Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

Ехать в кузове грузовика было весело. Первокурсников раскачивало из стороны в сторону, как при сильном шторме, но недовольных не было. Кто-то сидел на лавках, сколоченных из досок, кто-то – у кого-то на коленях, а счастливчики стояли за кабиной грузовика, чтобы почувствовать дух перемен. Хотя перевозить студентов в кузове грузовика не полагалось, но за исполнение правил безопасности отвечал руководитель студенческого отряда, поэтому шофер не переживал. Если из кузова вывалится какой-нибудь студентик на дорогу, то так тому и быть.

Юноши и девушки с весельем принимали романтику новой студенческой жизни, незаметно присматривались друг к другу. Сельскохозяйственная практика воспринималась счастливчиками, поступившими в медицинский вуз, как поездка на курорт, где езда по проселочным дорогам совхоза на грузовике являлась одной из обязательных курортных процедур.

– Отдай! – после короткой паузы утвердительно ответил Шурик Петров девушке, которая предлагала ему любовь по дороге на картофельное поле. Было видно, что он пребывал в некотором замешательстве, ибо в его ответе слышался двойной смысл: один – отстань, дура, и без твоей любви тошно, а второй – продолжай-продолжай, посмотрим, что из этого выйдет.

– Она в грязи… – еле слышно проговорила Вера, и ее непослушный язык сам дивился смелости хозяйки.

Теперь пауза затянулась.

Шурик не знал, что отвечать ему дальше и стоило ли вообще реагировать на эту сумасшедшую абитуриентку в куртке монтажника. С первых дней сельхозпрактики Шурик получил звание «хам номер три», но никак не звание «Дон Жуан, номер первый». Парень оглянулся по сторонам, опасаясь подвоха, но всё студенческое братство одержимо пело, глотая дорожную пыль: «Наш адрес не дом и не улица! Наш адрес – Советский Союз…». Вдохновленные раздольем совхозных угодий, студенты не обращали никакого внимания ни на Шурика, ни на его соседку в белом платочке, подвязанном под подбородком.

Перегруженный пассажирами грузовик лениво пылил по полевым дорогам совхоза «Карагандинский». Картофельные поля, перерезанные прямыми линиями арыков и высокими рядами стройных тополей, казалось, не имели ни конца ни края.

Бывают в жизни такие ситуации, которые ставят в тупик и таких крутых парней, каким считал себя Шурик. Вера этого не знала, ее чуть раскосые глаза, в которых отражалось небо, мелькающая зелень и растерянность самого юноши, вдруг вспыхнули задорной радостью, и она уже без стеснения и страха быть неправильно понятой прочитала стихотворение Роберта Рождественского.

– Отдай в грязи!..

– Я погадать хочу…

– Гадай.

– Еще хочу спросить…

– Спроси!..

– Допустим, постучусь…

– Впущу.

– Допустим, позову?

– Пойду.

– А если там беда?

– В беду!

– А если обману?

– Прощу!

– «Спой!» – прикажу тебе…

– Спою!

– Запри для друга дверь…

– Запру!

– Скажу тебе: убей!

– Убью.

– Скажу тебе: умри!..

– Умру.

– А если захлебнусь?

– Спасу!

– А если будет боль?

– Стерплю!

– А если вдруг – стена?

– Снесу!

– А если – узел?

– Разрублю!

– А если сто узлов?

– И сто!

– Любовь тебе отдать?

– Любовь!..

– Не будет этого!

– За что?!

– За то, что не люблю рабов.

На высоте своего поэтического апофеоза Вера торжественно посмотрела на соседа, который никуда не делся, а по-прежнему сидел напротив нее, и этот факт несказанно обрадовал девушку, тем более что во взгляде паренька читалось «бирюзовое» любопытство. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча, только иногда посматривая друг на друга, как бы исподтишка.

Грузовая машина остановилась на поле, по которому уже прошлась картофелекопалка, и богатый урожай картошки белел крупными клубнями на совхозных грядках. Студенты весело спрыгнули с грузовика, а Вера долго примерялась к высокому борту, потом неумело вывалилась на дорогу, по которой уходил от нее Шурик в компании с другими ребятами, и ее сердце вдруг зашлось от счастья: она была услышана родственной душой. О чем думал юноша, Вера не знала, а она думала только о нем.

«Я влюбилась с первого взгляда. Это будет моя сердечная тайна, которую я сберегу как зеницу ока. Я буду над ней чахнуть, как Кощей Бессмертный над своим несметным сокровищем. О, как прекрасно иметь на сердце такую чудесную тайну!!!».

Администрация совхоза разместила будущих медиков в нежилых домах на окраине села, где Вера первой забежала в самую дальнюю комнату и выбрала для себя кровать, стоящую посередке. Тумбочек на всех не хватало, поэтому студентки хранили свои вещи в сумках. Соседкам по комнате пришлись по душе и Верина простота в общении, и веселость характера, и щедрость ее души, ибо делиться всем, что у нее было в наличии, соответствовало ее коммунистическому воспитанию.

Оказалось, что Вера была самой младшей первокурсницей среди соседок и самой неприспособленной к жизни в походных условиях. Содержимое ее дорожной сумки уже на третий день напоминало запутанный бельевой ком, в котором невозможно было что-либо отыскать. Такой беспорядок в вещах сильно удивлял и саму Веру, поэтому в своей сумке она рылась без свидетелей, стараясь на ощупь найти необходимую ей вещь.

С постирушками, которые устраивались студентками по субботам, Вера совсем оплошала. Стирка на природе вдохновляла ее больше на поэзию, чем на труд. Острый запах туалетного мыла, тополиная тень, журчание воды в арыке, порхание на ветру выстиранных трусиков и беленьких платочков, развешанных на ветках, будили в ее душе ностальгию по дореволюционной жизни ее народа.