Нормандия и Бретань

Комната, в которой родился Гюстав Флобер

Зная отточенный стиль Флобера, я предполагал, что у него был каллиграфический почерк. Так и оказалось. Позавидовал.

Особенно хороша в доме лестница. На вертикальных поверхностях ступенек написаны цитаты из флоберовского «Словаря прописных истин». Помню, как в школе с приятелем Юркой мы учили этот словарь наизусть, чтобы блистать остроумием при знакомстве с девушками. Тогда мы еще не знали, что чужое остроумие – это не остроумие, а просто хорошая память.

По дороге назад думал о Флобере. Ведь могут же некоторые писать, имея тусклую жизнь. Несколько мимолетных романов, брошенный университет, ни жены, ни детей. Ни дня не работал. Проедал наследство, живя затворником в доме на берегу Сены недалеко от Руана (этот дом не сохранился). Писал он не для денег, как Бальзак. Не искал славы и почестей. Никуда не торопился, оттачивая стиль.

Смешно сейчас слышать жалобы на какую-то цензуру. Давайте перенесемся во Францию середины 19-го века. Флобера судили за безнравственность романа «Госпожа Бовари». Ругали, например, за описание поездки Эммы и Леона в карете с закрытыми шторами. Самыми «неприличными» словами в этом описании были такими: «…из-под желтой полотняной занавески высунулась обнаженная женская рука и выбросила горсть мелких клочков бумаги». Все остальное в этой части романа – описание по каким улицам Руана носилась карета.

Перечитал этот эпизод. Улицы, по которым без остановки мчалась карета, стали знакомыми. Булыжные мостовые, фахверковые дома, медленная Сена, мосты, набережные, соборы… вот об этом в следующей части.

По Руану

Бродить по незнакомому городу можно с целью или без цели. В Руане у меня было четыре цели:

– собор Руанской Богоматери и дом, где снимал квартиру Клод Моне, когда писал виды собора;

– места, связанные с Жанной д’Арк;

– дом, где родился и вырос Гюстав Флобер;

– художественный музей.

Остальное было по принципу: что успею, то и хорошо. После посещения музея появилась еще одна цель: найти место, изображенное на картине Жана-Батиста ван Мура, которую мы увидели в музее. Есть у меня такое хобби: взять старую фотографию или картину, а потом посмотреть, как выглядит это место сегодня. Смотришь, сравниваешь и чувствуешь прошедшие годы или века.

Жан-Батист ван Мур, 1819—1884. Бельгийский художник, школа романтизма. Известен картинами Венеции и акварелями старых кварталов Брюсселя.

Место нашлось быстро. Совсем рядом с Художественным музеем. Храм, изображенный ван Муром, это церковь Святого Лаврентия – сейчас там музей Металлических изделий (МС туда зашла, сказала, что интересно). Справа на фотографии Художественный музей, которого не было во времена, когда писалась картина. Разница между фотографией и картиной около 170 лет. Сравните, сколько людей было на улице в середине 19-го века и в начале 21-го. Удобные уютные квартиры, телевизоры и компьютеры сделали нас домоседами.

Церковь Святого Лаврентия в Руане

Весенний Руан прекрасен. Цветущие деревья, полупустые улицы, свежий ветер, дышится легко. Две тысячи фахверковых домов с каменными первыми этажами. Во многих домах верхние этажи нависают над улицей – раньше платили за площадь фундамента. Такие дома запретили в 1520-м году – они затрудняли проветривание улиц. Так что если видишь фахверковый покосившийся дом с нависающим вторым этажом, то значит, он был построен во времена, когда Жанна д’Арк еще не совершила своих подвигов.

В старом центре Руана

В одном из таких старых домов Руана родился известный драматург Пьер Корнель. Кто такой Корнель? Многие знают его по книге Венички Ерофеева:

«Как в трагедиях Пьера Корнеля, поэта-лауреата: долг борется с сердечным влечением. Только у меня наоборот: сердечное влечение боролось с рассудком и долгом. Сердце мне говорило: „тебя обидели, тебя сравняли с говном. Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как сука“. Так говорило мое прекрасное сердце. А мой рассудок? – он брюзжал и упорствовал: „ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь“».

Пьер Корнель, 1606—1684. Французский поэт и драматург, отец французской трагедии. Автор более 30 пьес.

В Руане великие не только рождались, но и погибали. Наверное, многие из вас, особенно в молодости, увлекались поэзией Верхарна:

Совсем уйти в себя, – какая это грусть!

Стать как кусок сукна, что без рисунка пуст.

Уйти в себя, молчать, не отзываться,

И где-то в уголке лениво разлагаться.

Какая грусть!.. убить желанье жить

И перестать знамена жизни вить.

Вот такой сплин, такая загадочность… Представьте: вечер, дождь, редкие фонари на улице, осенние листья в лужах, поднятый воротник, ты идешь такой мокрый, задумчивый, никем не понятый… Потом, к счастью, это проходит.

На улице Больших часов в Руане

А теперь грустное: идет Первая Мировая война, Верхарн погибает в Руане на вокзале: толпа вытеснила его с перрона под колёса прибывающего поезда. Я на руанском вокзале не был. Туда сбегала МС и сказала, что он прекрасен. Я ей поверил, конечно.

Эмиль Верхарн,1855 – 1916. Бельгийский франкоязычный поэт и драматург, один из основателей символизма.

Все туристы рано или поздно приходят на улицу Грос Орлож (Больших Часов) сфотографироваться на фоне арки старых городских ворот, над которыми находятся знаменитые астрономические часы 14-го века. Минутной стрелки на часах нет – в средневековье к минутам относились снисходительно. Почему часы астрономические? Над ними устройство (окулус), показывающее фазы луны. Раньше это было важно – ведь многие чудотворные снадобья надо было употреблять, например, только при молодой луне. А в полнолуние нельзя было засыпать под лунным светом – так и в оборотня можно превратиться. В этом месте надо не только сфотографироваться, но и полюбоваться резьбой по камню. А с другой стороны арки нужно восхищаться резьбой по дереву на колоннах при входе в магазинчик Calcedonia. Да что говорить, если не носиться, не чуя под собой ног, то в старых кварталах Руана можно сделать множество открытий. Надо только остановиться, внимательно оглядеться и «медленно умереть от счастья», как любил говорить мой капитан, с которым мы бороздили просторы ладожских шхер (см. книгу «Ладога»).

Дворец Правосудия в Руане

Помните рассказа Мопассана «Пышка»? На одной из иллюстраций Taty Payansky к этому рассказу можно увидеть Астрономические часы Руана. Дилижанс с героями рассказа отправлялся из Руана, занятого прусскими войсками, в Гавр, который еще контролировался французской армией. Руан появился в рассказе не случайно. Мопассан хорошо знал этот город, он окончил тут лицей, здесь же познакомился с Гюставом Флобером, который стал его литературным наставником.

Интересно, что упомянутая иллюстрация (легко найти в сети) очень романтична. Огромная арка, пустынная улица, маленькие фигурки внизу. В жизни романтики почти нет: рядом современные магазины, толпа туристов на улице, да и арка не такая грандиозная, но красивая. МС долго не могла от нее отойти, разглядывая барельефы и скульптуры нижней стороны свода.

Если убрать из Руана кафедральный собор Нотр-Дам, то город останется таким же красивым и интересным. Вот, например, аббатство Сент-Уэн у здания мэрии, где раньше было общежитие монахов. Мы подошли к церкви аббатства и, признаюсь, впечатлений было не меньше, чем около руанского Нотр-Дама.

Улицы в Руане

От Дворца правосудия невозможно отойти. Гаргульи и пинакли (декоративные башенки), на стенах следы от пуль и осколков – здесь печально перемешалась поздняя готика начала 16-го века и век двадцатый. Многие столетия в здании располагались суд и парламент Нормандии. Мне нравится, как называют такой стиль: «пламенеющая готика».

Аббатство Сент-Уэн в Руане

Мосты через Сену прекрасны. Вышли на мост, с которого был развеян прах Жанны д’Арк. Сена по ширине тут похожа на Москву-реку около Кремля. Вдали холмы из белого известняка, покрытые лесом. С одного их холмов Моне написал вид на город: все в пылающем тумане, из которого торчит шпиль кафедрального собора. Жаль, что у нас не было времени сбегать на это место. Вообще три дня на Руан – это катастрофически мало, если хочешь прочувствовать город. Тут надо не спеша обойти все улицы старой застройки, устать, перестать что-либо воспринимать и сказать себе, что вот теперь наелся досыта, труба зовет в дальнейший путь.

Двор церкви Сен-Маклу в Руане

Зашли посмотреть на церковь Сен-Маклу и попали в уютный дворик, окруженный галереями. Резные колонны, фахверк, дерево посреди двора растет… Но что-то странное в этих колоннах, странное и в воздухе, ощущается какое-то беспокойство. Специалисты по неизведанному сказали бы, что тут разлита отрицательная энергия (не знаю, что это такое). Оказалось, что мы стоим на месте старого чумного кладбища. Эпидемии чумы были страшными, кладбище стало слишком маленьким, и было решено построить вокруг него три галереи, в которые перенесли кости из более ранних захоронений. С четвертой стороны квадратного кладбища построили христианскую школу для бедных мальчиков. Последние 70 лет в ней располагалась художественная школа, которая переехала в более жизнерадостное здание в 2014-м году. Костей в галереях, конечно, уже нет, но биополе там довольно унылое.

Еще раз с удовольствием повторю, что Руан красивый город, по которому можно ходить часами и постоянно делать маленькие открытия. Но время поджимало, впереди была поездка в Живерни, к дому, где Клод Моне провел половину своей жизни.

Клод Моне в Живерни

«Мне казалось, без каталога не догадаться, что это – стог сена. Эта неясность была мне неприятна: мне казалось, художник не вправе писать так неясно. Смутно чувствовалось мне, что в этой картине нет предмета. С удивлением и смущением замечал я, однако, что картина эта волнует и покоряет, неизгладимо врезывается в память и вдруг неожиданно так и встанет перед глазами до мельчайших подробностей».

Церковь в Живерни

Это написал Василий Кандинский, увидев картину Клода Моне на выставке французского искусства в Москве в 1896-м году. Я его понимаю, всегда задерживаюсь в музеях у картин из серии «Стога». В этой серии 31 картина – разное освещение, разные времена года… Моне начинал писать рано утром, потом, когда освещение менялось, он начинал новую картину, заканчивая предыдущую на следующий день, при похожем освещении. Иногда он одновременно работал над пятнадцатью картинами.

Непостоянство света – это еще не вся проблема. «Модели» Моне могли просто-напросто исчезнуть. Местные жители вспоминают историю, как однажды утром один крестьянин приблизился к своему стогу с вилами, чтобы погрузить его на подводу, и увидел возмущенного художника, стоящего у мольберта. «Даю тебе 50 франков, если ты придешь сюда только через два дня», – сказал он. Крестьянин и художник оба остались довольными.

Полотна из серий «Стога» и «Тополя» были написаны в окрестностях маленькой деревушки Живерни, где Моне в 1883-м году сначала арендовал, а потом купил дом с большим яблоневым садом – прежние хозяева тут делали сидр. Было художнику тогда 43 года и ровно столько же он прожил в этом доме. Моне решил окончить кочевую жизнь и обосноваться в тихой сельской местности, когда из окна поезда он увидел деревушку, речку, зеленые холмы… Все это мы теперь видим на его картинах.