбоваться хорошо, но не представляю свое детство в таких колодцах. Особенно сейчас, когда они забиты машинами. Но все равно обожаю.

***

Малая Конюшенная. Памятник Гоголю. Мог ли Николай Васильевич предполагать, что долгие годы будет смотреть на Невский?

Гоголь восхищался питерскими вывесками. Согласен с его восхищениями. Категорично считаю, что по креативности вывесок Питер занимает первое место в мире.

Москва в декабре

Москва, декабрь. Из блокнота.

Зашел в книжный магазин на пр. Мира. Увидел стеллажи с российской фантастикой. Посмотрел одну полку, другую… закружилась голова. Пошел вдоль «фантастических» стеллажей. Насчитал 25 шагов. Сказал: «ой!» И тут начались стеллажи с зарубежной фантастикой. Это добило вконец.

Затаился около кассы, стал наблюдать, что покупают. При мне покупали большие детские книжки с картинками.

Вышел на свежий воздух, глотнул туману, наступило просветление. Прохожие шли по мокрым тротуарам и несли белые пакеты с едой. Приближалось время субботнего обеда.

***

Проснулся во мне мастер, понадобилась рулетка. Куда едет юный путешественник за рулеткой? В «Золотой Вавилон». Ибо от любимой кроватки до него три остановки на любимом 17-м трамвае.

Вавилон ошарашил. Видали мы моллы, но такой и во сне не приснится. До рулетки надо было идти километр мимо сверкающих лавок, где торговали ненужностями накрашенные девушки с немАсковским говорком. Тут бы ввернуть философскую мысль о мирской суете и погоне за лишним, о мудром японском стиле ваби-саби, но другая мысль билась пульсом в висках – с сединой в бороде и бесом во всех костях ты понимаешь, что иногда надо жить для себя.

Когда мы с первой женой отхватили квартиру на Ленинском проспекте, то начали ее обустраивать для гостей. Чтоб им, паразитам, было удобно выпивать, закусывать, танцевать, отдыхать и заниматься глупостями. Теперь все по-другому. Сейчас в моей комнате огромное место занимает кровать. На нее много гостей не уложишь. И не надо.

Кстати о рулетках. Продавались китайские и американские. Их везли в Москву через моря и горы. Тысячи километров. Это так, о международном разделении труда.

***

Не догнать Америке Москву по прибамбасам. На моей трамвайной остановке бесплатный вай-фай. Нет такого в Америке. Я, правда, не понял – зачем? У всех в телефонах мобильный интернет. Он в Москве копейки стоит.

– Тебя не спросили, – проворчал внутренний голос.

***

Был в мебельном (й) шоурум. Теперь «шоурум» – русское слово. Перестал чему-либо удивляться.

– Почему у вас диван розового цвета?

– Это для девочек.

– Но формы у него брутальные.

– Это для брутальных девочек.

***